Ворота захлопнулись за нами, хотя по-прежнему не было видно ни души. Между замком и нами была еще одна стена. Она, казалось, выступала из самой горы - столь отвесно возвышались над утесом ее зубцы. Тропинка, по которой мы ехали, была единственным путем в замок... и единственным выходом из него, подумалось мне, когда вторая пара ворот захлопнулась за нашими спинами. Но теперь хотя бы я видел свет факелов, беспокойно метавшийся по стенам. Я был рад увидеть эти признаки жизни - у меня возникли мысли о еде, мягкой постели и всех тех удовольствиях, о которых, как о награде, мечтает настоящий путешественник. Проезжая через последние, третьи, ворота, я посмотрел назад и обнаружил, что теперь вся дорога освещена факелами. И вот третьи ворота закрылись за нами, и мы снова остались одни в безлюдном полумраке. Наши лошади в страхе оскалили зубы, и стук копыт эхом отдавался среди каменных стен. Мы находились во дворе замка, у подножия небольшой лестницы, ведущей к открытой двери, очень древней и украшенной изображениями чудовищ; над нами возвышалась стена замка. Все вокруг было залито серебряным светом луны. Я спешился и направился к открытой двери.
- Добро пожаловать в мой дом,- сказал Вахель-паша
Я не заметил его приближения, но вот он уже стоит передо мной на площадке перед дверью. Он протянул мне руку и обнял меня.
- Мой дорогой лорд Байрон,- прошептал он мне в ухо.- Я так рад вашему приезду.
Он крепко поцеловал меня в губы, затем отстранился и посмотрел мне в глаза. Его собственные глаза светились, как никогда раньше; лунным серебром сияло его лицо, чьи размытые очертания были подобны кристаллу, мерцающему в темноте. Он взял меня за руку и повел внутрь.
- Вы, наверное, устали с дороги,- заметил он.-1 Вас ждет угощение и отдых, которые вы заслужили.
Я следовал за ним через дворы, по лестницам, мимо бесчисленных дверей. Я чувствовал, что никогда в жизни так не уставал; архитектура замка была похожа на то, что я видел во сне, интерьеры расширялись и сужались, полные всевозможных нагромождений и смешения стилей.
- Вот мы и пришли,- сказал наконец паша, отодвигая золотые занавеси и увлекая меня за собой.
Я осмотрелся вокруг: колонны, как в древнем храме, обрамляли комнату, а надо мной в сверкающей мозаике, переливающейся золотыми, зелеными и синими цветами, комнату венчал купол, такой воздушный и прозрачный, что казался сделанным из стекла. Две свечи в форме извивающихся змей были здесь единственным источником света, но даже в этом полумраке мне удалось различить арабскую надпись, окаймлявшую купол.
- "И сотворил Аллах человека,- прошептал мне хозяин замка,- из запекшейся крови".- Он лениво улыбнулся.- Это слова из Корана.
Он взял мою руку и жестом предложил сесть. Вокруг столика с едой были разбросаны подушки и шелковые подстилки. Заняв место перед столиком, я не заставил себя долго упрашивать и принялся за яства. Старая прислужница наполняла наши с пашой бокалы вином, хотя, как мне показалось, вкус напитка не доставлял ему особого удовольствия. Он спросил, не удивлен ли я, видя его пьющим вино, а когда я признался, что так оно и есть, он, смеясь, сказал, что никакие Божьи заповеди для него не указ.
- А вы,- глаза его засверкали,- чем бы вы пожертвовали ради удовольствия?
Я пожал плечами.
- Ну, какие еще есть удовольствия,- спросил я,- кроме как пить вино и есть свинину? Я приверженец весьма разумной религии, которая позволяет мне наслаждаться и тем и другим.- Я поднял свой бокал и осушил его.- Поэтому мне нечего опасаться проклятия.
Паша мягко улыбнулся.
- Но вы так молоды, милорд, и к тому же красивы.- Он наклонился над столом и взял меня за руку.- Неужели вы хотите убедить меня в том, что, кроме поглощения свинины, вас ничто не интересует?
Я мельком взглянул на руку паши, а затем снова встретился с ним глазами.
- Возможно, я и молод, ваше превосходительство, но уже успел познать на собственном примере, что за каждое удовольствие нужно платить сторицей.
- Что ж, думаю, вы правы,- сказал паша спокойным голосом.
Глаза его, казалось, подернулись пленкой безразличия.
- Вынужден признаться,- продолжил он после небольшой паузы,- что я уже и не помню, что такое наслаждение. За все эти годы я столько всего перепробовал, что мои чувства совсем притупились.
Я ошеломленно взглянул на него.
- Но позвольте, ваше превосходительство,- воскликнул я.- Разве вы были большим сластолюбцем?
- А что, не похоже? - спросил он.
Он выпустил мою руку. Поначалу мне показалось, что я разозлил его, но, посмотрев на его лицо, я узрел лишь ужасающую меланхолию, страсть, застывшую подобно волнам замерзшего пруда.
- В мире есть такие удовольствия,- медленно произнес он,- о которых вы, милорд, даже и не мечтали. Я говорю о разуме и о крови.
Он посмотрел на меня, и взгляд его сверкнул черной бездной.
- Ведь именно их вы ищете здесь, милорд? Именно такого рода удовольствия?
Его взгляд гипнотизировал меня.
- Должен признать,- сказал я, не в силах оторвать от него глаз,- что я, хотя и знаю вас совсем мало, но совершенно уверен в том, что вы - человек самый неординарный из тех, с кем меня когда-либо сводила судьба. Вы будете смеяться, ваше превосходительство, но в Тапалине вы мне снились. Мне приснилось, что вы показывали мне странные вещи и намекали на какую-то скрытую истину.- Меня внезапно одолел приступ смеха.- Что же вы можете подумать обо мне, узнав, что я приехал сюда, движимый какими-то сновидениями? Вам, должно быть, обидно это слышать.
- Отнюдь нет, милорд. Я вовсе не обижен.- Паша встал, взял мою руку и обнял меня.- Вы устали с дороги и заслужили крепкий сон без сновидений - сон святого.
Он поцеловал меня, и губы его обожгли холодом. Это показалось мне странным, так как снаружи, при лунном свете, я ощутил их тепло.
- Утро вечера мудренее, милорд,- нежно прошептал паша.
Он хлопнул в ладони, и рабыня в парандже выплыла из-за занавесок. Паша повернулся к ней:
- Гайдэ, проводи моего гостя в опочивальню.
Удивление, должно быть, слишком явно проступило на моем лице.
- Да,- сказал паша, наблюдая за мной.- Это та самая, которую я привез из Тапалина, моя прекрасная беглянка. Гайдэ,- он взмахнул рукой,- сними паранджу.
Девушка с изяществом повиновалась, и ее длинные волосы рассыпались по плечам. Она была даже прекраснее, чем я помнил ее, и мысль о том, что она наложница Вахель-паши, внезапно вызвала во мне отвращение. Я взглянул на уставившегося на свою рабыню пашу и узрел в его взгляде такое голодное желание, что чуть было не содрогнулся: рот его был раскрыт, а ноздри раздувались, как будто он впитывал в себя запах девушки, но его похоть, казалось, граничит с невыносимым отчаянием. Он повернулся и увидел, что я наблюдаю за ним, и по его лицу опять скользнуло голодное выражение, а затем оно вновь стало безучастным, как прежде.
- Поспите,- сказал он наконец и махнул рукой.- Вам нужен отдых, вам еще многое предстоит в эти дни. А теперь спокойной ночи, милорд.
Я поклонился, поблагодарил его и последовал за Гайдэ. Мы пошли к лестнице, и, когда мы поднялись на самый верх, она вдруг обернулась и поцеловала меня крепко и страстно, и я, не заставив себя упрашивать, обхватил ее и впился в ее губы изо всех сил.
- Вы пришли за мной, мой дорогой, милый лорд Байрон.- Она снова поцеловала меня.- Вы пришли за мной!
Затем она высвободилась из моих объятий и взяла меня за руку.
- Сюда,- сказала она, ведя меня к следующему пролету лестницы.
Теперь она совсем не была похожа на рабыню; напротив, она вся светилась страстью и возбуждением; красивая как никогда, она излучала неистовую радость, которая обдавала жаром мое тело, отчего у меня захватило дух. Мы добрались до комнаты, которая, к моему удивлению, напомнила мне мою старую добрую спальню в Ньюстеде - широкие колонны и массивные арки, венецианские свечи и прочий готический хлам. Я как будто снова оказался в Англии - и, конечно, Гайдэ являла собой полную противоположность духу этой комнаты, настолько она была естественной, страстной - истинной гречанкой. Я обнял ее, она снова прильнула ко мне губами, и поцелуй ее на этот раз был таким же горячим, как тот, первый, в гостинице, когда она еще смела надеяться на свободу.
Но теперь-то она рабыня, вспомнил вдруг я и медленно отстранился.
- Почему паша позволил нам остаться наедине? - спросил я.
Гайдэ посмотрела на меня широко открытыми глазами.
- Потому что он ждет, что вы лишите меня девственности,- сказала она просто.
- Лишу девственности? - Я потерял дар речи.- Ждет?
- Ну да.- Она вдруг нахмурила брови.- Видите, меня даже "отперли" сегодня.
- Откуда отперли?
- Ниоткуда.
Гайдэ рассмеялась. Она целомудренно скрестила руки перед собой.
- Вот это,- сказала она,- это все принадлежит моему хозяину, а не мне. Он делает все то, что ему угодно.
Она взметнула руки, затем подняла свои юбки - на ее кистях и голенях я увидел небольшие стальные кольца оков, которые я сперва принял за браслеты.
- Между ног у меня тоже запирают.
- Понимаю,- произнес я не сразу.
Она посмотрела на меня широко раскрытыми немигающими глазами, а потом с силой прижала меня к себе.
- Ничего вы не понимаете,- сказала она, лаская мои волосы,- я не могу и не буду рабой, мой господин, его рабой, нет, только не его.- Она нежно поцеловала меня.- Байрон, дорогой, спасите меня, прошу вас, помогите мне.- В глазах ее внезапно вспыхнула ярость и униженная гордость.- Я должна быть свободной,- прошептала она на одном дыхании,- я должна.
- Знаю,- я прижал ее к себе.- Я знаю.