* * *
Утро для правителя началось с ярких лучей солнца, ударивших прямо в глаза из окон второго этажа. Найл встал, потянулся. Пригладил волосы. Болела спина, отвыкшая от столь жесткого ложа, да ныла затекшая левая нога.
Правитель постоял минут десять на месте, жмурясь на солнышке и прислушиваясь к происходящему вокруг. Точнее, к непроисходящему. Пауков больше из тоннеля не выносили.
Тогда Найл спустился к самому входу в подземелье, закрыл глаза, очищая сознание от посторонних мыслей, а потом протянул вперед раскрытые ладони…
Ничего. Абсолютная пустота черного бездонного колодца. Пустота, из которой выходят хищники с пустым сознанием… Ничего. Найл опустил ладони, некоторое время продолжая прислушиваться к темноте, потом сладко зевнул и направился к выходу.
Улица встретила правителя зябкой утренней прохладой. Найл поежился и, встретив удивленный взгляд надсмотрщицы, улыбнулся ей. Ощутив неясную странность происходящего, он попятился назад и почти бегом забежал обратно, в обширный холл шестиэтажного дома. Остановился перед входом в тоннель.
Да, действительно. Теперь он даже удивился тому, что сразу этого не почуял: из подземелья явственно веяло теплом. Нежное, вкрадчивое движение ласкового, бархатистого, почти живого тепла. Кто его выдохнул? Какой путь прошло оно по подземным лабиринтам, ничуть не остыв? И почему не остыв?
Загадок пока накапливалось куда больше, чем разгадок. Правитель решительно развернулся, вышел на улицу.
Вначале он отправился к дворцу Смертоносца-Повелителя, но, еще издалека увидев редкую цепь надсмотрщиц вдоль стен, повернул в сторону полей. Возле небольшого поста на дороге скопилась немалая куча металлических стержней, длинных палок, коряг - караульщицы скидывали туда все, что, по их разумению, считалось оружием. Правитель повернул к мосту. Там в будке из серого камня стоял крупный, почти седой паук, а перед ним - две надсмотрщицы. Если ко всему увиденному прибавить, как минимум, пять патрулей, попавшихся по дороге, то работу, проделанную принцессой Мерлью, следовало признать отличной. А он на нее еще и нафыркал ни за что - у Найла стало появляться чувство вины.
Он спустился к реке, скинул тунику. Тщательно выбил ее, положил на берег, а потом нырнул в спокойную прозрачную воду. Плавать он за год правления так и не научился, но подрызгаться любил. Когда стоишь по грудь в воде, трудно поверить, что недалеко отсюда, в песках, ледяных ночью и раскаленных днем, порою один глоток этой влаги может спасти человеку жизнь.
Найл вспомнил свое детство, прошедшее в вырытой под песчаной дюной норе, вспомнил Вайга, отца. Вспомнил путешествие в пустынный город, первую встречу с принцессой Мерлью, которая была всего лишь девчонкой. Вспомнил, как они боролись под азартные крики болельщиков…
Найл решительно выбрался из воды, надел тунику и отправился к дому принцессы.
- Рада видеть тебя в своем доме, Посланник Богини, - с холодной вежливостью приветствовала его принцесса, одетая на этот раз во все красное. - Надеюсь, ты не откажешься отобедать со мной?
Только после этих слов правитель осознал, что он уже полдня на ногах, а во рту еще ни крошки не было, и радостно закивал.
Стол в столовой оказался сервирован на двоих, и Найл ощутил некоторое удовлетворение от того, что про Манро он уже давно ничего не слышит.
Стены были затянуты бледно-розовым шелком, простенки закрыты резными пурпурными деревянными панелями. То ли древнее красное дерево, то ли местный мореный клен. А может, пластик - правитель плохо разбирался в таких материалах. Почти у самого потолка, напротив друг друга, висели две картины. На одной серебряный парусник мчался сквозь шторм по серебряным же волнам, на другой - трое каких-то мохнатых черных зверят играли у толстого поваленного дерева.
Окно выходило в сторону реки, причем пространство от дома и до дороги оказалось разбито на клумбы. Найл вспомнил грязную стену заброшенного дома перед своими окнами и, усмехнувшись, повернулся к принцессе. У девушки в ушах сверкали рубины, из волос выглядывала агатовая заколка. Неужели она и к обеду каждый раз переодевается?
- У тебя здесь красиво, - сказал Найл.
- В жизни человека все должно быть красиво, - сообщила принцесса. - Если человек живет в грязи и серости, значит, он не ценит собственной жизни, и уж тем более не способен ценить чужой.
У Найла появилось сильное желание прощупать сознание принцессы и узнать, намекает она на правителя или произнесла просто так.
- Кстати, Посланник Богини, - продолжала принцесса, - ты ни разу не посещал моего дома. После обеда я обязательно тебе его покажу.
Вошла Савитра, стала разливать суп.
Ели они молча, лишь пару раз обменявшись малозначительными фразами. Принцесса упрямо не желала начинать разговор. Холодный, хотя и предельно вежливый тон девушки уже начал царапать душу молодого человека. Он решил покончить с этим раз и навсегда, собрал всю свою решимость в кулак и произнес:
- Прости меня, пожалуйста, принцесса Мерлью. Вчера я невольно обидел тебя.
- Какие пустяки, - слегка раздвинула девушка уголки губ. - Я нисколько не обиделась. Ты уже поел? Тогда прошу тебя перейти в приемную. Я отчитаюсь о вчерашних событиях.
Упрямая отчужденность принцессы опять стала раздражать. Найл зло стиснул зубы и прошел за ней. Небольшую комнату разделял надвое тяжелый письменный стол со стоявшей на нем газовой лампой и медной чернильницей. Ручки для письма покоились в специальном держателе. Перед столом стояло два стула, а у стены напротив размещалась низкая кушетка с ворохом подушек. Над кушеткой висела большая картина с горами, выписанными в неестественных, розово-голубых, тонах. Стены были отделаны коричневым деревом, окно завешено коричневой шторой.
- Здорово! - похвалил, оглядевшись, Найл и сел на кушетку.
- Итак… - Девушка не стала садиться рядом с ним, а зашла за стол. Отметив это про себя, Найл стиснул челюсти еще сильнее. - Итак, толпа, направившаяся к дворцу Смертоносца-Повелителя, до него, естественно, не дошла и разделилась, частью повернув назад, а частью отправившись к острову детей. Трое даже смогли переправиться на остров, но их поймали и по приказу Симеона повесили за ноги вниз головой. Вроде как пойманных чаек к шестам на полях привязывают, чтобы другим неповадно было. Троица эта орала целый день благим матом, и на остров больше никто не сунулся. Вечером туда приплыл Шабр, они с Симеоном чуть не подрались в прямом смысле этого слова, однако все обошлось. Кучка человек в пять пыталась сожрать привезенную рабам пищу, но их разогнали. Сегодня днем двенадцать человек поймали паука-клейковика рядом с кварталом рабов. Клейковик выпустил от испуга столько паутины, что кто кого поймал, было неясно. Этот липкий клубок нашел патруль, паука вырезали и отпустили, остальных оставили как есть. Хотели приключений - пусть развлекаются…
Все это принцесса Мерлью рассказывала без тени улыбки, и Найлу стало жаль ушедших в прошлое случайных прикосновений, густого аромата волос, горячего дыхания совсем рядом с губами.
- … Как я узнала, Шабр после вашего путешествия лежал три дня. Поэтому я приказала сохранить нынешний режим работы завтра и послезавтра.
- Ты молодец, принцесса Мерлью. Большой молодец.
Она прекрасно знала свое дело. Но вот только жаль было ту жгучую красотку, которая так хотела быть рядом с ним и которую он уничтожил всего лишь одной глупой фразой. Правитель встал, благодарно улыбнулся, пошел к дверям.
- Найл, - внезапно окликнула его Мерлью вкрадчивым голоском, - у тебя во дворце от пауков, говорят, развернуться негде. Хочешь, я постелю тебе у себя?
- Да. - В этот миг он был готов на все: назвать ее правительницей, женой, помощницей, отдать ей свое тело и энергию, лишь бы не общаться с умной, но холодной статуэткой, а вернуть ту живую девушку, которая заставляла скрежетать зубами то от злости, то от страсти, которая соблазняла его и вместе с тем пугала. - Да, я хочу этого.
Вечером он обнаружил, что ему постелили в приемной.
Утром Савитра принесла чашку темного горьковатого напитка и массивный бутерброд с мясом. Принцесса даже не появилась.
Позавтракав, он ушел, демонстративно не поинтересовавшись, где принцесса Мерлью, что делает, как себя чувствует. В общем, выказав безразличие.
Сперва правитель города прошелся до моста, убедился, что надсмотрщицы на посту, а пауки под их охраной живы и здоровы, потом отправился на остров детей.
Троих бунтовщиков, столь красочно описанных принцессой, на деревьях не оказалось. Зато появились четверо смертоносцев, хмуро стоявших вдоль берега. Найла они приветствовали согласно этикету, и настроение правителя немного улучшилось. Раз приветствуют, значит, все в порядке.
Однако, увидев взлохмаченного Симеона с мешками под глазами, он засомневался в своих выводах.
- Найл, как ты вовремя! - кинулся к нему медик. - Скажи Шабру, что все делалось для обеспечения безопасности детей.
- Что делалось?
- Ну, поместили их всех вместе. Пока беспорядки не кончатся…
Воспоминания Симеона лежали на поверхности: он надеялся под шумок присвоить хотя бы часть детей, находящихся под эгидой смертоносцев. Шабр поймал его буквально за руку и отобрал детей, прихватив несколько здоровых младенцев от "свободных людей". Тут уж медик встал на дыбы, созвал стражниц, вооружился спинкой кровати и приготовился лечь костьми. Шабр отступил. Детей вернули. В результате отношения главных воспитателей со стороны людей и со стороны пауков оказались безнадежно испорчены.
- Ты скажи, что мы из добрых побуждений, что не хотели никого воровать.
- Где он?