- Знаю! Но я купил его не у антикваров, а в Севилье, из подвалов собора, у сторожей. Торквемада, сидя на нем, присутствовал на пытках и присуждал людей к сожжению на костре… тысячи! - внушительно добавил он и умолк.
Я осмотрел кресло. Древности оно было несомненной. Мошинский указал на вытесненный на нем вензель, затем взял со стола толстую книгу, отыскал в ней какой-то рисунок и подал мне.
- Смотрите?.. - проговорил он.
Я сличил герб и вензель спинки кресла с имевшимся в книге; все оказалось тождественным; подпись под напечатанным рисунком гласила, что это знак и печать знаменитого инквизитора.
- Деньги всесильны!.. - заметил я, убедившись в верности слов хозяина и отдавая ему книгу. - Вещь весьма почтенная!
Около кресла, на стене, висел лист картона с прикрепленными к нему железными, странного вида щипчиками, ножами, крючками и подобиями груш; на полу под ним лежали зажимы, огромная ссохшаяся кожаная воронка, топоры.
- Орудия пытки… - проронил Мошинский. - Этот ножичек на длинной рукоятке служил для вырезывания языков; щипчиками вырывали ногти, грушу впихивали в рот, затем завинчивали в ней винт, она распиралась и разрывала губы; воронку вставляли в горло и вливали воду из ведра, пока человек не раздувался.
- Вот не предполагал я у вас такой коллекции!!.. - воскликнул я.
- У меня нет коллекций… - возразил Мошинский. - У меня есть только нужные для моей работы предметы!
- Не понимаю… следов "Сада пыток" у вас не замечаю?..
Мошинский не ответил и поднял очки на лоб.
- Скажите, вы верите в потустороннее?..
Я ответил утвердительно.
- А верите в то, что сейчас вокруг нас вот здесь, между вами и мной, стоят и движутся невидимые существа, проносятся тысячи звуков, сцены даже из жизни других планет?
- Не знаю… не предполагаю!.. - отозвался я.
- Но кинематограф-то признаете? рисунки, передаваемые на расстоянии, видели? музыку по беспроволочному радио слышали?
- Слышал!..
- Значит, они есть кругом нас! Сейчас, быть может, гремит оркестр, звонят колокола, бегут толпы людей, а мы видим только стены этой комнаты… по-нашему, кругом тишина… А приемник радио слышит и видит! Мы слишком грубые аппараты и слишком поверили в силу разума!.. Но все же иногда мы что то смутно улавливаем - отсюда наша нервность, предчувствие и - самое важное - ясновидение! Вы слыхали о новых Милликановых лучах?
- Кое-что…
- Это могущественнейшие из сил, посылаемых нам небесной бездной! Их сила чудовищна: солнечный луч не может проникнуть сквозь тончайшую металлическую пластинку. Рентгеновский задерживается листом в два миллиметра толщиной, а звездный пронизывает слой металла до восьмидесяти миллиметров! Любая каменная стена, любая броня пробиваются им. В самую глухую тюрьму он может внести что угодно - свет, звук, изображение, может убить и взрастить, даже изменить природу вещей! Да, да, это так!
Вот это открытие и заставило меня обратить особенное внимание на средние века…
- Почему?
- Потому что тогда человек более чутко и непосредственно воспринимал все. Он стоял на верном пути… мы потом потеряли его чутье!
- Это вы про алхимию так говорите?
- Про астрологию. Мы не верим во влияние звезд на людей, в гороскопы, а вот на пороге двадцатого века открылось, что древние были правы, что именно под влиянием звезд слагается наша судьба! Сила лучей, даже самых слабых - солнечных - и их действие на все в мире огромно, а звездных неизмеримо: это тот философский камень, который когда-то искало человечество!
- Область для меня малознакомая!.. - отозвался я. - Но не слишком ли вы преувеличиваете значение этих лучей? Я не отрицаю его, но надо что-то оставить и на долю собственной психологии человека!
- Таковой нет!
- Как нет?!
- Нету!.. это просто пустое место! Вероятно, граммофонные аппараты тоже воображают, что они великие певцы и мыслители!
- А Шекспир, Достоевский, Толстой - это тоже аппараты?
- Разумеется! И что вы, собственно, понимаете под словом "психология" - душевные движения?
- Да!
Мошинский тихо засмеялся и сдвинул очки на переносицу - у него была привычка то подымать их, то опускать во время разговора.
- А вы не замечаете забавной вещи?.. - начал он, - возьмите хотя бы Достоевского, ведь вместо любого действия или мысли, герои его могли бы с таким же успехом и правом поступить или подумать совсем наоборот? Например, Раскольников пошел убивать старуху, а затея его могла кончиться не убийством, а необыкновенной дружбой его с ней и это тоже было бы психологически верно, как убийство! Я лично знаю такой случай: один господин решил застрелить другого, взял револьвер и отправился в засаду. А по дороге услыхал писк: в канаве утопал выброшенный щенок. Он достал щенка, положил его в карман и унес домой, а убийство так никогда и не осуществилось! Есть ли что-либо курьезнее такой псевдонауки? Попробуйте в любой другой области, ну хоть бы в архитектуре, построить что-либо "наоборот"!!
- При чем же все-таки здесь орудия пыток?..
Мошинский опять поднял очки.
- Нужно выявить и зафиксировать то, что пока незримо несется или творится вокруг нас! - сказал он. - Надо скопить лучевую энергию, чтобы пробить стену, отделяющую нас от потустороннего мира; хочу осветить и заставить звучать пространство - вот моя задача! Поэтому мне необходимы предметы, пропитанные излучениями людей - они притягивают звездные. Вещи культа и пыток самые сильные - они в своем роде заряженные лейденские банки, особенно кресло Торквемады!
- И как идут ваши опыты?
- Идут!.. - загадочно повторил Мошинский, - еще немного и "т о т" мир будет открыт!
Сгущались сумерки; в кабинете сделалось полутемно; кресло и орудия пыток черными пятнами рисовались на стене.
- А как вы дошли до вашей мысли? - спросил я несколько погодя.
Задумавшийся Мошинский встрепенулся.
- Нечаянно!.. - отозвался он. - Со мной произошел странный случай, ясно доказавший мне, что мы слепцы даже в духовном смысле… вам будет интересно послушать?
- Очень, очень!.. пожалуйста, расскажите!
Хозяин опять переместил очки.
- Этот дом я купил тридцать лет назад!.. - начал он. - Приехал я из Петербурга и стал искать квартиру; мне указали на этот дом… владела им некая здешняя же помещица. Прикатил я к ней, вхожу в переднюю, затем в гостиную и чувствую что-то странное: видел я, будто, где-то эту комнату - и кончено! между тем, в Киев попал я впервые в жизни! Появилась хозяйка - приветливая такая, благообразная барыня в черном. Разговорились мы с ней - оказалось, к дочери за границу собралась уезжать.
Повела она меня дом показывать; входим вон в ту комнату и меня будто удержал кто-то у порога.
- Скажите?.. - спрашиваю, - за этой дверью слева горка с фарфором стоит?
- Да!
- А за ней буфет резной, особенный, в виде часовни готической?
- Да!… - повторила. И удивилась, - когда же это вы у меня побывали? Извините, я вас что то не помню?..
Я ответил и скорей в ту комнату! Знаю ее и кончено! каждую чашку в горке и ту будто бы вчера в руке держал! Смотрю - коридор на меня черной дырой уставился… все знакомое… рукой должен был сердце придержать - так оно забилось! Дух даже захватило. Силюсь вспомнить - и ничего не могу. Глаза помнят, а мозг нет!
И вдруг - сам не знаю отчего - я предложил продать мне дом целиком со всеми вещами. Она обрадовалась и через неделю я гулял в нем полным хозяином.
Много часов я простоял в каждой комнате и все пытался дознаться - где и когда я их видел? - как занавес висел перед глазами! И что еще странно: чем больше я напрягал мысль - тем более забывал подробности; первоначальное, ясное впечатление точно стиралось и угасало. Зато выявлялось все резче другое - стала тянуть к себе дверь коридора… самая обыкновенная, вот взгляните сами!..
Мы поднялись и вошли в столовую; слева, в горке, белел фарфор; против нее высился фигурный буфет художественной, итальянской работы; дальше чернел вход в коридор; по сторонам его висела пара каких-то небольших, неразличимых портретов… ничего особенного я не приметил и не почувствовал.
Мы вернулись и сели.
- И чем дальше, тем тяга эта становилась все сильнее!.. - продолжал Мошинский. - Я стал наводить справки у соседей - не случалось ли на их памяти чего-либо особенного в доме - никто не слыхивал! Один знакомый посоветовал обратиться в полицейский архив. Я заплатил чиновнику и через неделю у меня в руках было дело 1831 года об убийстве с целью грабежа в этом доме его владельца… из протокола явствовало, что убит он был сзади топором у двери в коридор, а убийца прятался за диваном, на котором вы сидите!..
Я невольно покосился назад, затем на дверь.
- Но при чем же в этой истории вы?..
Мошинский пожал плечами.
- Не знаю!.. полагаю, что в прошедшей жизни я был близким другом убитого! Он был пожилой человек и, как я, одинокий… Что меня изумило, так это свидетельство протокола, что он занимался алхимией. Алхимик в России, в тридцатых годах - разве это не удивительно?!..
- Странная история!.. - сказал я. - И что же, слышали вы в доме какие-нибудь шорохи, стуки, видели что-нибудь необыкновенное?
- Ничего!.. - отозвался Мошинский. - Но эта история, в связи с новейшими открытиями, натолкнула меня на идею устройства лучевого аккумулятора. И когда я пробовал наводить аппарат на комнаты, то разбирал отдаленные, тоже знакомые как будто, голоса, шлепанье туфель, шаги!.. Но аппарат еще слаб… еще несколько месяцев, я исправлю, закончу его и тогда приглашу вас на великое торжество из торжеств!..
Недели через две я должен был уехать из Киева и вернулся в него только через полгода.