Он устал до невозможности, однако босые, сбитые об дорожный камень ноги автоматически несли за собакоголовым, а серо-голубые глаза непрерывно моргали, желая спать, спать и спать. Дмитрий не знал, что ощущают остальные, но прекрасно осознавал, что, если человек за время попадания в Ад не свихнулся, то после произошедшего будет желать только отдых, ибо жажда не столь существенна. Всеобщая усталость уже прекрасно ощущалась по сбившемуся рабскому шагу, ранее более синхронному и выровненному. Сейчас же запуганные люди, чьи стертые в кровь ноги покоряли каждый метр пути через боль, просто-напросто боялись остановиться или упасть, видя произошедшее с отринувшими страх и возжелавшими смерти собратьями.
Юноша отлично понимал, что он не один мечтает об отдыхе, и только шагающий позади масаи двигался вперед, спокойно дыша и не обращая внимания на лежащий под ногами неровный камень, мучающий остальных.
"Рожденный в Африке, не знающий обуви… Самый счастливый здесь человек, воспринимающий происходящее, как оно есть… Сначала не верит, но осознав истину, тут же принимает, как реальность… Как просто… Мне до такого учиться и учиться…", - парень отчаянно завидовал мускулистому туземцу, воспринимающему мир, как видит, в отличие от цивилизованных людей.
Через непродолжительное время бесконечной ходьбы по вонючей, полной разномастных чертей окраине Харона, Дима стал слышать одиночные "ойки", издаваемые Такеши при почти каждом шаге. Как японец не старался терпеть свою боль, но она прорывалась через сжатый рот. Парень прислушался, между делом рассматривая снующий в разные стороны разношерстный местный "люд" и зафиксировал множественные "охи", "ахи", "мыки", "уки", "ойки" доносящиеся от идущих позади обнаженных пленников, глушащиеся звонким цокотом копыт со всех сторон.
"Получается, что терпеть необязательно… А я-то все боюсь…", - он действительно боялся издавать рвущиеся звуки страдания, непонятно с чего думая, что толстожопые сатиры накажут, а им оказывается плевать на стоны пленников.
Решив так и сделать, юноша случайно, и как назло наступил босой, стоптанной в кровь пяткой на торчащий из мостовой острый камень, серо-голубые глаза брызнули непроизвольными слезами боли, а пересохший, давно разбитый рот сгенерировал громкое:
- Бл. ть! - вследствие чего обернулся цокающий справа от "Анубиса" карликовый черт, но увидев скривившееся от боли лицо захромавшего "Спящего", злорадно ухмыльнулся, ощерив крепкие, совсем не свиные клыки и отвернулся, продолжая гипнотизировать рабов свиным хвостом, торчащим из жирной задницы.
- Больно, Ди-ма? - раздался участливый голос неутомимо шагающего туземца, на что юноша молча кивнул, остро ощущая проткнутую ступню и это в конце пути, когда еще немного и можно будет отрезать руку на спор после "волшебной капельницы". - Терпи! Боль - это жизнь, белый брат! Пока ты чувствуешь боль - ты живой! Лкетинга учил старый шаман, потому что Лкетинг должен был стать шаманом! - слова масаи грубо развеяли мечты о беззаботном будущем с пустотой на месте страданий и парень тяжело вздохнул.
То, что боль является криком помощи тела - общеизвестный факт. Таким образом, человеческий, да и любой другой организм рассказывает, где у него проблема и насколько она сильная. Даже элементарное желание сходить в туалет, опорожнить кишечник или мочевой пузырь в неком роде является болью, ведь чем сильнее позывы, тем неприятней ощущения.
Жить без боли легко и прекрасно, но обратная сторона медали выглядит быстрой и незаметной смертью из-за непонимания того, насколько все плохо, ведь безуспешная подача организмом сигналов о приближающееся кончине не будет услышана, а улыбка на посиневших устах превратится в сдачу за дешевый билет в Ад…
- Это точно… Такое напоминание всегда рядом и с глаз не пропадет… Хрен забудешь… - стиснув зубы и забыв о желание стонать, произнес Дима, старясь двигаться за Джумоуком и свиномордым сопровождением, не задерживая остальных рабов.
Тем временем позади него кто-то еще наступил на этот же осколок камня и не один раз, ибо раздалось несколько громких, болезненных вскрикиваний и это вполне естественно, ведь где один дурак нашел яму, туда и другие заглянут, чтобы рухнуть следом.
- Так вам блядь! За ваши бесконечные вопли! - злорадно прошептал мальчишка, страдающе наступая на пробитую ногу, до этого измочаленную продолжительной ходьбой.
- Что ты сказал, белый брат? - непонимающе спросил мускулистый масаи, отчего-то принявший слова Дмитрия за камень в свой огород.
- Ничего, Лкетинг! Ничего… Все нормально! Просто очень больно! - быстро пробормотал, обкусывающий потрескавшиеся губы Дмитрий, не желающий учить выходца из Африки русскому мату.
- А-а-а-а… - протянул туземец. - Терпи, Ди-ма! Ты сильный! - он хлопнул его по плечу тяжелой рукой, заставив звякнуть цепь, а уставший юноша вспомнил про Такеши, так любящего лезть в их диалог, но сейчас молчащего.
- Такеши! Такеши! Тс-с-с! Пс-с-с! - считая, что шепчет в недоступной сатирам слышимости, он позвал низкорослого, страдающего больше их азиата.
- Да, Дима-сан! - раздался нарочито бодрый ответ японца, сто процентов валящегося с ног.
- Ты как там? Живой, здоровый? - искренне поинтересовался Дима с силой подогнувший пальцы на пробитой ноге, дабы не травмировать еще живые остатки. - Все нормально? Как ты себя чувствуешь?
- Нормально! Я взрослый человек, не надо носиться со мной, как с ребенком! - Такеши обиделся на сюсюканье в свою сторону.
- Понятно! Никто и не говорит, что ты ребенок! С чего тебе в голову полез подобный бред? Мы же вместе, поэтому надо беспокоиться друг о друге! Вон Лкетинг спросил, больно ли мне, когда я ногу проткнул и ничего! Это вполне естественный вопрос! Да, Лкетинг? - Дима аккуратно ткнул локтем масаи, на что тот кивнул, зыркая ярко-голубыми глазами, будто пытаясь напугать шатающихся по грязному переулку чертей, ловко уворачивающихся от периодически выливаемых сверху помоев.
- Да, желтый брат! Та-ке-ши не ребенок! Та-ке-ши сильный и смелый! Скоро придем! Лкетинг знает! Отдохнем! Поспим! Расскажешь про рисунки! Лкетинг и Ди-ма с тобой желтый брат! - ограниченный словарный запас совершенно не беспокоил масаи, пользующегося им на всю катушку, составляя бесхитростные, но искренние словосочетания.
- Я тоже уверен, что скоро придем! Ляжем, отдохнем… Как же я мечтаю поспать, кто бы знал… - юноша высказал личное пожелание, задрав голову в каменный "небосвод" с летающими там ящерами и чуть не споткнувшись. - Воды напьемся… Хотите воды? Такеши? Лкетинг? - он ловко переступал раненой ногой, избегая боли и выглядя калекой, навострившимся обходиться остатками конечностей.
- Да! - Дима не видел выражение лица, покрытого татуировками туземца, но по голосу понял, что мечтательная улыбка масаи осветила серый Харон. - Вода! Много холодной, вкусной воды! Лкетинг очень хочет пить! Но Лкетинг не должен признаваться в жажде! Это слабость! - внезапно проявил искренность воин-масаи.
- И я хочу воды! Сейчас бы выпил целое ведро! Чтобы в животе булькало! - эти слова заставили азиата сменить интонацию на страдальческую, да и понятно почему. - А зачем ты признался, если не должен? - Такеши был полон любопытства, несмотря на мучения, испытываемые при ходьбе, да и кольцо на шее неслабо натирало кожу.
- Ди-ма и Та-ке-ши друзья Лкетинга! Они не расскажут! - мускулистый негр верил японцу с русским и разоткровенничался, двигаясь по наполненному невзгодами пути к бессмертию.
- Друзьям можно… - шевельнул губами Дима, пробуя на вкус слова, цену которым на Земле так и не прочувствовал.
Раньше у него не было друзей, именно друзей, а не знакомых, коих может быть неограниченное количество. По его личному мнению дружба - это доверие, чего он не чувствовал ни к кому, ни разу в жизни, и только после смерти умудрился поверить сразу двум разным людям, знакомым меньше суток.
Наверное, так и должно быть. Сразу понять, кто достоин веры, а кто нет. Кому можно рассказать о крутящемся в голове бреде и тот не засмеется, сказав: "Сумасшедший"… Да. Так оно и есть. Он никого не считал другом, не доверяя людям беспокоящие его мысли, а они наоборот любили поведать ему самое сокровенное, словно психологу, молча принимающему льющуюся с человека грязь и отводящему этот поток в сторону.
Один из знакомых даже признался в этом. Сказал, что на Диму легко и непринужденно вываливать наболевшее, отчего становится легче. Будто принял контрастный душ. А парень еще подумал, что ему в принципе по барабану, слушает и слушает, местами даже интересно…
Нахлынувшие из земной жизни воспоминания были прогнаны здоровой ногой, почти наткнувшейся на выпирающий вверх дорожный камень, но парень успел поднять ее до проникновения острого края в мясо, лишь слегка оцарапав, что являлось несущественным по сравнению с пробитой ступней.
- Фу, блин! - пробормотал он, облегченно вздохнув, и увидел мрачное здание, возвышающееся над ставшими совсем редкими, уродливыми домиками, а уж снующие вокруг черти, так и вовсе исчезли, оставив летающих в каменном "небосводе" противно-каркающих крылатых ящеров.
Похожее на тюрьму строение серого цвета окружал угрожающе-выглядящий забор метра четыре в высоту, состоящий из толстых и частых, острых на концах металлических прутьев с красноватым оттенком, где на разных участках периодически вспыхивали крупные снопы искр. Судя по всему, данное ограждение создавалось с учетом ограничения возможности побегов, а остающийся после искрящихся вспышек запах озона говорил об огромной силе тока, сконцентрированной внутри. При хорошем раскладе от беглеца не останется даже зубов, не то, что костей, поэтому красноватый забор пугал еще при подходе к территории вгоняющего в тоску здания с отсутствующими окнами.