- Все будут обеспечены кровом и питанием отменного качества, что специально оговорено завещателем. Супруги Грибуан, пользуясь благами наравне с остальными, останутся в положении прислуги, и никогда не будут пытаться его изменить.
Нотариус сделал паузу.
- Строение Мальпертюи не должно подвергаться никаким переделкам. Последнему из живущих под его крышей перейдет вся завещанная сумма.
- Условия, касающиеся дома, распространяются и на москательную лавку; Матиас Кроок до конца будет исполнять обязанности приказчика с утроенным пожизненным содержанием. Только последний жилец дома имеет право закрыть магазин.
- Айзенготт ничего не получает, не ищет выгоды и не преследует никаких интересов - он будет свидетелем безукоризненного соблюдения условий завещания.
Нотариус взял из папки последний листок.
- К завещанию имеется приписка. Буде случится, что последними останутся в живых мужчина и женщина, они обязаны вступить в брак - чета Диделоо автоматически исключается, - и состояние должно поровну разделить между ними.
Воцарилось молчание: разум отказывался принять все услышанное.
- Такова моя воля! - твердым голосом объявил дядюшка Кассав.
- Да будет так! - торжественно откликнулся сумрачный Айзенготт.
- Подпишитесь, - распорядился поверенный Шамп.
Все подписались, кузен Филарет поставил крест.
- Теперь уходите, - лицо у дядюшки Кассава внезапно исказилось. - Айзенготт, вы останьтесь.
Мы ретировались в сумерки желтой гостиной.
- Кто проследит за нашим размещением в этом доме? - спросила Кормелон-старшая.
- Я, - коротко ответила Нэнси.
- А почему, собственно, ВЫ, мадмуазель?
- Попросить Айзенготта объяснить вам? - вкрадчиво осведомилась сестра.
- Мне кажется… - вмешался дядя Шарль.
- Чепуха! - оборвала Нэнси. - Впрочем, вот и господин Айзенготт.
Он прошел на середину комнаты и оглядел нас по очереди пристальным тяжелым взором.
- Господин Кассав желает, чтобы Жан-Жак и Эуриалия присутствовали при его последних минутах.
Все склонили голову, даже Нэнси. Дядюшка Кассав тяжело дышал, в его стекленеющих глазах отражалось пламя свечей.
- Кресло, Жан-Жак… сядь в свое кресло… а ты, Эуриалия, подойди ко мне.
Кузина скользнула вперед, послушная и все же великолепно безразличная к странной торжественности момента.
- Посмотри мне в глаза, дочь богов, - пролепетал дядя изменившимся голосом, в котором, казалось, звучало боязливое почтение. - Посмотри мне в глаза и помоги умереть…
Эуриалия склонилась над изголовьем. Умирающий испустил долгий вздох, я услышал несколько слов, тут же растаявших в тишине:
- Мое сердце в Мальпертюи… камень в камне…
Кузина так долго не двигалась, что мне стало страшно.
- Эуриалия… - взмолился я.
Она обернулась со странной улыбкой на губах. Затуманенный взгляд полуприкрытых глаз - ни огонька, ни мысли.
- Дядюшка умер, - сказала она.
В этот миг отчаянное рыдание донеслось с лестничной площадки.
- Он задул лампу… Я изо всех сил оберегал ее, и все-таки она погасла. Ой-ей-ей, лампа погасла!
Глава вторая. Знакомство с Мальпертюи
Гений ночи унес лисью голову, дабы украсить ею свой дом и тем почтить его
История Хуссейна
Малые божества, такие, как пенаты, брауни, гласменнхены,
отнюдь не суть духи, но миниатюрные инкарнации
и, следовательно, абсолютно материальны
и заимствуют силу от земли, на коей живут.
Уорт (Сравнительный фольклор)
Солнце! Дайте мне солнце!
Ибсен (Привидения)
Настала пора обрисовать Мальпертюи, и меня охватывает странное бессилие. Образ отступает, подобно замку Морганы, кисть неподъемно тяжелеет в руке живописца - столько деталей, требующих описания и определения, ускользают, теряют очертания и тают туманными клочьями.
И я отказался бы от поставленной задачи, когда б не помнил наставлений моего чудесного учителя, доброго аббата Дуседама: мало смотреть, важно уметь видеть.
За шесть недель до смерти дядюшки Кассава мы перебрались с набережной Сигнальной Мачты в Мальпертюи.
Я всегда с нежностью буду вспоминать наш дом на набережной. Маленькое, причудливое строение; благодаря зеленоватым стеклам окон днем в комнатах таился необыкновенно мягкий, словно аквариумный, полусвет, насыщенный ароматами вербены и любимого табака аббата Дуседама, частенько нас навещавшего.
Входная дверь открывалась в холл - единственное просторное помещение под кровлей, - за которым неусыпно надзирал со стены портрет моего отца, капитана Николаса Грандсира, в свою очередь охраняемый почетным караулом внушительной оружейной коллекции.
Поначалу капитан посылал вполне достаточно денег для оплаты жилья и относительно безбедного существования. Однако к моменту нашего переезда к дядюшке Кассаву чеки из сингапурских, шанхайских или кантонских банков приходили все реже и суммы все уменьшались.
В период сравнительного благосостояния в доме на набережной Сигнальной Мачты друзья не пренебрегали возможностью воздать должное кулинарным талантам Элоди, и аббат Дуседам, самый почетный из них, отличался постоянством.
Это был низенький человечек, округлый и толстенький, как бочонок, с жизнерадостной физиономией, подобной полной луне, и всегда в запятнанной сутане.
Кроме хорошей кухни (здесь Элоди была на высоте), он любил доброе вино, голландский табак и старые книги.
Имя его вполне заслуженно не кануло в безвестность, ибо связано с некоторыми книжными изданиями, которые и посейчас не утратили определенного авторитета. Так, читатель обязан ему весьма углубленным исследованием гравюр Уэнделла Диттерлинга, своеобразно написанной биографией Жерара Доу, а также изысканиями в области кузнечного искусства XV века.
Кроме того, аббат Дуседам продолжил любопытные труды доктора Мизе из Лейпцига, имевшие предметом исследования лики, язык и сравнительную анатомию ангелов.
Аббат доказывал, что сии небесные духовные сущности выражают свои мысли посредством светоиспускания, а цвет используют вместо звуков.
Он регулярно служил мессу, ни минуты не экономил на ежедневном чтении требника, подавал пример целомудрия и смирения - при всем том начальство его не любило. Занятия темой доктора Мизе создало ему незаслуженную репутацию ересиарха и повлекло неоднократные ссылки в монастырские обители со строгим уставом. Однако самые придирчивые и мелочно-щепетильные сановники церкви не смели предать забвению прошлое: молодые годы сего пастыря прошли под далеким небом, в гибельных краях, где рядовые поборники Христовы отстаивали славу Божию ценой собственных мучений и крови.
При каких роковых обстоятельствах свел он знакомство с капитаном Николасом Грандсиром? Аббат никогда не касался этого вопроса, а отец ограничивался тем, что завершал свои письма "горячим дружеским приветом славному святому Тату, которого хранит Господь на радость бедным смертным, дабы могли приобщиться вечной благодати".
- И что за "Тату" такое? - подозрительно спрашивала Элоди.
- А это такая толстая тварь вроде меня, - пояснял аббат Дуседам, - только вот она осталась на берегах Амазонки, не то что я - пью здесь доброе вино, ем всякие лакомства и вовсе не заслуживаю милосердия Господня.
- Как истолкуете вы название дома, принадлежавшего дядюшке Кассаву, - название, подобное проклятию? - спросил я однажды, изображая любопытство научно-познавательного толка.
Аббат Дуседам напустил на себя озабоченно-сосредоточенный вид, весьма ему чуждый, и объяснил:
- Мудрые мужи, сочинители знаменитого и столь красочного "Романа о Лисе", наделили именем Мальпертюи самое логово лисовина-коварного. Не слишком отдаляясь от сути употребления этого слова, я разумею Мальпертюи как обитель зла, или, скорее, лукавства. Лукавство же является, по преимуществу, прерогативой Духа Тьмы. Основываясь на оном постулате и трактуя его расширительно, я заключаю, что Мальпертюи - прибежище Лукавого, то есть Дьявола…
Я скорчил испуганную гримасу.
Предпочитаю просто лиса. На оконных рамах - помните, те парные окна на фасаде, - вырезаны какие-то мерзкие фигурки…
- Кальмары-стрела, гюивры, герпетоны, - уточнил аббат.
- И среди них лисьи морды еще самые симпатичные; а на каменных консолях под этажными перекрытиями - такие же изображения.
- Это не более чем зловредная otosyon megalotis, лисица большеухая. Однако не спешите, мой юный друг, не спешите. Лисий образ по праву относится к сфере демонологии. Японцы, признанные авторитеты в этой потаенной и грозной науке, недаром считают лиса кудесником, могущественным чародеем и ночным духом с весьма обширными возможностями инфернального толка. В некоторых гримуарах - кстати, я категорически против чтения и тем паче изучения подобных книг, - на гравюрах, изображающих борьбу святого Михаила с восставшим ангелом, поверженный Лукавый наделен притворной и нечестивой физиономией лиса.
К сожалению, сколько ни рылся я в архивах, выяснить мне не удалось, почему дом дядюшки Кассава был так назван. Полагаю, сим именем нарекли его монахи Барбускины - в прошлые века они владели большей частью служб и угодий, приписанных к дому. Лично у меня Мальпертюи вызывает печальные предчувствия и ощущение угрозы.
- Расскажите об ордене Барбускинов, - внезапно выпалил я, прекрасно зная, сколь неохотно Дуседам касался этой темы.
Его округлые толстенькие ручки беспомощно и досадливо задвигались.