3
Проехав магазин, я по привычке на полной скорости свернул на главную улицу деревни и едва не поплатился за свою лихость, с трудом затормозив возле невесть откуда взявшегося шлагбаума. Ко мне неторопливо подошли два парня в одинаковых тулупах. Третий, с охотничьим ружьем в руках, остался возле будки.
- Охранник Соболев, - представился один из них. - Попрошу документы.
Я протянул паспорт.
- Цель посещения деревни?
- У меня здесь дача.
Я назвал адрес.
- Хорошо. А теперь попрошу ваши документы, - обратился охранник к Игнатьеву.
- Он со мной, - сказал я. - Приехал в гости.
- Догадываюсь, что не на работу. Документы попрошу.
Игнатьев протянул паспорт.
Охранник долго изучал его, перелистывая страницы то в одну сторону, то в другую. Наконец, ему надоело, и он вернул документ Игнатьеву.
- Все в порядке. Надолго приехали?
- Я через час возвращаюсь в город. Мой друг останется здесь на неделю.
- Это можно. Но вам, гражданин Игнатьев, придется зарегистрироваться в муниципалитете. Без регистрации в нашем населенном пункте разрешается проживать не больше трех дней. Придете на почту с паспортом, мы зарегистрируем вас и отдыхайте на здоровье.
- Как это у вас лихо закрутилось! - сказал я.
- Что конкретно?
- Ну, эта тягомотина с регистрацией.
- А что такое? Вас же не удивляет, что приходится регистрироваться в Москве? Не вижу принципиальной разницы. Для наведения элементарного порядка иногда приходится использовать непопулярные методы.
- Может быть, может быть…
- Проезжайте, мы вас больше не задерживаем.
Я был искренне удивлен, во время моего последнего посещения деревни ни шлагбаума, ни регистрации не было. Неужели Гольфстримов перешел от слов к делу? Не ожидал от него такой оперативности, но, видимо, его конфронтация с начальниками оказалась более серьезной, чем это можно было заключить из памятного разговора с ним.
Мы подъехали к даче. Дорожка к крыльцу была занесена ровным слоем снега. Отсутствие следов показывало, что со времени моей ноябрьской поездки, к даче никто не подходил. Я отметил это с удовольствием, последние события, если и не сделали меня сторонником "теории заговоров", то, во всяком случае, заставили относиться к этой маниакальной идее серьезнее. Надо будет обязательно расспросить отца о вселенских заговорах и тайных обществах. Не исключено, что он знает об этом больше, чем я. Идея была дурацкая, нельзя было исключать, что я услышу от отца очередную зубодробительную "правду", после чего моя жизнь окончательно превратится в сплошной кошмар.
Но это потом, а пока следовало устроить Игнатьева на постой, я подхватил сетку с провизией и, осторожно ступая по глубокому снегу, направился к крыльцу. Игнатьев, стараясь попадать в оставленные следы, направился за мной.
- Проходите, Игорь, устраивайтесь. Вам придется провести в этом доме следующую неделю. Кстати, и Новый год встретите здесь.
- В одиночестве встречать Новый год тоскливо.
- А вы пригласите Гольфстримова. Вдвоем веселее.
- Я не люблю фэнтези, - с тоской в голосе признался Игнатьев.
- Постарайтесь в новогоднюю ночь не читать друг другу любимые отрывки из своих произведений. Выпейте водки. Найдите более подходящую тему для разговора.
- А может быть, вы с женой на праздник приедете? Я слышал, что встречать Новый год в деревне сейчас стало престижно.
Пришлось дипломатично промолчать. Рассказывать, что я терпеть не могу деревню и выбираюсь на дачу только по большой надобности, мне показалось лишним. К тому же я не был уверен, что история с покушением на Игнатьева завершилась. Да, отец сказал, что все закончилось, но велел оставить его в деревне на целую неделю. А вдруг отец и нас с Анной отправит в деревню прятаться. Знать все это Игнатьеву было ни к чему. По счастью, мне не пришлось отвечать. В дверь настойчиво постучали.
- У нас гости, - сказал Игнатьев. - Вы кого-нибудь ждете?
Почему, спрашивается, я решил, что здесь, в деревне, мы защищены от противников? Стук в дверь напомнил, что опасность никуда не делась - вот она, за дверью. Прихватив первое, что попалось под руки - тяжелую чугунную сковородку, я попытался приготовиться к вероятной атаке. Какое-никакое, а оружие.
На пороге стоял Гольфстримов. Не хорошо, что он пришел сам. Мне стало не по себе. Нельзя было исключать, что Гольфстримов, получив от Пугачева чрезвычайно выгодное предложение, записался в помощники начальников. Тут бы нам с Игнатьевым и пришел конец. От Гольфстримова у меня защиты не было. Представить себе подобное развитие событий было сложно, но быть готовым к любым сюрпризам было не лишним. Сковородку я из рук не выпустил. По счастью, выражение лица Гольфстримова было скорее равнодушным, чем решительным. Значит, он про наши приключения ничего не знал. Я вздохнул с облегчением.
- Здравствуйте, Иван.
- Здравствуйте, Николай.
- А я к вам по делу. Охранники доложили, что вы прибыли в наши края в неурочное время. До сих пор в наших краях вы в декабре замечены не были. К тому же прибыли не один. Согласитесь, что цель вашего визита непонятна. Я хотел бы выслушать ваши объяснения.
- С чего бы это? У вас здесь режимный объект? Давно ли? Хочу напомнить, что эта дача - моя собственность. А следовательно, когда хочу, тогда и приезжаю.
- Не спорю. Но вы выбрали для поездки необычное время года. В деревне пошли пересуды, ни к чему хорошему это привести не может. Общество требует разъяснения. Прошу вас довериться мне.
- А вы мне расскажете, что здесь у вас делается?
- Обязательно. У меня секретов нет.
- И у меня секретов нет. Кстати, моего гостя вы прекрасно знаете, это Игорь Игнатьев. Писатель.
- Да. Я знаю его.
- Игнатьеву придется неделю пожить на моей даче. Вот, собственно, и весь рассказ.
- Какие-то проблемы?
- Можно и так сказать.
- Могу ли я узнать источник ваших проблем?
- Конфликт с начальниками.
- Вот даже как. Вы нашли начальников?
- Скорее, это начальники нашли нас.
- Если я правильно понял, это означает, что со дня на день мы должны ожидать нежелательных посетителей?
- Это маловероятно. Но исключить не могу.
- Понятно.
Я и сам с удовольствием бы сказал - понятно, а потом рассказал Гольфстримову все, как есть. Но я давно потерял надежду самостоятельно понять что-нибудь. Мне осталось одно: рассчитывать, что сегодня вечером ко мне придет отец и разъяснит очередную порцию загадок, свалившихся на мою несчастную голову. Я представил, как говорю Гольфстримову: "Николай, я спрошу у папы и, если он разрешит, то сразу вам все расскажу". Самому смешно стало.
- Странный вы человек, Иван, привезли нам проблемы, и еще посмеивайтесь.
- Это нервное.
- Игнатьева будут искать?
- Повторяю, это маловероятно.
- Вам нужна помощь?
- Не знаю, - признался я. - Игорю надо неделю перекантоваться в вашей деревне. Было бы замечательно, если бы о его пребывании никто не знал. Но ваши пограничники у шлагбаума проверили его документы. Кстати. Что это за выходка? В чем смысл вашего шлагбаума?
- Мы стараемся контролировать чужаков, которые без приглашения пересекают нашу административную границу. В целях безопасности.
- Вы объявили войну всему окружающему миру?
Гольфстримов рассмеялся.
- Нет, мы не сумасшедшие. Наша главная цель - помешать чужакам скупать наши земли. Я уже говорил вам, Хримов, что мы - люди мирные. Но на своей земле хотим жить по правилам и заповедям, которые завещали нам наши предки. Жить в мире и согласии с чужаками - это хорошо. Но, как я понимаю, вы на своей шкуре поняли, каково это - безропотно потакать начальникам. На минутку потеряешь контроль, и они пинками прогонят нас с собственной земли. Запретив бесконтрольную скупку нашей земли, мы защищаем наши кровные интересы. Война нам не нужна. Мы хотим жить своим умом. Разве это преступление?
- Но как же быть со мной?
- А что вы? Простите, Хримов, но вы не начальник.
- Значит ли это, что я смогу жить рядом с вами, нарушая ваши законы?
- В каком смысле?
- Мой образ жизни так не похож на деревенский.
- Вы собираетесь указывать крестьянам, что такое хорошо, а что - плохо?
- Вообще-то, да. Я ведь писатель, если не забыли. Это мой профессиональный долг.
- Указывайте, что с вами поделаешь. А мы почитаем. Писатель писателя поймет.
В голове моей что-то неприятно щелкнуло. Писатель писателя убивать не должен. Я закрыл глаза и четко, словно наяву, у меня в мозгу возникла страшная картина: в моей машине на переднем сиденье с открытым ртом и двумя пулевыми дырками в черепе полулежит Игнатьев. Я оборачиваюсь к Пермякову, сжимающему в руках дымящийся пистолет, он смеется, внезапно в поле моего зрения появляется странного вида блондинка, она стреляет в меня, я ощущаю два чудовищно болезненных толчка в грудь… Мне ужасно больно. Я умираю.
И прихожу в себя. Так могло быть, но, по счастью, нам удалось избежать этого ужаса.
- Не волнуйтесь вы так, Хримов, конечно, мы защитим вашего друга, - твердо сказал Гольфстримов. Он был настроен решительно. - В наших краях ему ничего не грозит. Правильно сделали, что привезли его к нам в дерев-ню. Мы произвола не допустим.
- Не могут ли начальники купить ваших охранников?
Гольфстримов засмеялся.
- Воспользуюсь вашим термином: это маловероятно. Деньги - хорошая вещь, но они не всесильны.