Это была титаническая работа - обзвонить огромный гостиничный городок. То "занято", то "у нас такие не значатся", а то, не слушая вопроса, говорят "мест нет" и кладут трубку.
Вдруг из седьмого корпуса "Золотого колоса" деловитый женский голос ответил:
- Опрятин? Минуточку… Инициалы?.. Да, есть. Опрятин и Бугров. Сто тринадцатый номер.
Посыпались гудки отбойного зуммера.
- Здорово! - Николай хохотнул. - Живет в седьмом корпусе, напротив нас, а мы и не знали.
Привалов закрыл "Эйнштейна", посмотрел на часы.
- Половина девятого. Рановато, пожалуй, звонить…
Он подошел к окну. На улице вихрилась белая метель. Было еще темно, в окнах гостиничного корпуса напротив горел свет.
- Впрочем, он не из лежебок. - И Привалов решительно набрал номер и попросил дежурную по этажу вызвать Опрятина.
Некоторое время он ждал. Услышав ответ, оживился:
- Николай Илларионович? Рад приветствовать вас в Москве… Привалов… Да, и более того: живу тоже в "Золотом колосе", по соседству… Откуда узнал? - Привалов запнулся на секунду. - От общих знакомых.
Он сказал, что хотел бы поговорить об одном важном деле, и Опрятин ответил, что будет рад встретиться, только попозже: он должен ехать по делам. Они договорились встретиться в двенадцать в вестибюле метро "ВДНХ".
- Прекрасно! - Привалов положил трубку. - В час у меня совещание в Главнефтеспецмонтаже - как раз успею. А пока приведу в порядок записи. Вы, Коля, поезжайте в управление, пробейтесь к Бубукину и проявите настойчивость. Сегодня проект приказа должен быть завизирован.
Николай горестно вздохнул. Он не любил ходить в управление. Тамошние нескончаемые коридоры угнетали его и вызывали в памяти строчки из Багрицкого:
Ой, чумацкие просторы -
Горькая потеря!
Коридоры в коридоры,
В коридорах двери…
- И вот что еще, - сказал Привалов. - Закажите себе билет на среду.
- Себе? А вам?
- Мне придется на несколько дней задержаться. Съезжу в Подольск, на завод, - там полно наших заказов.
- Хорошо, Борис Иванович. Придется на городскую станцию… По телефону только за пять дней, а среда послезавтра…
К полудню метель немного утихла, но все же мело еще порядочно. Пока Привалов, придерживая на голове папаху, шел по дорожке меж сугробов к проспекту Мира, его основательно залепило снегом.
Перейдя проспект, он вошел в вестибюль метро. Его обдало теплым электрическим ветром. Очки запотели. Борис Иванович снял их и протер. Восстановив остроту зрения, он огляделся и почти сразу увидел Опрятина, только что сошедшего, с эскалатора.
Опрятин был в элегантном пальто с меховым воротником и пыжиковой шапке. Он устремился к Привалову и поздоровался с ним, как показалось Борису Ивановичу, с преувеличенной радостью.
- Как приятно встретить в московской сутолоке земляка! - Он энергично потряс руку Привалова. - Очень, очень рад, Борис Иванович!
"Что это с ним? - удивленно подумал Привалов. - Всегда такой сдержанный… Впрочем, земляка и впрямь приятно встретить".
Они отошли в сторонку. Обменялись обычными при таких встречах фразами. Потом Опрятин спросил, как бы между прочим:
- Что говорят в академии о записках Матвеева?
- Пока изучают их. Кстати: высказывается предположение, что до наших дней дошли не только записки.
- Что же еще? - Опрятин насторожился.
- Матвеевский нож.
- Вы верите в индийские сказки?
Привалову не понравилось это. К чему увертки? Он решил идти напрямик.
- Николай Илларионович, мы знаем, что матвеевский нож был у вашего сотрудника Бенедиктова. Потом вы искали его в море, на месте падения женщины с "Узбекистана". Если вы нашли нож, то в академии с интересом послушали бы ваше сообщение. Вы же серьезный ученый и понимаете значение для науки…
- Это и есть дело, по которому вы хотели со мной говорить? - прервал его Опрятин. Теперь от него веяло холодом, радостного оживления как не бывало.
- Да, по этому делу.
- Вас неверно информировали, - ледяным тоном сказал Опрятин. - Я не имею ни малейшего представления о ноже.
- Позвольте, но вы искали…
- Мои "розыски", как вы говорите, в море связаны только с проблемой уровня Каспия. Больше ни с чем. Что касается Бенедиктова, то он ведет у нас в институте определенную работу, а чем занимается в неслужебное время, не знаю.
Это была отповедь. Вежливая, но решительная. Привалову стало неловко: действительно, какие основания были у него для подобного разговора? Письмо Костюкова? Болтовня какой-то вздорной "дяди Вовиной супруги"?..
- Извините, - сказал он. - Видимо, меня неправильно информировали.
- Да, неправильно. - Опрятин вдруг заторопился, взглянул на часы. - Должен вас покинуть, Борис Иванович. Дела! - Он улыбнулся одними губами, пожал Привалову руку и быстро пошел к выходу.
Привалов озадаченно посмотрел ему вслед.
Если бы он знал, что в эту самую минуту Опрятин, идя по дорожке, протоптанной в снегу, и заложив руку за пазуху, нащупывает в кармане рукоятку матвеевского ножа!
Проведя несколько томительных часов в управлении, Николай поехал на Курский вокзал.
У касс предварительной продажи было много народу. Николай стряхнул снег со шляпы и подошел к хвосту очереди.
- Кто последний?
Приземистый гражданин в коричневом кожаном пальто оторвался от газеты и неодобрительно глянул на Николая:
- Я крайний. Только не лично. Лично за мной занимала гражданка… - Он осмотрелся. - Вон она, в черной шубе. Будете за ней.
Николай мельком взглянул на гражданку в черной шубке и белой шапочке. Она стояла спиной к нему у киоска "Союзпечати".
Кожаное пальто, простуженно потягивая носом, углубилось в международное обозрение. Николай, пользуясь преимуществом роста, от нечего делать стал просматривать через плечо гражданина газетные заголовки. Его заинтересовала заметка о выставке "Трофейная техника шпионажа и диверсий", открытой недавно после ремонта. В заметке описывались новые экспонаты. Остатки самолета-разведчика одной заморской державы, сбитого нашими летчиками… Бесшумные пистолеты… Портативные рации… Отравленная булавка… Оборудование итальянского диверсанта из пресловутой Десятой флотилии, который погиб в 1942 году в одном из Каспийских портов, - его тело было случайно найдено в прошлом году в подземелье. Диверсант, очевидно, принадлежал к ордену иезуитов, так как носил на шее толстую пластинку с выгравированными начальными буквами…
Что такое?.. Николай подался вперед и впился взглядом в петитные строчки.
"…Начальными буквами девиза иезуитов "AMDG"…
Кожаное пальто раздраженно сказало:
- Не люблю, молодой человек, когда мне в ухо дышат.
- Извините, - пробормотал Николай и кинулся к газетному киоску. - "Московскую правду", пожалуйста.
Он схватил газету и тут же, у прилавка "Союзпечати", стал перечитывать про итальянца.
Вдруг он почувствовал чей-то пристальный взгляд. Досадливо покосился на соседку - ту самую, в черной шубке. И даже головой дернул, как от удара в челюсть: рядом с ним стояла Маргарита Павловна.
- Вы… вы в Москве? - растерянно сказал он.
- Как видите. - Она пристально смотрела на него, глаза у нее были невеселые.
- А я в командировке… - Николай кашлянул и начал складывать газету.
"Дурак! - выругал он себя. - Очень ей интересно, что ты в командировке…"
- Вы едете домой? - спросила Рита, наблюдая за нервными движениями его пальцев.
- Да. Хочу на среду взять билет. А вы?
- Завтра уезжаю.
Николай сунул многократно сложенную газету в карман. Рита повернулась к продавщице:
- Я возьму эти открытки.
Она отложила пять или шесть открыток с цветными репродукциями. Николай рассеянно взглянул на них. Какой-то северный пейзаж. Левитановский "Март". "Вирсавия". Картинка в билибинском духе: корабль с выгнутым парусом, на котором изображено солнце, подходит к пристани, где бородатые люди в длинных кафтанах стоят у пушек, окутанных клубами дыма…
Он сказал первое, что пришло в голову:
- "Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят".
- Да. - Рита расплатилась с продавщицей и сунула открытки в сумочку. - С детства люблю эту сказку.
- Я тоже, - сказал Николай. - Когда-то в детстве я перерисовывал эту картинку.
- Перерисовывал? - Рита резко повернулась к нему и посмотрела в упор. - А рисунок никому не дарили?
У Николая перехватило дыхание. Во все глаза он смотрел на это милое, переменчивое, вопрошающее лицо - и вдруг увидел… Проступили давно знакомые черты… задорный нос, обсыпанный веснушками, озорная улыбка, желтые воинственные косички…
- Желтая Рысь? - прошептал он.