- Полегче, полегче, парень. А то ты опять начнешь истекать кровью. С твоей собакой все в порядке, это так называемая фигура речи, шутка, понимаешь. Ну так, если бы у тебя заболела собака, что бы ты с ней сделал?
Он все так же лежит на мне, его кровь сочится на мою рубашку. Его голова лежит прямо на искусанном его псом моем плече. А я рассматриваю зловещий укус на его шее.
- Черт! Если бы Хрящ заболел, ну, в смысле, ему было бы физически больно, я бы его убил. Взял бы и прикончил.
- Вот и я о том же.
- Ну что там с моим порезом, идиот?
Я беру его голову в руки, одна на затылке, другая под подбородком. Затем осторожно толкаю его на шатающийся столб, и все это не глядя ему в глаза. Да, весьма невыгодная позиция. Вот так, сидя на коленях, я не смогу собрать все силы. Однако я все делаю чисто: его тело мягко оседает на пол, и голова покорно свешивается на сломанной шее. Еще некоторое время у меня уходит на то, чтобы найти выход из подвала.
Хрящ лежит там же, где я его и оставил. Злобное чудовище, которое загрызет любого, кто осмелится к нему подойти. Да, загрызет любого, когда очнется.
Я мог бы отнести его в парк, к голодным приятелем Лепроси, однако вряд ли они им соблазнятся. Также я мог бы отнести его в питомник, где несколько дней его будут содержать, а затем, распознав в нем убийцу, прикончат. Или же можно оставить его прямо здесь, в парке. Утром он очнется и примется изливать свои бурные чувства к окружающему миру, пока его не застрелит какой-нибудь патрулирующий территорию коп.
Я мог бы взять его домой. Я мог взять и принести его к себе домой. И заботиться о нем, пока он не полюбит меня, как любил Лепроси. Только этого никогда не произойдет. Теперь это конченное животное. То же самое случается и с человеком, потерявшим смысл своей жизни. Теперь этот пес, словно раненый монстр, больше не найдет себе покоя и будет мстить всем, кто попадется на его пути. Мне ничего не остается, как прикончить его, как и Лепроси: такой же быстрый поворот шеи. Я встаю на колени рядом с ним. Затем оттаскиваю его тело через многочисленные деформированные подвальные сооружения в комнату, где покоится его друг. Пусть кто-то наткнется на них и сделает с ними то, что посчитает нужным. Я ухожу домой.
Зомби не пытают людей. Не пытают и не допрашивают их. А еще они не ставят ловушек. Кто-то валяет дурака со мной. Со мной и моими людьми.
Иви приходит ко мне и видит кровь. Я говорю, что она не моя, а то хрен знает, что может случиться. Затем она заставляет меня принять душ. Я хотел бы отмокнуть в ванне, но до этого самого момента до конца не осознавал, сколько своей крови Лепроси завещал мне. Пока я быстренько споласкиваюсь, Иви кладет мои вещи в пластиковый пакет и затем принимается наполнять водой ванну. Мы раздеваемся и садимся в нее лицом к лицу. Я говорю ей о смерти Лепроси - несколько парней, что на меня в обиде, прикончили его. Она не задает вопросов, просто слушает и намыливает мочалку, чтобы потереть мне ступни.
"Коул" со времени моего последнего визита совсем не изменился: тот же дуб, те же фрески, клиенты-толстосумы. Впрочем, есть что-то новенькое - вернее, кто-то.
- Я бы хотел вам популярно объяснить один очень важный пунктик наших с вами отношений, который вы должны раз и навсегда зарубить себе на носу: никогда и нигде больше не встречаться с моей чертовой женой.
Я согласно киваю. И Дейл Эдвард Хорд также отвечает мне кивком.
Он старше своей жены, ему где-то слегка за сорок, но в ухоженности он ей ни в чем не уступает. Сомневаюсь, что на нем дорогая дизайнерская одежда, но то, что он одевается в магазинах Ист-Сайда, где вещи шьют на заказ, - это точно. Его стрижка просто безупречна, локон черных, чуть тронутых сединой волос спадает на лоб. Его хоть сейчас снимай на обложку мужского журнала. Да только его покрасневшие глаза и скудная мускулатура выдают в нем человека, долгое время "водящего дружбу" со стрессами и нервными напряжениями, а не с тренажерными залами.
Он делает очередной глоток, откидывается на спинку кресла и постукивает обручальным кольцом по краю стакана.
- Если выбирать среди более-менее приличных мест, это - самое немноголюдное. Все дело в ценах. Именно цены отпугнут простых туристов, например, и они не захотят сидеть здесь и глазеть на всю эту роскошь и здешнюю состоятельную клиентуру. Хотя с этими туристами хлопот не так уж много. По-настоящему опасаться следует людей, ворочающих состояниями, шишками, с которыми моя жена и я непосредственно имеем дело. А опасаться их стоит потому, что пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать тех, кто действительно выполняет свое дело, в то время как остальные лезут в дела других. Так что ваша встреча с моей женой, произошедшая здесь, заставила удивиться не одну пару глаз. Если честно, мне наплевать, считают ли они, что между вами есть какая-то интимная связь. Вы будете не первым из ваших братьев-хулиганов из центра, с которыми она имела какие-то дела. Но все же, это ведь весьма сочная тема для разговоров, и она доставляет им всем несказанное удовольствие. Вот эти-то разговоры меня и волнуют. Они стремительно циркулируют, превращаясь в сплетни и слухи, а у сплетен и слухов есть маленькие невидимые крылышки, которые уносят их поистине далеко. Нет, нет, не то чтобы меня волновала моя репутация потенциального рогоносца. Но вы сами понимаете: ввиду вашего весьма шаткого в нашем мире положения, эти слухи могут дойти не до тех людей - людей, которые могут вполне догадываться, кем и чем вы являетесь. И этим людям будет весьма интересно узнать, а затем и оповестить всех о том, что я и моя жена имеем дело с вами и вашими… какое слово вы тут употребляете? Братьями?
Некоторое время я тупо смотрю себе на колени.
- Нет, не братьями. Давайте, я вас просто буду называть "вы и вам подобные". Знаю, эти слова попахивают расизмом. Но так уж оно и есть.
Он заглатывает последнюю каплю своего скотча и ставит стакан на столешницу. Официант его тут же подхватывает.
- В общем, я вызвал вас сюда, чтобы шестерки этих шишек увидели нас вместе, выпивающих и любезно беседующих. Это разочарует их по поводу любовных интриг моей жены и вас, и они незамедлительно переключатся на какой-нибудь другой лакомый кусочек нашего общества. И обсуждения наших с вами дел сами собой сойдут на нет. Вы понимаете, о чем я?
Я киваю.
- Прекрасно. Теперь, когда мы все уладили, вы можете со мной выпить.
Официант приносит очередной "Талискер" для Хорда, и тот заказывает то же самое для меня.
- Все в порядке?
Я киваю. Приносят выпивку, и я просто держу стакан в руке.
Хорд указывает на него.
- Пейте. Это еще больше убедит их в наших добрых отношениях с вами.
Я подношу стакан к губам и отпиваю глоток.
- Хорош, не правда ли?
Я киваю.
- Теперь перейдем к делу. О моей дочери.
Мне приносят еще один напиток. В этот раз внушительный на вид бокал со скотчем. Запах спирта и привкус торфа на секунду заполняют мои ноздри, так что я даже перестаю чувствовать запах крови Лепроси, приставший к моим волосам.
- Что вы хотите знать?
- Вы нашли ее?
- Нет.
Он хочет знать больше, однако я продолжаю молчать. Устав ждать, он произносит:
- Может, расскажете об этом поподробнее?
- Были бы детали, я бы сказал.
Я допиваю виски из своего бокала.
- Похоже, ваша дочь угодила в мир полного дерьма. Похоже, она шатается со своими бездомными приятелями по Алфабет-сити. А в той части города происходит нечто очень опасное и нездоровое, что угрожает каждому, проживающему в тех районах.
С легкой ужимкой он кивает головой.
- Насколько я понимаю, эта чертова хренотень, происходящая в той части города, - как раз то, что ищет моя дочь. И что же произойдет, когда она найдет это?
- Нет, мистер Хорд. Это оно найдет вашу дочь.
Его брови вопросительно изгибаются.
- Ну, что ж, в таком случае, да и принимая во внимание тот факт, что ваш напиток уже иссяк, я бы посоветовал вам сейчас же отправиться на ее поиски.
Он встает. Я тоже.
- Мое поведение иногда может показаться обескураживающим, мистер Питт. Люди считают меня бесчувственной глыбой. Вы можете даже подумать, будто я весьма безразлично отношусь к своей дочери. Но вы ошибетесь. Не сомневайтесь, я люблю свою дочь и очень хочу, чтобы она вернулась. Целой и невредимой. Найдёте ее, и я в долгу не останусь. Иначе вы пожалеете, что вообще появились на свет. На этом наша с вами встреча подходит к концу. И еще одно: вы должны передать ее мне в руки лично, и только мне. Ни в коем случае не отдавайте Аманду ее матери.
- Этому есть какое-то объяснение?
Тут подходит официант и подает Хорду счет. Тот не глядя расписывается привычным движением руки, и официант удаляется.
- Да. Моя жена в последнее время становится все более неравнодушной к спиртному, и это неприятно сказывается на дочери. Теперь, если вы не возражаете, я бы хотел пожать вам руку. Это будет способствовать успеху нашей с вами маленькой хитрости.
Я пожимаю ему руку. Она мягкая и даже нежная на ощупь, как я и ожидал, однако в ней в равной степени чувствуется немалая мужская сила. Он широко улыбается и хлопает меня по плечу.
- Невредимая, и прямо мне в руки. Вы все поняли?
Он все еще сжимает мою руку, а вторую держит на моем плече: весь язык его тела ясно говорит окружающим, что этот хорошо одетый господин хорошо относится к своему служащему, доверяет ему. Уважает и ценит его. Я вынимаю свою ладонь из его.
- Да, конечно.