- Да-да, Чарльз, ради Бога. Мы очень этого ждем.
- Все равно не понимаю, как ко всему этому относится чертово зеркало, - пробормотал Твилфорд, задиристо выпятив подбородок.
- Оно и впрямь чертово, если верить Сабрине, - мечтательно произнес Чарльз. - Вы это верно подметили, Твилфорд!
Лорд Грейвстон издал нечто напоминающее сдавленный лай.
- Да-да, конечно. - Чарльз подался к бутылке и в мгновение ока наполнил свой верный бокал. - Может быть, утром я и пожалею об этом поступке, однако сейчас мне следует хорошенько себя подкрепить. - Он вновь поерзал в кресле, переложив на скамье каблуки. - Ну, как я уже сообщил, Сабрина согласилась пойти в экономки к странному иноземцу в обмен на кров и еду. Сначала она опасалась подвоха, и это понятно, ведь неожиданный благодетель мог в любой момент либо прогнать новопринятую служанку, либо выставить дополнительные условия, закабаляющие и ее, и детей. Но у нее не имелось выбора. Англия находилась далече, а ни в Антверпене, ни в любом другом европейском городе дела до оставшейся без защиты бедняжки не было, естественно, никому. Иностранец же сразу снабдил ее небольшими деньгами на покупку добротного одеяния для себя и детей.
- Прямо миссионер какой-то, - проворчал Твилфорд. - Они горазды на такие пассажи.
- Конечно, существовали и другие, - продолжал Уиттенфильд, - смущавшие нашу красавицу вещи. В доме, например, имелись комнаты, куда ей запрещалось входить; они были заперты денно и нощно. Кроме того, иностранец частенько получал тщательно упакованные посылки из разных далеких стран. Постепенно Сабрина стала подозревать, что он вовлечен в какие-то темные, преступного толка дела, а может быть, даже и не преступного, а похуже. Она ведь подметила, что хозяин весьма редко выходит из дому днем. И очень тревожилась, пока не увидела, как граф прогуливается на солнце, отбрасывая самую что ни на есть полноценную тень, и не поняла, что он никакой не демон. Смейтесь, если хотите, - прибавил он обиженным тоном. - Тогда очень многие испытывали подобные страхи. То был век предрассудков.
- А наш, конечно же, нет? - поинтересовался шестой гость, приподнимая в вежливом недоумении брови.
- Ну, необразованные косные толпы, осмелюсь заметить, всегда были обуреваемы суевериями, но те, у кого хватает ума воспринимать новые веяния… м-м-м… давно сбросили с себя этот гнет. - Лорд задумчиво приложился к портвейну. - Все же, полагаю, мы можем понять, что чувствовала тогда бедняжка Сабрина.
- Н-да, женщины, знаете ли, - протянул Хэмворти с ленивой улыбкой, - удивительные создания, но в них есть великий изъян. Даже одной из тысячи этих особ не дано связно мыслить, а те, что способны логически рассуждать, неприятно мужеподобны. Взять ту француженку, писательницу с английским именем… Как ее? Санд? Вот типичный пример мыслящей дамы.
- Наша двоюродная бабка Серена на нее вовсе не походила, - нахмурился Уиттенфильд. - Хотя в той округе, где она проживала, ни один мужчина не мог говорить с ней на равных. Всем это, правда, было не по нутру, но мы, ребятишки, очень ее любили.
- Может быть, вы вернетесь к Сабрине? - печально спросил Доминик.
- О да, Сабрина. Я сказал вам, не так ли, что ей стали всюду мерещиться происки злых сил? Похоже, сказал. Ну так вот, после опыта с тенью она решила, что граф не тот случай. Некоторое время Сабрине казалось, что хозяин прячет в доме любовницу, на что намекали его необычный распорядок дня и обособленная манера держаться. Была у нее также версия, что он секретный агент французский, а может, испанский, чего Сабрина боялась пуще всего, ведь разоблачение могло затронуть ее и детишек. Впрочем, обе версии за семь месяцев ее службы не нашли фактических подтверждений, однако любопытство женщины разгорелось, и она решила все-таки разузнать как можно больше о своем нанимателе и о запертых комнатах в доме.
- Хорошее дело, - пробормотал Хэмворти. - Я не хотел бы, чтобы моя экономка совалась в мои дела.
- Слуга графа был таким же скрытным и сдержанным, как и хозяин, Сабрине думалось, что он тайно за ней наблюдал. Она описывает этого малого как худощавого человека среднего возраста с песочными волосами и голубыми глазами, однако его манера держаться не выдавала в нем северянина-европейца, да и общался он с графом… не часто, но временами… на очень странном, как она пишет, совсем не северном языке. В нем угадывалась латынь, и это опять же интриговало. Сабрина дошла до того, что решилась ночами не спать. Несколько месяцев она вела неусыпную слежку, и ее терпение в некотором смысле было вознаграждено.
- В некотором смысле, - насмешливо повторил лорд Грейвстон. - Чарльз, да говорите же проще! Ну хоть иногда.
- Я ведь стараюсь. Кто виноват, что история хитро закручена, а вино не дает мне собраться с мыслями? Нет, Грейвстон, вы просто обязаны оценить мой превосходный портвейн.
- Я оценю все, что поможет рассказу! - последовал резкий ответ.
- Значит, дело за малым, - произнес сварливо Уиттенфильд. - Не уверен, впрочем, что вы вникли во все перипетии жизни Сабрины.
- Конечно вникли. Она служила экономкой у чрезвычайно скрытного иностранца в Антверпене и находилась в крайне стесненных обстоятельствах. Во что тут вникать? - Лорд Грейвстон прочистил щеточкой трубку и, сдвинув кустистые брови, метнул на рассказчика вызывающий взгляд.
- Но это не все, - возразил тот упрямо.
- Может быть, и не все, но вам предстоит о том рассказать, - поспешил смягчить ситуацию Доминик.
- Что я и сделаю, если мне дадут такую возможность, - окрысился Уиттенфильд. - Каждый из вас, похоже, предпочитает обсуждать свои собственные делишки. Если хотите, давайте поболтаем о них.
- Ну, Чарльз, не капризничайте, - осмелился высказаться Эверард и тут же искательно улыбнулся, чтобы хозяин не счел его слова за упрек.
Уиттенфильд смотрел в потолок, погрузившись в свои мысли, потом глаза его заблестели.
- Знаете, впервые ознакомившись с дневником, я решил, что Сабрина дает волю фантазии, но с тех пор мне довелось почитать и еще кое-что. Сличение материалов, почерпнутых из разных источников, убедило меня, что записи нашей родственницы - чистейшая правда, и это открытие смущает теперь мой покой. Весьма нелегко прийти к заключению, что многие вещи, представлявшиеся тебе абсурдными, на самом деле не таковы.
- На что это вы намекаете, Чарльз? - требовательно спросил Доминик, раскуривая очередную сигару.
- Вы читали дневник, а? - Лорд даже не взглянул на кузена. - Нет, не читали. А я читал, и не один раз, и вправе вам заявить, что документ этот внушает тревогу.
- Вы только и делаете, что обещаете внятно нам обо всем рассказать, - вздохнул Хэмворти, - но так и не выполняете своих обещаний.
- Как мало в вас доверия, Питер, - пожурил его с деланным добродушием Уиттенфильд. - Уймите свою раздражительность, и вы тут же поймете, почему мой рассказ о Сабрине строится именно так. Не я выбирал тему для обсуждения, но она стала поводом несколько вас просветить. - Он хлебнул вина и слизнул с верхней губы дужку кирпично-оранжевой влаги.
- Так окажите нам эту любезность, - улыбнулся шестой гость.
Рассказчик поколебался.
- Не знаю, к каким заключениям вы придете. Я ведь и сам не разобрался во всем до конца. - Он шумно выдохнул воздух и вновь потянулся к бокалу. - Ладно, судить да рядить вы будете сами. Так оно, полагаю, выйдет верней. - Последовал смачный глоток. - Сабрина, понятно, не бросала слежки за графом. Ночи, представьте себе, напролет не спала, а с утра принималась за хлопоты по хозяйству, стараясь также оказывать посильную помощь слуге своего благодетеля, перед которым сильно робела, хотя тот был с ней безукоризненно вежлив, как, впрочем, и граф, встреч с которым она по возможности избегала. Страхи, вы понимаете, все еще жили в ней. Прослужив так какое-то время и скопив немного монет, женщина купила распятие - старое было продано еще с год назад. Граф, заметив крестик, вскользь бросил, что он позолочен. Сабрина с негодованием заявила, что ничего большего она себе позволить не может и что истинную веру золотом не подменишь. Хозяин, вежливо извинившись, признал ее правоту, а через две недели подарил ей другое распятие, уже из чистого золота и, кажется, флорентийской работы. Я, по крайней мере, так думаю, ибо видел его. Сабрина, обуреваемая ужасными подозрениями, отнесла дар к католическому священнику, чтобы тот его освятил. Католик, зная ее как благочестивую англиканку, не преминул выполнить просьбу…
- И граф наутро растаял как дым, - заключил саркастически Доминик.
- Нет, с ним ничего подобного не случилось, и Сабрина сделала вывод, что он не злой искуситель, а добрый благовоспитанный человек, но не оставила своих за ним наблюдений, весьма и весьма, надо сказать, изматывавших ее. Однажды ночью, таясь на лестнице возле одной из всегда закрытых дверей, она задремала и с ужаснейшим грохотом покатилась вниз по ступеням. Дверь отворилась, лестницу залил свет…
- Боже! - вскричал Эверард. - Наверняка она сильно расшиблась! Я тоже однажды упал с лестницы и потянул связки в плече, а доктор сказал, что мне еще повезло. Все кончилось бы печальней, будь я потяжелее.
Уиттенфильд раздраженно нахмурился.
- Она набила себе синяков и сломала руку - к счастью, правую, потому что была левшой.
- Ах вот оно что, - заметил Твилфорд глубокомысленно. - Это многое объясняет.
- Леворукость? - вскинулся Уиттенфильд. - А вы ведь, кажется, правы. Считается, что в левшах есть нечто особенное. Подумать только, Серена тоже была левшой.
- А что вы скажете о людях, одинаково хорошо владеющих обеими руками? - тихо спросил шестой гость.
- Я их не одобряю, - веско заявил Грейвстон. - Это неестественно.