3
В понедельник солнце освещало тихое, спокойное озеро. Легкий ветер шелестел в верхушках высоких камышей и слегка рябил воду на плесе.
Было уже около десяти часов утра, когда, верный своему слову Павел Иванович подъехал на своей бойкой лошадке к привалу у стога. Он слез, забросил вожжи за вбитый колышек и оглянулся. Под стогом никого нет. Вот вещевой мешок Николая, а вот и его ружье. Где же он сам? Ну, без ружья ушел недалеко!
- Николай!.. Хо-оп, хо-оп! Эге-ге!
Павел Иванович отнюдь не в хорошем расположении духа. Сегодня утром он обнаружил во второй тракторной бригаде хоть и мелкие, да все же неполадки. А если бы завтра в поле? И бригадир хорош, у него все так точно, все готово. А на деле? "Сменю", - думает Павел Иванович. Так ему и сказал, что только до следующего раза. Кузнецу хватит работы на весь день - крюк сварить у одного "Сталинца", а у "Коммунара" сменить звено правой гусеницы.
Хоть все эти дела поправимые, но Павел Иванович со вчерашнего дня злится главным образом на самого себя. "Командир полка должен за все отвечать", - это его любимая поговорка, "моя деловая формула" - как он сам говорит.
Крепко и кстати сказанное это выражение довелось ему впервые услышать от одного из тех, кому была поручена оборона столицы великой страны. То было поздней осенью памятного года, в блиндаже около дороги.
Хоть сказано было это не Павлу Ивановичу, тогда молодому офицеру, а запомнилось крепко, на всю жизнь. Он сделал эту истину мерой своих поступков, командуя ротой, батальоном, а под конец и полком. После демобилизации, вернувшись домой, этими словами он ответил на доверие односельчан. Павел Иванович внушил, "довел" эту простую, дельную мысль до всех бригадиров, звеньевых, трактористов - командиров и солдат многосложного и умного хозяйства земли. О них в районе и в области говорили - в Лебяжьем у нас своего полка командир.
- Николай Сергеевич… Э-ге-ге!
Впрочем, привезенные другу несколько жареных уток, хлеб, шаньги и бидончик с молоком можно оставить у стога и ехать на подготовку дальнего полевого стана, откуда завтра пойдет уборка.
Субботнее необычайное свечение луны сегодня мало занимает Павла Ивановича. Во-первых, никто ни на селе, ни в округе ничего особенного в ту ночь не видел. Во-вторых, если Николай этим интересуется, ему и книги в руки. Он инженер, начинающий ученый, поэтому пусть полком и командует.
А все-таки где же он? Павел Иванович решает пожертвовать еще несколькими минутами своего времени и идет к озеру, к тому месту, где в камышах проплыв на плес. Трава у воды и камыши неожиданно какие-то светлые, желтые.
Но прежде чем это наблюдение оформляется в его сознании, он убеждается, что ни лодки, ни приятеля у берега нет. Павел Иванович входит в неглубокую воду, идет в камышах по колено в воде, и скоро перед ним открывается широкий плес. Всюду необычно побуревшие камыши. Концы длинных перьев совсем желты. А друга все не видно.
- Хоп, хоп, хоп! Никола-а-а-й!
В голосе слышится тревога.
Напрягая зрение, внимательно осматривает Павел Иванович стены камыша, стоящие вокруг свободного водного пространства.
Дневной ветер гонит легкую рябь в дальний, северо-восточный угол озера. Всматриваясь, Павел Иванович находит резиновую лодку своего друга, вплотную стоящую у камышей. Хоть расстояние и немалое, но острое зрение помогает различить над бортом фуражку друга. Ну, не утонул… Ведь всякое бывает на озерах.
Но чего он туда забрался, и без ружья? На воде, прибитые ветром к отдельным камышинкам, кое-где видны неподвижные темные точки, похожие на кочки. Но кочек там нет, и опытный охотник угадывает убитых уток. Неприятное чувство беспокойства охватывает Павла Ивановича. Повторные оклики безуспешны.
Над камышами в дальнем углу озера появляется ястреб. Вот он скользнул над водой, схватил безжизненное тело утки и отлетел в сторону, в степь. Этот пришлый хищник был единственным, кажется, живым существом на озере. Ни одной гагары, ни одной водяной курочки на плесе, хотя это их обычное время.
Павел Иванович идет на берег за ружьем Николая.
Вернувшись к плесу, он стреляет, раз, другой… перезаряжает и стреляет вновь. Но четкие, резкие выстрелы бездымного пороха не вызывают в лодке никакого движения.
Теперь ясно Павлу Ивановичу - неладное что-то случилось с его другом. Выругав себя за непредусмотрительность - лодку дома оставил, а без нее никакой пловец не пробьется через густо заросшее камышами и подводными травами озеро, вскачь гонит он в село за лодкой и за помощником.
4
Часа через два Павел Иванович с племянником Петей, подростком лет четырнадцати, плыли, усиленно работая веслами, по озеру. Вот и Николай. Он лежит в лодке на спине, в неловкой позе. Голова со сдвинувшейся на лицо фуражкой лежит на мягком, круглом, надутом воздухом борту. Одно короткое весло осталось в уключине, другого нет.
- Николай, что с тобой? Очнись! - почти кричит Павел Иванович. Наклоняясь вперед, он поднимает фуражку и открывает побелевшее лицо друга. Ни кровинки, черты неподвижны, даже загар точно совсем сошел с лица Николая. Губы так побелели, что сливаются с кожей лица. Небритая щетина на щеках кажется очень темной.
Павел Иванович плещет на лицо друга холодную уже сибирскую августовскую воду.
Вот слегка дрожат и с тягостно медленным усилием приоткрываются веки. Бесконечно усталый взгляд останавливается на взволнованном лице Павла Ивановича. Николай пробует говорить. Наклоняясь к его лицу, друг слышит слабый шопот:
- …потеря сил… возьми мою записную книжку…
Глаза закрываются.
- Плохи дела, Петя, на берег!
Поспешно тянут Павел Иванович и Петя на буксире лодку с безжизненным Николаем.
Но вот Петя поднимает свое весло и подхватывает крупную кряковую утку, около которой вплотную проходит лодка.
- Нашел время, уток не видел, греби… - Павел Иванович бранится…
- Да смотри, дядя Павел, она вроде, живая.
- Не до уток, греби!
Павел Иванович с Петей осторожно подняли Николая и быстро отнесли его, вялого и тяжелого, как труп, к тележке.
Места для троих мало; уложив больного на подостланное сено, правя одной рукой и придерживая Николая другой, быстро возвращался в село Павел Иванович.
Пете поручено вытащить лодки, выпустить из них воздух, сложить и припрятать, захватить ружье и вещи Николая Сергеевича и пешком явиться домой.
Но у Пети свой план. Подумаешь, припадок, ну и отлежится. Гораздо больше занимает Петю возможность, открывающаяся вследствие внезапного обладания лодками и ружьем. У дяди Николая "штучная централка, кучно режет". Пете давно хотелось "стрельнуть" из этого ружья, а попросить мешал ему строгий уклад сибирской семьи - "баловство". Дядя Николай не станет считаться, если выпалить несколько патронов. Вот их сколько. Зато Петя ружье почистит и смажет. Он это умеет делать и знает важность ухода за оружием. Взяв ружье и большой патронташ, Петя отправился к лодкам.
Подобранная им утка лежит неподвижно. Петя взял ее и внимательнейшим образом осмотрел.
Куда же ей попало? Утка жива, глаза открыты и моргают, затягиваясь пленкой, если к ним прикоснуться. Под пером и пухом трудно найти маленькую ранку от дробины мелкого калибра. Петя положил утку в лодку и привязал ее веревочкой за лапку, чтобы не ушла, если отойдет.
На этом далеком от села озере Петя бывал редко. Камыши здесь особые, соображал он. На нашем домашнем озере весь камыш еще зеленый, а здесь уже желтеет и перья подсохшие. Видно, здесь вода другая. Впрочем, на вкус такая же, как и на домашнем озере. Чуть-чуть солоновата, но пить можно.
Вот и убитые утки. Дядя Николай хорошо пострелял.
Ветер принес его добычу к северо-восточному углу озера, и тела уток неподвижно лежат на воде, задерживаясь среди отдельных камышинок. Собирая уток, Петя все больше преисполнялся уважением к ружью дяди Николая. Все, видно, одной дробиной доставал, издали бил.
Немало собрал подросток уток и водяных курочек, подобрал и еще трех подранков. Несколько гагар были им оставлены без внимания. - Чего это он гагар надумал стрелять, они вкусом поганые… - говорил сам с собой Петя.
Но чужая добыча не так интересна, как своя. Окончив объезд, Петя вогнал лодку в камыши и решил ждать появления дичи. Но озеро совершенно безжизненно. Даже ни одной гагары. Петя стреляет в воздух, зная, что птицы иногда поднимаются от выстрела. Пустое озеро не нравится ему:
- Тоже, говорят… Наше домашнее лучше, там хоть лысок много. И камыши здесь плохи, вишь, уже пожелтели.
Петя тяжело нагрузился утками, ружьями и вещевым мешком Николая Сергеевича и отправился домой. Собранную добычу он бросить пожалел.