Так о чем бишь я? А, ну да, цистерны…
Цистерны стояли не очень плотно друг к другу и были порядком ржавые. Между ними в желтой траве торчали шпалы, похожие на ребра какого-то динозавра. Выглядело все как-то удручающе и заброшено. Сержант - старый говнюк - приказал начинать, а сам закурил. Ну, мы начали.
(Мужчина ненадолго умолкает.)
Тяжело было, помню. Даже втроем тяжело. Воздух из-за болот влажный, дерево отсырело, и каждая шпала весила, наверное, раза в два больше. Мы стаскивали их на свободный пятачок и складывали кучей. Ужей в траве была тьма, и у меня замирало сердце, когда они резво выскальзывали из-под шпал и сапог - не люблю я змей с детства. Дышать в противогазах уже через пять минут стало невозможно, мы их сняли. Следом сняли и все остальное, остались голыми по пояс, слишком уж пекло солнце - и плевать нам было, ракетное топливо в цистернах или газ "зарин".
(Короткая пауза.)
Лучше бы там был зарин.
(Снова пауза.)
Погода начала портиться где-то часа через три после того, как мы начали работать. Поднялся ветерок, который быстро свежел, откуда-то нагнало облаков, и солнце почти полностью скрылось за ними. Похолодало, и мы снова напялили "хэбэ", хотя уже почти не работали, так, вяло таскали по шпале раз в десять минут, постоянно глядя на наливающиеся тучки. Налетела мошкара, но почти так же быстро как появилась и исчезла.
Час спустя пошли чего-нибудь перекусить: все равно было ясно понятно, что сегодня работать больше не придется. Сержант притащил по банке тушенки на брата и по два ломтя хлеба. Пока ели, погода окончательно испортилась. Небо затянуло, ветерок стал не просто свежим, а уже, казалось, примораживал. Упали первые капли дождя, и вдруг все затихло. Мы даже посмеялись немного, мол, готовилось, готовилось, да ничего не выкакалось. Впрочем, каждый, наверное, понимал, что "выкакается", да еще как.
Я первым увидел пелену дождя, накатывающуюся с севера, с топей. Это было похоже на сплошную свинцовую завесу, и я, всю жизнь проживший в городе, даже не сразу понял, что к чему. Как завороженные мы смотрели на стену воды, обманчиво медленно катившуюся на нас. Выглядело впечатляюще, как будто мир вдалеке растворился в серой мути. А потом долбануло так, что я аж подпрыгнул на месте и чуть не наложил в штаны.
Сержант заорал, чтобы мы бежали в палатку, и сам тотчас рванул к ней. Мимо нас пробежали солдаты и начали натягивать брезент на какие-то ящики. Первый настоящий порыв ветра ударил нам в спину, и на миг возникло чувство, будто летишь. А потом нас догнала пелена дождя.
Промок я мгновенно. Нет, вы, наверное, думаете, что это такая фигура речи, да? Как в книжках? Так вот, ни черта подобного: только что я был сухой - ну, чуток потный - и вдруг стал мокрым. Абсолютно, я имею в виду, хоть выжимай.
(Снова пауза. Человек поднимает с земли что-то, подозрительно похожее на ножку стула, кидает в огонь. Сноп искр на мгновение "ослепляет" оптику камеры.)
К вечеру разыгралось не на шутку. Я таких гроз не видел за всю жизнь - думал палатки вокруг сдует нафиг. Молнии били прямо вокруг лагеря. Выбегал поссать и думал о том, как бы тебя не смыло по пути, до того сильный ливень шел. Ну и ветер на открытом пространстве - сами понимаете, бежал и чуть ли не взлетал.
За ночь дождь поутих, но молнии сверкали все так же, если не сильнее. Вся палатка озарялась этим голубовато-белым светом, будто боженька решил сфотографировать всех нас и использовал по случаю самую мощную вспышку из своего арсенала. Спать было некомфортно, холодно и сыро, но выбора особого не было. Где-то около двух вырубился свет: похоже, что одна из молнии все-таки долбанула в какой-то щиток или подстанцию. В темноте вспышки казались еще яростней. Уснул я ближе к утру, когда вся феерия пошла на убыль.
Часов в семь вылезли наружу. Все вокруг - палатки, трава, бетон, люди - мокрое и от этого еще более неприглядное. В дальнем от нас конце площадки с цистернами я увидел обгоревший обломок столба, неподалеку от которого толклись люди. Мимо прошли два солдата с противогазами в руках. Старшина матюгнулся сквозь зубы и пошел в ту же сторону; мы, естественно, следом.
Военные стояли полукругом рядом с одной из цистерн и что-то обсуждали. Еще издали мы заметил, что все были в противогазах, поэтому решили за благо натянуть свои. Встречавший нас вчера лейтенант что-то втолковывал одному из рядовых, махая рукой в желтых резиновых перчатках в сторону столба. Подойдя поближе, я понял, что произошло.
Ночью молния ударила в столб, и его верхний конец упал на ближайшую цистерну, ржавый бок которой не выдержал и треснул. Мутно-желтый поток похожей на гной жидкости вяло сочился через трещину и, стекая по железу, исчезал где-то в мокрой траве. Я, хотя и был в противогазе, невольно задержал дыхание - от того места, куда стекала жидкость, поднимался легкий парок.
Лейтенант сказал:
"Надо оттащить в стороны шпалы. Иначе…"
Я понял, что он имеет ввиду: жижа не могла спокойно перелиться за границу площадки, этому мешали три подгнивших бревна.
Лейтенант заметил нас с сержантом.
"А, это ты. Видишь, как оно вышло, не убрали вчера твои "орлы" все деревяшки…"
Сержант ответил в духе того, что, мол, никому это не было надо, и вообще начался дождь.
Лейтенант кивнул и сказал что-то вроде:
"Давай, сержант, бери перчатки и оттаскивайте эту хрень в сторону, а я…".
Сержант прервал его:
"А с какого мы должны лезть в ваши дела? У вас тут вообще-то ЧП, надо бы сообщить".
"Сообщить мы не можем, гроза повредила телефонную линию, а атмосферные помехи еще слишком сильные, рации только трещат впустую. И вообще, ты меня не дослушал: первое, это был приказ, а второе - я вам помогу".
Не знаю, какой именно довод из двух повлиял на нашего старшину. Он поиграл желваками и приказал нам одеть перчатки. Когда мы были готовы, лейтенант повернулся к нам и сказал:
"Испарения не опасны, краткосрочный контакт с кожей тоже. Хотя неприятных ощущений на следующий день поимеете, уж поверьте, я знаю, так что лучше не снимайте перчаток".
У меня на языке вертелся вопрос, для чего же нужны перчатки, если это всего лишь ракетное топливо?
Двое курсантов, наш старшина, лейтенант, один местный солдат и я подошли к шпалам. Теперь я видел вязкий гнойный блеск жидкости, собиравшейся у основания шпал. Лейтенант вышел вперед, присел на корточки и указательным пальцем прикоснулся к тоненькому ручейку, который уже тек в сторону жилого комплекса.
"Эй, может не стоит…" - начал старшина, но лейтенант перебил его.
"Я же сказал, вещество не опасно".
Не знаю как остальным, но мне чуть полегчало: если уж мужик, работающий здесь, не боится лезть руками в эту гадость… В общем, вы меня понимаете.
Нехотя мы подошли к шпалам. Сердце бухало, казалось, где-то возле горла: что ни говори, а страшно было так, что яйца превратились в два маленьких мраморных шарика. Я посмотрел на одного из парней, тот стоял, обняв себя руками, и смотрел на лейтенанта, стряхивавшего в траву густые желтые капли.
"Так, таскать будем все вместе, главное, не мешайтесь друг другу", - голос лейтенанта звучал глухо из-за противогаза. "Ты и ты" - он указал на меня и стоявшего рядом со мной курсанта, - "возьметесь за дальний конец. Мы с сержантом - за ближний. Остальные - посередине, помогайте как можете. Всем все ясно?"
Неразборчивое бурчание в ответ. Я только кивнул, в горле пересохло.
"Пошли!" - лейтенант махнул рукой.
Мы с парнишкой - черт, не помню имени! - прошли вперед. Дошли до края лужи и я, признаюсь, задержался, боясь сделать первый шаг. Сомнение длилось не больше нескольких секунд, но оно было. Я вдруг отчетливо понял, что добром это не кончится. Паренек прошел мимо меня и первым ступил в едва видимую лужу жидкости. Я сожмурил глаза и напрягся, ожидая, что сейчас он заорет и запрыгает на месте, стараясь стряхнуть с себя сапоги. В голове всплыл образ сыщика-мульта из я таю, таю!.. фильма "Кто подставил кролика Роджера", когда пераого залили "рассолом". Мысленно плюнув и немного повеселев, я осторожно ступил в растекающуюся лужу. Наверное, слишком расслабился, признаю, но кто бы на моем месте поступил иначе?
(Человек на экране замолкает, о чем-то задумавшись. Слышен только треск огня.)
Первую шпалу оттащили легко, без всяких проблем. Нашим концом она лежала не на земле, а на двух других деревяшках, так что все было просто. Мы отнесли ее метра на полтора и бросили в траву так, чтобы она не могла помешать. Потом направились за второй.
(Человек снова прекращает говорить, молчание длится с минуту.)
Я хорошо помню этот момент, не знаю почему, но он врезался мне в память. Я вряд ли скажу вам, что ел вчера на ужин, иногда я забываю свое отчество, но те пятнадцать-двадцать секунд помню весьма отчетливо. Даже слишком.
Я нагибаюсь за второй шпалой, лежащей на земле. Жидкость еще не дотекла до нашего края, я отмечаю ее блеск краем глаза сантиметрах в десяти от того места, где касаюсь подгнившей древесины. Паренек встает с другой стороны бревна и пытается просунуть руки в резиновых перчатках под шпалу. Я вижу, что его рука беспомощно скользит, шпала слишком глубоко вошла в землю, ее не ухватить с той стороны. Паренек дрожит, стеклянные "глаза" противогаза запотели, он, похоже, почти ничего не видит. Я толкаю его в плечо и качаю головой, мол, так ничего не выйдет. Он смотрит на меня, кивает - вроде бы понял. Хватает торец шпалы и делает попытку расшатать ее, выдернуть, как выдергивают гнилой зуб. Я хочу помочь, поэтому переступаю с ноги на ногу, хватаюсь за бревно и резко дергаю его на себя.