Атос хотел ответить ей что-то резкое, но Маша стала нашептывать ему на ухо, он сперва запротестовал, но она настаивала, и он, засмеявшись, сказал: "Ну, ладно. Давай".
Затем обернулся к администраторше Софье Львовне (а это была именно она):
– Где вы видите женщину в штанах?
– А это что? – почти радостно возопила та, вперив в Машу толстый морщинистый палец с массивным перстнем. А Маша внимательно и пристально посмотрела ей в глаза. И Софья Львовна увидела, как пьяная девочка в старых джинсах тихонько растворилась в душном воздухе полутемного зала.
– Извините, – сказала Софья Львовна и с огромными, как блюдца, глазами решительным шагом прошла в свой кабинет. Чтобы запереться и просидеть там до конца вечера, уныло таращась в стену.
Апокалипсис продолжается. На кого ж ты нас покинул, Деев Сергей Ильич?..
… – Слушай, давай смоемся отсюда, – шепнул Атос Маше.
– Давай, – согласилась она.
Эта толстая тетка была у нее третьей за сегодняшний день, и, хоть с утренних инкассаторов прошло уже много времени, в ушах у нее звенело и побаливала голова. И она уже пожалела о своей выходке.
Чтобы заглушить головную боль, она, вернувшись с Лешей к столу, налила себе полный фужер коньяку. Леша пытался остановить ее, но не успел, и она залпом выпила.
Она не помнила, как Атос усадил ее в машину, как вез. И очнулась уже на хате, в ванне с прохладной водой. И она услышала неразборчивые голоса – Атоса и женский.
Кое-что она сумела разобрать: видимо, говорили прямо за дверью. Атос: "Нет, нет, ничего не выйдет. Она здесь…" Голос: "О! Я хочу посмотреть, как это в воде…" После чего дверь как будто чуть-чуть приоткрылась, но Маше уже было не до того: ее вдруг дико затошнило, и она наполовину вылезла из ванны, чтобы не превратить в помои воду, в которой сидит…
Появился Атос и долго и нежно приводил ее в норму. И она спросила: "Кто у тебя был?" "Никого". "Но я же слышала. И кто-то заглядывал сюда". "Тебе привиделось. Это глюки". И Маша поняла, что это действительно была галлюцинация.
Потом ее рвало еще и еще, и она плакала, а Атос ухаживал за ней. Потом он вытер ее огромным полотенцем и укутал в свой махровый корейский халат. Потом он заставил ее проглотить две таблетки аспирина и напоил крепким-прекрепким чаем, от которого во рту стало горько и вязко. И хоть ее и начало знобить, ей стало намного лучше. А потом он налил себе и ей по пятьдесят граммов коньяку. Она пить не могла, но Атос сказал, что нужно, и она, давясь, выпила. И вправду ей снова стало совсем хорошо, знобить перестало. И Атос включил тихую музыку.
От выпитого сегодня алкоголя и пережитой психической нагрузки все ее чувства были слегка притуплены, но несмотря на это, с ними случилась такая сумасшедшая, такая красивая ночь, после которой женщина может чувствовать себя счастливой целую неделю.
4.
И она чувствовала себя счастливой целую неделю. К тому же после этой ночи было еще и утро, и была еще следующая ночь, а за ней – другая. Они отдыхали на всю катушку, но без напряжения, которое, случается, возникает у того, кто решает отдохнуть "на всю катушку". Они объехали все лучшие питерские рестораны, они гуляли по ночному городу и курили, кидая огоньки окурков в темную маслянистую Неву. Они взахлеб рассказывали друг другу о своих чувствах, делясь маленькими секретами собственной физиологии. А после проверяли все это на практике, занимаясь любовью в самых неожиданных местах, где, всегда врасплох, заставал их щекочущий магнетизм взаимного влечения.
Легко на душе у нее было еще и потому, что Атос, не особенно утруждаясь, решил ее проблему с отцом. Неизвестно где и за какую цену добыл он бумагу с солидной подписью и круглой печатью, в коей удостоверялось, что Маша является работником совместной франко-советской фирмы "Кристиан Диор в России".
Наиболее охотно люди верят самым беспочвенным и невероятным выдумкам.
– Шеф говорит, что мой папа – ювелир, – объявила она отцу, вручая бумагу; самое удивительное, что при этом она испытывала искреннюю гордость, – на моей внешности фирма зарабатывает миллионы. Ну и мне кое-что перепадает.
– Что только они находят в такой кобыле? – откликнулся отец, вертя в руках фирменный бланк. – Я так понимаю, что натурщица, или, как сейчас говорят, "модель", должна быть сексуальна. А ты?.. Клубника со сливками. – Но было видно, что ему приятно, да он и сам знал, что дочь у него красивая. – Тебя уже где-то печатали?
– Да, они гонорар только после этого платят.
– Ты бы хоть фото принесла, что ли. Или еще лучше результат – журнал или там плакат, что вы делаете-то?
– О, папочка, их еще и в России нету. И вообще в твоем возрасте такие вещи смотреть вредно.
– Ты что там – голая?!
– Нет. В пояске.
Услышав это, отец принял в воспитательных целях чопорный вид и прошествовал в свою комнату, а Маша кричала ему вслед:
– Да шучу я, шучу! Принесу я тебе фотографии, сам посмотришь!
"Так, так, так, – думала она, придется Атосу попыхтеть еще и с фотографиями…" И тут же вспомнила про фотографа – дружка Лизы Деевой. И подумала: "Какого черта Атос не позволяет мне поработать с ней?"
… В эти же дни она, не имея теоретического знания законов диалектики, на практике познала абсолютную верность, во всяком случае, одного из них: закона перехода количества в качество. Их с Атосом деньги перестали быть деньгами, а стали чем-то совершенно иным, как бы новым их ЛИЧНЫМ КАЧЕСТВОМ, превращающим их в полубогов или волшебников.
Когда у тебя в кармане мелочь, ты можешь выпить стакан газировки; когда штука – много стаканов… Но когда у тебя по карманам рассован миллион, которым ты не особо и дорожишь, для тебя нет закрытых дверей, нет дефицитных товаров, нет гаишников, нет проблем с комнатой "на часок" в любой гостинице, нет проблем с транспортом, нет проблем со связью… НЕТ ПРОБЛЕМ. И кажется уже, стоит лишь захотеть, как следует напрячься, и ты взмоешь в небо и полетишь без всяких глупых приспособлений.
… В субботу, часа в четыре, на журнальном столике у Атоса зазвонил телефон. Он, не одеваясь, перелез через Машу, взял трубу, что-то в ней услышал, бросил в нее – "Минуточку" – и прошлепал с ней за дверь комнаты. До того у него от Маши секретов не было, и она, слегка обидевшись, старалась не прислушиваться к бормотанию за стенкой. Но не могла не разобрать слово "бабки", произнесенное дважды, громко, отчетливо и, похоже, сердито.
Атос с телефоном вернулся в комнату. Выглядел он сумрачно.
– Черт, – сказал он, – срочное дело. Часа через полтора надо выезжать.
Она не стала спрашивать куда. Хотел бы, сказал бы сам. Но обиделась еще сильнее и отвернулась носом к стене.
– Ну перестань, – стал уговаривать он, забираясь в постель, – потом я тебе все расскажу. А пока это не моя тайна. – Говоря, он губами касался ее шеи, плеч, спины… И они пробарахтались в постели почти час, и на смену утолению приходила новая жажда, а на смену той – новая…
– Ты надолго? – крикнула Маша из ванной одевающемуся Атосу.
– Да. Мне сначала в контору надо заехать, взять кое-что, а потом уж по делам. Ты здесь будешь?
– Нет. Ты домой меня сможешь закинуть?
Он глянул на часы:
– Давай тогда бегом! – и хлопнул входной дверью.
Маша выскочила из ванны, наспех вытерлась, натянула паутиново-шелковые плавочки (не имея возможности разнообразить свой верхний туалет, она брала реванш на белье), ковбойку, джинсы, свитер, кроссовки, схватила рюкзчек (в нем – лишь почти пустой уже газовый баллончик, сотовый да деньги) и бегом скатилась вниз, где, сидя за рулем, ее ждал Атос.
Возле ближайшего цветочного ларька он тормознул, вышел на минуту и вернулся с огромным букетом роз. Он вручил ей цветы, чмокнул в щечку и продекламировал экспромт: "Ты не плачь, моя Маруся, я к тебе еще вернуся".
– Ты мне позвонишь завтра? – спросила она. Не потому, что сомневалась, а потому, что ей было приятно услышать утвердительный ответ. И она услышала его:
– Хорошо, часов в двенадцать.
"Что я буду делать до завтрашнего полудня?" – подумала она. Настроение у нее сейчас было хорошее, и омрачал его лишь этот вопрос – как убить сегодняшний вечер? Ведь она уже напрочь отвыкла жить без Атоса.
И вдруг появилась отличная идея.
– Атос, не надо меня домой, выруливай сразу в контору. А меня по дороге высадишь, я тебе скажу, где остановиться.
– Семь пятниц на неделе, – констатировал он. – Куда это ты намылилась?
– Я потом тебе все расскажу, – мстительно передразнила она его интонацию, – а пока это "не моя тайна".
Атос хмыкнул, а она добавила:
– Да, слушай, цветы придется оставить у тебя. Мне же с ними нельзя по улице ходить: вдруг кто-то из моих старых клиентов встретится. Представляешь: плывет по воздуху букет… Ну чего ты насупился? Мне самой жалко. Классные цветы. Спасибо тебе… Но не ехать же мне домой только из-за них.
– Ладно, – вздохнул Атос. – Хотя меня иногда и вышибает твой рационализм.
– Ничего, еще подаришь.