Свет фонаря падает на Риту, на ее золотистые волосы, на узкое лицо с нежным подбородком и темными печальными глазами.
Николай не может оторвать взгляд от Ритиного лица. Десятки вопросов вертятся у него на языке. Кто она такая? Каким образом свалилась тогда за борт? И что за странный интерес к месту ее падения: ведь Опрятин явно искал там что-то, у него на моторке был поисковый прибор. И Вова нырял там с аквалангом. Что они ищут?.. И почему все время кажется, будто он уже видел когда-то эту девушку?..
- Веселые у вас лаборанты, - насмешливо говорит Рита.
Круто повернувшись, она идет к троллейбусной остановке. Идет мимо фонтанов, подсвеченных цветными лампами. Мимо пустых скамеек и мимо скамеек, занятых парочками. Идет одна.
Кошка, Гуляющая Сама по Себе…
Николай долго глядит ей вслед. Потом подзывает Рекса и, широко шагая, продолжает свой путь.
Юра открывает дверь. Он в одних трусах, в руке у него отвертка "Дюрандаль".
- Здравствуйте, люди и собаки! - провозглашает он и ведет Николая в свою комнату, заваленную книгами и завешанную географическими картами.
На столе громоздится нечто, напоминающее электрополотер. Это знаменитый "сверхмагнитофон", с которым Юра возится вот уже третий месяц.
- Смотри, Колька. Я вытащил из него кое-что, и теперь…
Юра показывает Николаю почти готовые пьезоэлектрические весы и объясняет, что он придумал для упрощения схемы. Николай слушает и не слушает. Он дымит сигаретой, рассеянно стряхивая пепел в жестянку с шурупами.
- Юрка, - говорит он вдруг, прервав друга на полуслове, - я только что встретил ту, которая с теплохода прыгнула…
- Шут с ней. Теперь смотри: от кварцевой пластинки выводы идут…
Но Николай снова перебивает его:
- На месте ее падения что-то ищут. Опрятин ищет. И Вова.
Юра смотрит на друга, глубокомысленно почесывая "Дюрандалем" затылок.
- Может, они ищут затонувший город Шерги-Юнан?
- Не дури, Юрка! К ней на бульваре приставали какие-то парни. Среди них знаешь кто был? Наш Горбачевский.
- Валерка?
- Да. Завтра поговорю с ним.
- Не надо. Ты не умеешь вести воспитательные разговоры. Я сам поговорю.
- Понимаешь, - задумчиво продолжает Николай, - у нее такое лицо… Все время кажется, будто я ее где-то видел раньше…
Юра явно настроен на другую волну. Он подбрасывает и ловит отвертку, а потом говорит с дружелюбной интонацией в голосе:
- Как же ты не узнал свою двоюродную тетку из Астрахани?
Николай раздраженно тычет окурок в жестянку и идет к двери.
- Жизнерадостная дубина! - бросает он на ходу.
Медленно идет он по вечерним улицам. Смутно и тревожно у него на душе.
Глава двенадцатая,
повествующая о находке, которая вынуждает авторов закончить первую часть и совершить экскурс в начало позапрошлого века
…Ибо распечатывание таких сосудов входит в круг моих обязанностей.
В.Гюго. Человек, который смеется
Грязный брусок, приобретенный Приваловым на толкучке, больше двух недель провалялся на яхт-клубе, в рундуке, на дверце которого была выведена по трафарету аккуратная надпись "Меконг". Не то чтобы Борис Иванович забыл о нем - просто руки не доходили. С тех пор как в институте заговорили о Транскаспийском нефтепроводе, Борис Иванович потерял всякий покой. Неотступно стояло перед ним странное и заманчивое видение: мощная струя нефти, идущая через море…
Надо было хоть немного отвлечься от беспокойных дум, от вычислений, уводивших в область фантастики. У Привалова было испытанное средство охлаждения разгоряченной мысли: послесарничать, повозиться с инструментом и металлом. А если при этом случался собеседник, готовый выслушать его, Бориса Ивановича, дифирамбы слесарному искусству, то это было все равно что дом отдыха.
Итак, однажды после работы Привалов заехал на яхт-клуб, завернул брусок в газету и привез его домой. После обеда он приладил к кухонному столику тисочки и, мурлыча себе под нос песенку о хорошем настроении, разложил инструмент.
Перед работой он поскреб ногтями кусок мыла - старый способ, каким культурные металлисты предупреждают появление под ногтями траурной каймы.
- Не найдется ли у нас немного керосину? - спросил он жену.
Ольга Михайловна, мывшая посуду, обернулась к нему.
- Где-то был, - сказала она. - Помнишь, ты приносил, когда красил двери.
- Да-да, я кисть еще отмывал. Поищи, пожалуйста.
Борис Иванович смочил тряпочку керосином и принялся тщательно обтирать брусок.
- Любопытно, - говорил он при этом, - как техника меняет привычные понятия. Раньше керосин - он назывался тогда фотогеном - был почти неизвестен в быту. Потом он стал известен всем, включая грудных младенцев. Керосиновые лампы, примусы, керосинки "Гретц"… А теперь городские дети могут услышать это слово только в школе или - попав в реактивную авиацию… Электричество и газ! А когда-нибудь и эти слова перестанут быть ходовыми - как ты думаешь?
Ольга Михайловна ответила не совсем по существу:
- Я же просила тащить домой поменьше дряни! Зачем тебе эта грязная железка?
Привалов тем временем зажал брусок в тиски и принялся срезать острым шабером толстый слой ржавчины, размоченной керосином.
- Это не железка, - сказал он. - Я уже как-то говорил тебе, что железо в чистом виде встречается редко. В основном оно бывает в виде сплава с углеродом, который называется сталью. А железо, феррум, - это элемент, оно только в лабораториях бывает в чистом виде. И, кстати, оно почти не ржавеет. А эта штуковина ржавая - значит, стальная.
- Позволь, а как же нержавеющая сталь?
- Это, видишь ли, название условное. В некоторых марках нержавеющей стали железа меньше, чем хрома и никеля.
- Чего только не узнаешь на старости лет! - вздохнула Ольга Михайловна, вытирая тарелку. Глаза ее смеялись. - Борис, - сказала она немного погодя, - давай пойдем в кино. В "Повторном фильме" идет "Колдунья". Все ее видели, кроме нас с тобой.
- В принципе я не против "Колдуньи", - ответствовал Привалов, орудуя шабером. - Ты же знаешь, я всегда стоял горой за ведьм, волхвов и леших. Но, прежде чем приобщиться к оккультным наукам, я очень хочу заглянуть в этот ящичек.
- Ты скажешь! - засмеялась Ольга Михайловна. - Постой, но разве он пустотелый?
- В том-то и штука, - радостно откликнулся поклонник волхвов. - Понимаешь, он слишком легок для своего размера - я это еще на толкучке заметил, когда взял в руки. Но никаких стыков на стенках не видно. Вот мне и стало интересно, как он сделан.
Привалов отложил шабер. Блестящая поверхность металла обнажилась почти повсюду, только в углублениях темнела ржавчина.
Молотком он постучал по углам и по середине.
- Явно пустотелая штука, - сказал он и потряс ящичек около уха. - Никакого звука. Или там ничего нет, или что-нибудь плотно набито.
- Борис, ты поосторожнее, - забеспокоилась вдруг жена. - Может быть, это неразорвавшаяся мина?
- Ну что ты! Я не вижу ни одного отверстия для взрывателя или предохранителя. И, судя по вмятинам и забоинам, этой штукой пользовались как подставкой: на пей рубили и сверлили. Если б что и было, она бы давно взорвалась.
- А вдруг она замедленного действия?
Борис Иванович ухмыльнулся:
- Ты напоминаешь мне бабушку из "Детства" Толстого. Помнишь? Она не пожелала выслушать объяснение, что дробь не порох.
- Благодарю за сравнение!
- Да ты не сердись. Понимаешь, ящичек сделан очень давно, тогда не было механизмов замедления. Вообще говоря, я бы мог взять его завтра в институт и между делом легко разобраться, даже не вскрывая его. Можно измерить толщину его стенок ультразвуковым толщемером. Можно взять конвертик с фотопленкой, ампулу с чем-нибудь радиоактивным - мезоторием, например, - и просветить ящичек гамма-лучами. По снимку можно было бы, вероятно, понять, есть ли что внутри.
- Вот и сделай так, - сказала Ольга Михайловна, убирая посуду в шкафчик.
- Э-э, нет! - Привалов зажег газовую горелку. - Старые способы тоже нельзя забывать. Помнишь, у Козьмы Пруткова: и при железных дорогах надо сохранять двуколку.
- А еще у него же сказано: если у тебя есть фонтан - заткни его, - язвительно заметила жена.
- Верно, - миролюбиво сказал Привалов. - Мы в расчете за бабушку.
С этими словами он поставил на газ сковородку и положил на нее ящичек.
- Теперь ты будешь его поджаривать?
- Очистительная сила огня! - Борис Иванович перевернул ящичек на другой бок. - Сейчас мы ему прогреем старые ревматизмы… И хорошее настроение не покинет больше нас…
Напевая, он высыпал на блюдечко немного зубного порошка, размешал его с водой и, смочив в растворе тряпку, стал водить ею по стенкам ящичка. Мел, шипя, быстро высыхал на горячем металле. Ящичек стал чисто белым, лишь слегка проступали в углублениях пятна ржавчины.
- А дальше что? - спросила жена, с любопытством наблюдавшая за этими манипуляциями.
- А вот смотри.
Привалов смочил сухую тряпочку керосином и стал отжимать ее на ящичек. Желтые капли, падая на меловую поверхность, мгновенно расходились, пропитывая ее.
- Видишь? Вот тебе старые методы дефектоскопии.
На всех гранях ящичка проступили четкие, тонкие, будто иглой процарапанные линии, образовавшие строгий геометрический узор.
Подняв очки на лоб, Привалов любовно разглядывал стыковые линии.