В то же время в этом отглаженном щёголе, назвавшемся кратким псевдонимом "Акиа", не было и капли высокомерия - он говорил легко, ничем не обозначая кастовой разницы с Уле. Уже на третьей-четвёртой минуте беседы с ним можно было забыться и перестать следить за словами. Пришлось быть настороже, чтобы не сказать лишнего. Когда визитёр, насытив своё любопытство, ушёл, Расстрига доложил Уле, что именно предъявил Акиа для входа в убежище - удостоверение офицера армейской разведки в чине эксперта-лазутчика. Звание солидное!
Армия? почему армия интересуется Фольтом? Обычно теми, кто незаконно опускается со звёзд, занимается ОЭС... Акиа выспрашивал - говорил ли Фольт про обстоятельства своей высадки? сообщал ли детали своей биографии, говорил ли о своих дальнейших намерениях? называл ли какие-нибудь имена? Он хотел связаться с фирмой на КонТуа - с какой именно? Упоминание о том, что товарищем Фольта был чужак из иного мира, вызвало новый поток вопросов. Встречался ли Уле по роду занятий с чужими? может ли отличить, кто к какому разумному виду принадлежит? кем был умерший? "Может быть, фо', с Фо'эя, - нерешительно предположил Уле. "А сам Фольт?" - "Нидский выродок, - ответил Уле, но Акиа заметил его колебание. "Вы сомневаетесь? почему?" - "Нет, я почти убеждён... Они разно выглядели, Фольт и этот... Фольт очень гладкокожий, р-говорящий, не пахнущий - выродок и неплод". - "А его язык?" - "Я его не понимал".
Расстрига Лье на допросах не присутствовал, но очень хотел знать правду. Для ответа Уле выбрал уклончивый вариант: "... во всяком случае, больше такой же возможности бежать не представится". Лье отступился; он был не настолько бесцеремонным, как могло показаться.
А Уле мысленно вернулся к своему нечаянному спасителю.
За исключением Фольта, ему довелось видеть звёздного лишь однажды, в детстве - этот франт прохлаждался на выселках между рейсами корабля-лифта, в гостях у дружественной полиции. Своим поведением он вызывал всеобщую жгучую зависть - кто ещё мог так непринуждённо держаться на голову выше господ хозяев, не говоря уже о всяких высельчанах? Вяло, даже нехотя принимал звёздный многообещающие взгляды мункэ, платил им не глядя, сколько банов рука возьмёт. Повзрослев и выучившись, Уле понял, что вялость сошедшего с небес означала болезненную адаптацию к тяготению и климату планеты после комфорта там, наверху, а беззаботное валяние под тентом, скорее всего, перемежалось сеансами тщательного приборного контроля траектории лифта, но память - память сохранила одно его абсолютное превосходство над выселками.
У Фольта обстоятельства сложились по-иному, он и вёл себя иначе. Уле подумал, что, может быть, некоторым звёздным свойственно человеколюбие. Своим поведением Фольт несколько противоречил широко распространённому мнению о звёздных как о законченных эгоистах, озабоченных только наживой и готовых ради неё свернуть шею и себе, и другим.
Завернувшись в одеяло, Уле вспомнил своего безымянного пациента - блёклое заострённое лицо без следа красок и паст, провалившиеся глаза... Фольт не угрожал, ничего не сулил, лишь описал в немногих словах случившееся и то, что он успел и сумел сделать - увы, гораздо больше, чем мог сделать он, Уле. Если бы хоть связь с клиникой всех цивилизаций!..
Помаявшись с боку на бок, Уле заснул - усталость одолела. Ему снилось, что он муун и мчит на роскошном авто по белой дороге, а впереди его ждёт нечто невыразимое, прекрасное и загадочное.
Лье достал новую сигару, обнюхал её, вздохнул и, откусив немного, стал жевать. Терпкая горечь развеяла сон. Он прополоскал рот и - чем бы ещё заняться? - съел кусок холодного пирога от ужина.
У врат поворчал и заглох мотор. Кого там нечистые духи принесли?
Низкий, длинный и широкий катафалк пробкой закрыл врата; шофёр в берете погребальной службы препирался с милиционерами.
- Ехали, ехали - и теперь на улице ночевать? так, что ли?
Старший милиционер со скукой перечитал бланки. Заупокойная оплачена за счёт Облачного Чертога, удостоверение о смерти прилагается, отметка о дне и часе службы по усопшему - вот она.
- Надо настоятеля уведомить, а он почивает. За стоянку оплатить, за ночлег...
- Будь по-твоему, пиши квитанцию. Родня нам вернёт.
Держась в тени галереи, Лье медленно пошёл обратно в келью. Гоняют катафалк ночью к заутрене, норовят подешевле отделаться...
А навстречу - умви, та. беглая от сутенёра, идёт в задумчивости вдоль колонн, накрывшись казённой накидкой.
- Не спится, душенька? - участливо поинтересовался Лье, с приязнью разглядывая кое-как затёртые белилами фазовые разводья на её личике.
- Как и тебе, я смотрю, - она приценилась к Лье печальными глазами. - Составь компанию.
- Давай погуляем. Я не прочь.
- Тоже - сидишь?
- Нет, доверитель за одного парня.
- А-а... а я одна. Кто это там?
- Да вот... среди ночи покойников катают.
- Брр... так я совсем не засну.
- Пилюли у келаря возьми и спи себе.
- Его добудишься... И неохота.
Лье потянуло как-нибудь приласкать бедняжку, но ей бы это, вероятно, не понравилось. Походить, поболтать - вот что ей надо.
Катафалк вразвалочку влез во двор, милиционер показал, где ставить машину, махнул: "Келью занимай пустую, по той стороне", - и поплёлся к сторожке; створки врат вернулись на свои места.
Габаритные огни машины погасли, но никто не вышел. Потом обе дверцы кабины одновременно раскрылись, и двое в траурных комбинезонах без лишнего шума пустились бегом к галерее, держа наготове короткие ручные пулемёты.
- Падай! ложись, дура! - яростно зашипел Лье сквозь зубы, надёргивая глушитель на ствол револьвера.
Умви, завидев оружие, крысой вильнула за колонну и скорчилась там.
Двое из похоронного бюро скользили по галерее, отыскивая келью.
Наёмные убийцы. Явились, чтобы разделаться с Уле. Не надо быть книжником и епархом, чтобы догадаться.
Пок! - выстрел прозвучал невинным щелчком. Первый свалился, звякнув пулемётом о каменный пол; второй присел, и - туррррр! - глухим треском очередь насквозь прошила галерею; пули сухо застучали, впиваясь в штукатурку, чиркнули по колонне. Пок! пок! - Лье стрелял снизу, чуть не сев умви на спину. Второй зашатался, хватаясь за стену, и тоже упал.
"Тихо-то как!" - удивился Лье, переводя дух.
- Подружка, жива?
- Нннебо светлое, помоги мне... - тряслась умви.
- Слушай - ты ничего не видела, ясно? Цыц в келью... ползком, ползком!
Как ветер по верхушкам деревьев, Лье пронёсся до поворота галереи - а из катафалка уже выглядывала третья рожа в берете... сколько их там?
Рукой в платке Лье рывком перевёл тумблер с нейтральной позиции на отметку "Рассветное небослужение ко дню нэко".
Ночную тишину взорвал гимн "Славься, Небо зари пробуждающей!" Динамики с углов двора дружно ударили по катафалку торжественной музыкой. Катафалк дёрнулся, кренясь, хлопая дверцами, с рёвом вывернул к вратам; створки проломились, и машина исчезла.
За миг до суматохи Лье кинул револьвер в мусорный ящик и наспех закамуфлировал обёртками от бесплатных хлебцев. Надо будет сказать Пономарю, чтобы забрал и перепрятал в ризнице.
Уле же снилось, что он входит в операционную и видит на столе многозубую рыбу-людоеда - она подавилась канистрой Фольта и вот-вот задохнётся. "Спокойнее, - говорит он ассистенту. - Всё ли у нас готово?" "Да", - отвечает тот и зачем-то протягивает ему бурав.
Иногда бывают очень странные сны...
Блок 7
Вызов по браслету застал рядовых Толстого в разных местах и при различных обстоятельствах.
Первый солдат Канэ Тэинии получил сигнал "Ко мне!", находясь дома в постели. Казённый домик армейской модели "для семей младшего и среднего субофицерского состава" был тих и уютен, наполненный покоем внефазного периода Канэ и обеих жён. Ревность, зависть и слёзы несовпадающих фаз на время забылись, с лиц ушли узоры, означавшие желание, сгладились телесные различия, и жёны мирно улежались под общим одеялом, посапывая в унисон. Канэ, мечтавший о большой семье и переводе с повышением по многодетности, завёл громадную квадратную постель с детским углублением и думал перед сном о мальках, копошащихся в нём. Пока там дрыхло трое разновозрастных детей, торчали чьи-то ноги. О, надо много воровать и взяток брать, чтобы вырастить ораву! Ещё пара отпрысков - и прибавка жалованья, и назначение в райцентр.
Тревожные расчёты донимали Канэ - из пяти родов в его семье двое были неудачны. А взять третью жену - изменится коэффициент женатости и возрастут расходы. Городским проще - достаточно четверых деток от двух жён... или пяти от трёх... путаясь в коэффициентах, Канэ погрузился в зыбкий беспокойный сон. Мысли потянулись следом, дико преображаясь в сновидения - первый солдат увидел Толстого в сборчатом наряде и повязке с бантами, и командир сказал: "Я твоя жена, я принял переломную дозу и стал мункэ". "Субординация не позволяет мне!" - воскликнул Канэ, и тут Толстый укусил его за руку...
Но это был укол, а затем и крик браслета. Сев, Канэ спросил о цели вызова - браслет связи молчал. Перебравшись через сонно ворчащих жён, Канэ начал спешно одеваться. Что за переполох, едва день начался? Напасть на участок никто не дерзнёт: в Цементных льешня смирная, а местные отщепенцы не посмеют - мелки и трусливы. Может, проводка загорелась, и возник пожар на складе или в гараже? Что Эну могла броситься на Толстого с когтями, Канэ и думать было смешно - неужто командир с мункэ один не справится?!..