- Всё- таки я ужасная зануда, - улыбнулась Седьмая. - Но про Арк и вправду можно рассказывать часами. Знаете, у нас принято быть сдержанными в выражении чувств, но я, не стесняясь, могу сказать, что очень люблю свой кантон. Это никак не связано с моим искусственным происхождением (вижу, вы готовы счесть меня чем- то вроде робота) - как бы нас ни выращивали, чувства мы испытываем такие же, как и у всех, и предметы симпатий избираем сами. Вот, например, Третья - она, хотите верьте, хотите нет, всегда недолюбливала Арк. По её мнению, нам не хватает жёсткости и амбиций. Как она назвала однажды наш кантон? Ах, да - "четвёртый сон Веры Павловны". Мы тогда чуть не поссорились... То же самое касается и бытовых пристрастий. К примеру, Пятая превосходно играет на фортепьяно, а я вот совершенно равнодушна к музыке, предпочитаю хорошей симфонии хорошего человека. Шестая - лучший садовник нашего кантона, а Восьмая... Ну, вот мы и подошли к цели моего визита.
Перфекта вздохнула, и на лицо её, спокойное и прекрасное, легла тень.
- Как я уже сказала, всего перфект девять, и вместе мы представляем для Арка определённый духовный авторитет. Подобно обычным людям, мы стареем, и со временем состав нашей девятки обновляется. Приходят новые перфекты, перед которыми стоят иные задачи, отличные от тех, что были у предшественниц, и сообразно этим задачам меняется их генетический код и будущее воспитание. К примеру, я, пришедшая на смену прежней Седьмой, холодной и замкнутой женщине- учёному, была создана полной её противоположностью - учителем, способным щедро делиться знаниями, вдумчивым и терпеливым.
Не так давно, два года тому назад, у нас произошло одно событие. Скончалась Восьмая, старейшая из нас. Нейтралитет, которого последние несколько десятилетий придерживался во внешней политике Арк, во многом её заслуга. Но мир меняется, и мы должны меняться вместе с ним. После смерти Восьмой мои сёстры выступили за активное участие в жизни остальных кантонов, и нашей задачей стало создать на смену умершей такую перфекту, которая полностью соответствовала бы новому принципу. Это должна была быть девушка чрезвычайно восприимчивая, обладающая неистребимой жаждой познания, и вместе с тем глубоко человечная. Жизнелюбие и самые светлые идеалы, что когда- либо рождал человеческий разум - вот какой перфекте суждено было стать лицом Арка в глазах окружающего мира. Квинтэссенция нашего духа, посланец и одновременно послание!
- О! - только и сказал Гиркас, Седьмая же продолжила:
- Я помню день, когда впервые её увидела. Обычно перфекты не интересуются техническими подробностями, нас куда больше волнует "для чего", нежели "как", но тогда я не смогла сдержать любопытство. Наверное, это чисто женское - какой кумушке не интересно, кто сядет с ней на один насест, - и вот, договорившись с главным биотехником, я спустилась в зал под Великой Библиотекой, где находятся родильные баки.
В первое мгновение мне показалось, что она парит в воздухе - настолько чистой и прозрачной была жидкость в её "колыбели", огромной стеклянной ёмкости, от которой тянулись во все стороны разноцветные трубки.
Глаза её были открыты. Она увидела меня и улыбнулась. Я протянула руку, она сделала то же самое. С того момента, как наши руки соприкоснулись, я знала, что буду просить у сестёр права учить её, и день, когда это право было мне даровано, стал для меня счастливейшим за всю мою недолгую жизнь.
Восьмая всегда была особенной, - в голосе перфекты прозвучала гордость. - Уже в два года она целиком прочла Большую Одиссееву книгу (это собрание глупостей популярно, увы, и у нас) и с тех пор буквально заболела миром за пределами кантона. Расспрашивала всех проезжающих, старалась заполучить любую газету извне, живо реагировала на всё, что происходит в мире, иногда даже чересчур живо.
Многое её беспокоило, что- то пугало, но я, к своему великому стыду, не заботилась о том, чтобы как- то оградить её от опасностей - слишком сильна была моя вера в принципы Арка, слишком хорошо меня учили, что важны только гармония, внутреннее спокойствие и красота, и что, усвоив это знание, можно совладать с чем угодно.
А она была другая: думала иначе, воспринимала всё глубже. То, что для меня было отдалённым шумом, её ранило. Вы меня понимаете? Как бы я ни любила Арк, должна сказать, что почти все события вашей истории - да- да, ваша история, не наша! - мы воспринимали достаточно равнодушно. Мировая война? Пф, и с чего это им вздумалось? Революция в кантоне Гранд? Бессмысленное занятие. Даже когда мы вмешивались в конфликт на стороне тех, кого считали правыми, мы не могли отделаться от ощущения... дайте минутку, подобрать слово... отстранённости, да. Мы делали то, что должны, но всегда держали дистанцию.
Не то, чтобы мы боялись запачкаться, нет, высокомерия в наших поступках не было, но какая- то толика чуждости по отношению к людям засела в нас крепко. Больше всего мы сторонились насилия. Даже теперь первое, что мы внушаем детям ещё в колыбели - это знание того, что мир за пределами Арка полон насилия, но их оно никогда не коснётся (а если и коснётся, то не изменит их сущности!).
Вот что создаёт барьер между гражданином Арка и любым другим тразилланцем - не замкнутость, не наша напускная таинственность, а молчаливое неприятие ключевой составляющей человека.
Восьмая же, согласно специально составленной программе воспитания, этого знания была лишена - ещё бы, ведь миссия, возложенная на её плечи, предусматривала такую гибкость мышления, которой ни я, ни мои сёстры достичь не в состоянии. По сути, она должна была стать обычной тразилланкой из плоти и крови, оставаясь истинной дочерью Арка. Безупречный план - неудивительно, что он провалился с треском.
Странно, как мы сразу не увидели того, что обязано было произойти. Представьте себе: Восьмая была воспитана среди умных доброжелательных людей, впитала в себя всё лучшее, что они могли дать, и одновременно сохранила непосредственность и свежесть восприятия. её готовили стать мостом между двумя разными мирами, она должна была принести вовне нашу мудрость и наше философское спокойствие - блистательное, великолепное спокойствие людей, познавших окончательный смысл человеческого существования!
Но вот, укоренившись ногами в родной почве, она протянула руки к миру за пределами Арка - и что увидела там? Боль, горечь, ненависть, поток страданий равномерный и бесконечный. Со всем, что мы вложили ей в голову, что ей оставалось делать? Отступить значило для неё предать дважды: сначала свой кантон, а затем и внешний мир, к которому она успела прикипеть сердцем.
Что же оставалось ей, кроме как броситься в жестокий, заранее проигранный бой против всей лжи и несправедливости, что есть в мире - ей, исполненной самых лучших побуждений?
Всё это я осознала задним числом, когда было уже поздно, а тогда, признаюсь, мне было непонятно, почему она, узнавая всё больше о Тразиллане, становится печальнее и печальнее. Если бы я спросила её тогда: в чём дело! Но я не спросила. Почему? Причина в одном из важнейших принципов Арка: никогда не вмешиваться в дела другого человека. Будь он проклят, этот принцип!
Последние слова дались перфекте нелегко: она некоторое время молчала, словно восстанавливая силы. Молчал и Гиркас, но не потому, что история его ошеломила (она, надо сказать, не произвела на него никакого впечатления), а из- за того, что грудь взволнованной перфекты вздымалась и опадала так сладостно, что замирало сердце. "Вот бы её потрогать, пощупать, потискать, - думал он, - а там будь что будет!"
- И вот, - продолжила перфекта, - Восьмая становилась с каждым днём всё мрачнее. Уже не радовалась она, как раньше, каждому новому уроку, не просила новых книг, да и старые бросила недочитанными, больше молчала, а иногда и плакала. Сёстры мои, с Первой по Девятую, пробовали её подбодрить - кто пением, кто вязанием, кто работой по саду, но без толку.
Наконец, мы, восемь Мудрых, восемь Великих перфект, сошлись на том, что виной её подавленному состоянию - слишком напряжённые занятия. "Бедная девочка перетрудилась, - сказала я. - Дайте ей немного отдохнуть. Пусть она купается, загорает и медитирует в своё удовольствие. Великая миссия может и подождать".
Удивительно, но первой меня поддержала самая холодная и чёрствая сестра, Третья. В тот месяц её опять исключили из Консультативного Совета, на сей раз за срыв голосования по вопросу о золотых пуговицах.
С её помощью мне удалось добиться для своей подопечной месячного отдыха. Целый месяц Восьмая была предоставлена сама себе - для перфекты состояние почти невозможное, поскольку мы, как правило, работаем день и ночь, ни на секунду не забывая о своём долге перед кантоном.
Целый месяц я наблюдала за ней издали: вот она в плавательном бассейне, вот в библиотеке, в гимнастическом зале - и мне казалось, что тяжкий груз с каждым днём беспокоит её всё меньше и меньше. Никто не рассказывал ей о тех ужасах, что творились за пределами кантона, она не получала газет и не слушала радио. Щёки её порозовели, в глазах появился прежний озорной огонёк - передо мной снова была та Восьмая, которую я поклялась научить всему, что знаю. Без сомнения, думала я, это был кризис, вызванный переизбытком информации, синдром "первого ученика". Отдохнув и окрепнув, она должна с новыми силами устремиться к идеалам Арка - гармонии, красоте и внутреннему спокойствию.
А ровно две недели назад, - голос перфекты дрогнул, - я нашла в её комнате газету со статьёй о Торакайской бойне. Вы знаете, что такое Торакайская бойня?
- Конечно, - кивнул Гиркас, не отрывая взгляда от её груди. - Самый масштабный конфликт за всю историю Тразиллана. Когда я был школьником, об этом много писали в газетах. Сейчас всё затихло. То ли битва кончилась, то ли ещё что...