Эти первенцы человечества жили в атмосфере, насыщенной выдыханиями грубых сил, смертельных для более слабых существ. Они выполнили уже свое необходимое предназначение – исполинских организмов первых времен, обреченных на переваривание всего выбрасываемого беспорядочными силами природы – и должны исчезнуть. Такая очистка планеты от животных рас, вредных и обременительных, необходима, и Абрасак облегчит нам задачу; вместо того, чтобы нам разыскивать чудовища в их логовищах, он приведет их сюда, а мы уничтожим.
– Как осмеливается этот негодяй вступать в сношения с такими страшными существами, из которых каждое в отдельности может раздавить его как червяка? Каким образом он еще ухитряется подчинить их себе? – с негодованием заметил Нарайяна.
– Понятно, что не физической же силой покоряет он их; а это доказывает, что он располагает могучей волей и замечательным умом. Значит, он будет достойным для тебя противником,
– улыбаясь ответил Эбрамар. – А теперь, мой милый, я хочу, чтобы ты успокоился. Разумеется, ты понял все значение надвигающихся событий и согласишься, что личные интересы стушевываются перед нашей миссией как законодателей.
Нарайяна сначала поник головой, но через минуту уже выпрямился, и в черных глазах его сверкнула присущая ему восторженная энергия.
– Да, учитель, понял, и с завтрашнего же дня примусь за набор армии, которая победит неблагодарного. Пусть долгая разлука с дорогой Уржани послужит мне заслуженным наказанием за мое упрямое ослепление, и тем слаще будет час, когда я опять найду ее.
– Вот каким я тебя люблю! – ласково сказал Эбрамар. – А теперь сходи к Дахиру. Мы с ним приготовили тебе список лиц, которых советуем взять в помощники. Он успокоит тебя относительно Уржани и даст полезные указания.
Дня через два Нарайяна с друзьями и деятельными помощниками отправился в те области, где хотел собрать и обучить первую сознательную армию на новой отчизне.
Спустя несколько недель вернулся Удеа, который возил Нарайяну к племенам, им самим обученным. На следующий после этого день мы находим на террасе дворца Эбрамара самого хозяина, Дахира, Супрамати и Удеа, дававшего отчет о своем путешествии. С радостью убедился он, что колония процветала под мудрым управлением своих царей, его потомков, и что народ сделал большие успехи. Именно там Нарайяна решил образовать ядро своей будущей армии.
Похищение Уржани и молодых учениц школы посвящения продолжало волновать землян.
Их бросало в дрожь от рассказов возвратившейся молодой жрицы о мохнатых, похожих на обезьян великанах, и они вполне основательно предполагали участие во всей этой истории дерзкого мятежника и беглеца Абрасака; с другой стороны, для них оставалось неразрешимой загадкой, почему иерофанты допускают его пользоваться полной безнаказанностью.
Шли нескончаемые разговоры на эту тему, и это тревожное любопытство подметил наконец и Калитин, решивший задать об этом вопрос Дахиру во время одной из их ежедневных бесед.
Несмотря, однако, на такое решение, он смутился в присутствии мага, а само любопытство и беспокойство показались ему вздорными. Если его могущественный покровитель и отец Уржани оставался спокойным, продолжая обычные занятия, значит, можно было быть уверенным, что верховные маги чувствуют себя хозяевами положения.
Наблюдавший за ним и перелистывавший рукопись Дахир, улыбаясь, сказал:
– Заключение твое – правильно, друг Андрей. Мы покойны, потому что располагаем достаточной мощью для самозащиты от нападения низших существ.
Правда, Абрасак готовится к войне с нами, намереваясь взять приступом наш город при помощи бесчисленных орд великанов и чудовищ, которых он выдрессировал для войны. Но ввиду того, что массы эти неспособны с пользой работать в начинающуюся эпоху, а их многочисленность даже опасна, то их надо истребить или во всяком случае настолько разредить, чтобы они оказались в меньшинстве, обреченном на окончательное вымирание. Космические силы, которыми мы умеем распоряжаться, сделают свое дело, и я надеюсь, ты будешь свидетелем уничтожения этой лавины чудовищ.
– Благодарю, учитель! Но какое величавое и страшное зрелище представит собой уничтожение космическими силами легионов этих великанов, словно куч муравьев, – вздрагивая, ответил Калитин.
– Уничтожены будут одни только тела, которые стали опасными и вредными, а потому и должны погибнуть. Прибавлю еще, что тот же основной закон действует во всех низших мирах; только не всегда пускаются в дело космические силы, как в настоящем случае, а истребительницей является война. Тут мы имеем дело с первобытными расами, исполинским порождением грубых сил преизобилующей природы. Но случается в течение веков, что и культурные нации впадают нередко в состояние атавизма и становятся поэтому опасными для всех прочих окружающих их народов; тогда и к ним применяется только что описанный мною закон.
Народы, обреченные на уничтожение, начинают с того, что утрачивают всякое религиозное чувство, а засим падает их нравственность, потому что душа не руководится уже божественными
законами. Понемногу происходит перерождение мозга. Все способности народа сосредоточиваются в одном определенном направлении, а именно – в сторону материальных интересов. Ум его работает только в сфере промышленной производительности, достигает изумительных успехов в механике, химии, торговле, создает удобства жизни и прочее, зато божественное восприятие понемногу сглаживается, иссякают излучения, вызываемые восторженной верой, а все искусства приобретают псевдореальное, упадочное направление. Под личиной мнимой "художественной правды" музыка становится шумной, беспорядочной и раздражающей, живопись и скульптура преподносят культ безобразия, литература искажается, идеализируя пороки и растление нравов. И долгое время никто не замечает, что под цветущей и "высококультурной" внешностью понемногу совершается нравственное и физическое вырождение.
Общество предается животным страстям, неслыханное высокомерие захватывает умы масс, а ее звериная жестокость становится такой же потребностью, как голод и жажда, и ждет только случая, чтобы проявить себя в виде опасного безумия.
Подобная нация, превращенная в первобытные орды, представляет опасность для всего окружающего; опасность тем большую, что нация эта страшна своим богатством, грубой дисциплиной, превосходством техники и свирепостью умственного состояния.
В такие моменты непреложная судьба выдвигает на свет дух истребления. Обстоятельства неизбежно приводят к великой войне, которая бывает особенно кровавой, а жертвы – бесчисленны, преимущественно среди опасных возмутителей общего мира. Они гибнут тысячами и всегда бывают побеждены.
Калитин живо интересовался обсуждавшимся предметом, поэтому разговор на эту тему затянулся. Со времени прибытия в новый мир молодой астроном сделал большие успехи, а Дахир был доволен его усердием и развивавшейся в нем наблюдательностью.
Наступило минутное молчание. Дахир рассматривал содержимое стоявшей перед ним шкатулки и достал из нее инструмент, употребление которого хотел объяснить ученику.
Вдруг Калитин, внимательно следивший за каждым его движением, порывисто нагнулся над лежавшей на столе рукой мага и не совсем уверенно спросил:
– Учитель, позволь мне осмотреть твою руку. Мне давно хочется это сделать, потому что она весьма удивительна и интересна!
– Сделай одолжение, смотри сколько угодно. Да что ты нашел такого любопытного в моей руке? На ней, как и у тебя, пять пальцев, и только разве более тонкой их формой она отличается от твоей руки, – добродушно сказал Дахир, предоставляя ему свою руку, белую, тонкую и холеную, как у женщины.
– О нет! Разница очень большая, и не в руке только, а и в наших телах вообще. Кожа твоя кажется иной, менее плотной, и я даже подмечал, что она порой слегка фосфоресцирует; но и на вес рука твоя легче. Смотри, она много легче моей, и сравнительно с нею моя рука напоминает грубую, рабочую мужицкую лапу рядом с породистой рукой аристократа.
Дахир рассмеялся и слегка ударил по свежей, крепкой руке своего ученика.
– Ты прав, конечно. Мне приятно, что ты нашел разницу, которая почти незаметна для невнимательного наблюдателя. Да, мое тело иного состава. За долгие века моего существования оно очень изменилось, но не смертью, как у обыкновенных смертных, а вследствие астральной работы всего моего существа; как желатин распускается в теплой воде, так постепенно таяла и моя грубая плоть. Совершенно незаметно для меня самого плотные и тяжелые частицы земного покрова разлетелись, как сметенные ветром хлопья, и на их месте появилась тонкая эфирная оболочка, которую, в свою очередь, заменило еще более тонкое и чистое тело.
Это превращение материи, достигнутое мною, как я только что сказал, путем астральной работы, сжигавшей грубые частицы плоти, получалось на нашей старой Земле у не посвященных в наши тайны людей путем перевоплощений или отшельнической жизни при неустанной горячей молитве.
Доказательством сказанного служит тот факт, что хищные звери ложились у ног святых и мучеников в цирке, а не терзали их. Язычники приписывали это "колдовству" христиан, а между тем причина самая простая: очищенные молитвой, подвижничеством мученики утрачивали животный запах, возбуждающий кровожадность диких зверей.
По этому поводу я считаю полезным сделать небольшое отступление, которое пригодится тебе при наставлении твоих собственных учеников; я хочу поговорить о влиянии пищи и о чистоте.
– Ах, как я благодарен тебе, учитель, и как это кстати. Всего несколько дней тому назад я едва не поссорился с двумя приятелями, которых поучаю. Они сердятся за мое запрещение есть мясо и за то, что я требую от них троекратного в день купания, как ты мне указал.