- …во всех параллельных мирах, - добавил Альсино.
У Альсино загорелись глаза. Оля добилась своего.
Альсино деятельно устраивал их рабочие места за полукруглым столом, раздобыв нужные принадлежности для письма. В его мире хоть и не говорили, общаясь телепатически, но мысли, предназначенные многим, предпочитали записывать без помощи мнемонических устройств.
Оля видела, как постепенно жизнь возвращается к Альсино, как он выходит из своего угнетенного состояния, и радовалась…
Альсино почувствовал, что не все еще потеряно для него.
Он сел рядом с Олей за удобный стол, вспоминая ее уроки письма, которые она давала ему во время строительства "летающей тарелки" на подмосковном авиазаводе, и сказал:
- Ты моя несравненная учительница! Но тебе придется не только писать самой, но еще и проверять мои ошибки…
Оля засмеялась.
И началась радостная для обоих работа, цель которой они видели в заботе о людях, прекращении безнравственных войн, приобщении современного Оле общества к высотам культуры неомира.
Кусая кончик электронного пера, оставлявшего след на пленке, заменявшей здесь бумагу, Оля неожиданно спросила:
- А неандертальцы лгут?
- Мы не исследовали их первобытное общество, но найны, с которыми у нас давние отношения, лгать не могут, как у вас, скажем, такие животные, как собаки.
- Вот я и думаю, как же нам, людям, избежать лжи? Не уступать в этом собакам! Правда-правда!
- Пока вы не научитесь читать мысли друг друга, достигнуть этого можно только воспитанием.
- Воспитанием? Ты должен познакомить меня с тем, как у вас воспитывают малышей.
- Это большое искусство. Воспитатели-нейроведы - это скульпторы, которые лепят душу ребенка. Они воздействуют на развивающийся мозг излучением и внушением, готовя его к Школе Человека, где постигают не только науку и технику, но и глубины внутреннего мира человека. После многолетнего пребывания там я вернулся к матери. Стал таким, каким ты меня знаешь, готовым посвятить себя идее, тебе известной. И ты теперь помогаешь мне даже в тяжкие дни потерь и крушения…
- Может быть, не только в дни крушения? - многозначительно поправила Оля.
- И начала нашей совместной работы, в чем неоценима твоя услуга, - согласился Альсино.
- Какая же это услуга! Просто наш первый общий шаг.
И, счастливые, они возвращались к своим рукописям.
Казалось, их общий путь действительно обретен, но не все было гладким на этом пути.
Однажды Оля, откинувшись на ракушку-спинку своего кресла, сказала:
- У меня ничего не получается, Альсино! Правда-правда!.. Ты не зря тогда вспомнил о "романе", который и мне не под силу.
- Почему? Разве тебе трудно вспомнить все так недавно тобою пережитое? Не надо ничего выдумывать. По крайней мере, я так стараюсь… Только то, что было на самом деле!
- Ты прав, Альсино. Все это было, было, и об этом нужно вспомнить. А то, что сейчас происходит, и вспоминать не надо! Но какой я писатель! Убеждаюсь, что мало знать грамоту и даже обучать тебя грамоте и чтению, чтобы ты проглатывал такое множество книг. Но разве я могу написать кистью твой портрет, хоть и вижу тебя перед собой и ловлю каждую твою мысль? Я же не художница! А тут надо постичь сущность таких необыкновенных людей, как неподражаемый дядя Джо, благородный в своей чистоте лорд, скромный и сердечный Иецуке, наконец, наш самоотверженный Юра Кочетков и… даже Лена, которые влюбились с Юрой друг в друга.
- Да, все наши несчастные друзья заслуживают места в памяти и сердцах людей, которые должны узнать о них. А Кочетков, тот долго был непроницаем даже для меня, телепата, и раскрылся только в деле как человек долга, раскрылся, когда вдруг поседел, не в силах прийти тебе на помощь… Преклоняюсь перед ним! А вот Лена оказалась для меня непредсказуемой. Никак не ожидал такого ее выступления в подземном зале. Все это я пытаюсь передать в своих записках. Не знаю, конечно, что получится.
- Вот видишь, даже ты сомневаешься. А каково мне? Как я напишу о моих друзьях, чтобы читатель увидел в них живых людей, и даже знакомых… Это мне не по силам, и, увы, я складываю оружие. Достаточно того, что напишешь ты. Правда-правда!
И Оля с Альсино поменялись ролями.
- Ты не права, - уговаривал он. - Ты должна своими воспоминаниями осветить память погибших Юры, дяди Джо, лорда, Иецуке…
Оля задумалась.
- Я выйду в сад. Там такое солнце проглянуло! А ты?
- Я подожду тебя.
- Только очень жди! - задорно крикнула Оля и исчезла.
Альсино, отложив электронный карандаш, задумался. Она ушла на какую-нибудь минутку, а как же отпустить ее с найном в другое измерение? Какие неожиданности поджидают ее там?
Но Оля быстро вернулась, оживленная, радостная, словно светясь изнутри.
- Я зарядилась праной, как ты меня учил. Это замечательно! Теперь я буду тебя учить, как ею заряжаться.
Альсино улыбнулся.
Оля, понизив голос, сказала:
- А я все придумала!
- Что еще родилось в твоей головке?
- Может быть, не в головке, а в сердечке?
- Так что же в сердечке?
Оля приняла важный вид и процитировала:
- "Сделал все, что мог. Больше сделает могущий".
- Кто же этот могущий?
- Тот, кто способен написать вторую, десятую, двадцатую книгу! Понимаешь?… Ему будет достаточно выслушать меня… А я… я вернусь. Только очень жди! Правда-правда!..
- Я дождусь, - твердо заверил Альсино. - Но я должен все время видеть перед собой тебя, твой образ. У мамы есть чудесный аппарат. Мы воспользуемся им.
И он провел Олю в одну из комнат, где попросил сесть, как это делают фотографы.
Оля послушно опустилась на круглый табурет и ощутила, что ее освещают, как бы ощупывают какие-то лучи.
- Готово! - объявил Альсино. - Теперь посмотрим, что у нас получилось.
Они вместе вошли в смежную маленькую каморку, вроде той, где фотографы-любители проявляют свои пленки.
Там стояла незнакомая Оле аппаратура.
Альсино откинул на столе легкую крышку какого-то прибора, и Оля ахнула, увидев под нею свое изображение.
Это была она, совершенно такая, какой видела себя каждый день, скажем когда причесывалась.
Альсино любовно взял в руки Олину статуэтку.
- Таким образом, мы ни на минуту не расстанемся с тобой, пока я буду ждать твоего возвращения.
- От полнолуния до полнолуния… - тихо произнесла Оля.
- Какой чудовищно долгий лунный месяц!
- Раньше мне не удастся все сделать для публикации твоих записок.
- Ну, теперь дело за немногим. Я бы захватила с собой и твое изображение, и еще что-нибудь, чтобы удивить всех дома. Но ведь нельзя найна загружать багажом. Лишь бы меня с рукописью взял, в этом-то я не сомневаюсь. Правда-правда!
Но Оля ошиблась.
Общение Альсино с найном было не простым и его едва ли можно было назвать разговором.
Мохнатик, уткнувший голову в колени, вскочил при появлении Альсино, приветливо "улыбаясь", как он это умел делать. Но сразу насторожился, чуть склонив голову набок, чувствуя, что Альсино что-то хочет передать ему. И внимательно всматривался в его лицо.
Альсино пытался внушить Мохнатику, что надо перенести "беленькую" - такой была в представлении найна Оля - в мир, куда он наведывался за сладкой корой белых деревьев, которые порой растут из одного корня, как растопыренные пальцы.
При упоминании об Оле в сознании Альсино прозвучал восторженный возглас Мохнатика:
- "Ах!"
Но когда тот усвоил, что "беленькую" надо унести в другой мир и ее здесь не будет, он воспротивился, и в его мысленном возгласе прозвучал досадный упрек:
- "Эх!"
Альсино старался добиться от найна согласия, но слышал тот же протестующий упрек. Тогда он догадался внушить ему вопрос:
- Хочешь, чтобы "беленькая" гуляла здесь с тобой?
- Ах! - последовал восхищенный ответ.
Но как объяснить найну, что Оля вернется сюда с ним же и он снова сможет гулять с нею в саду?
Альсино вошел в дом, вернулся и передал найну статуэтку Оли, недавно сделанную специальным аппаратом.
Удивлению и восторгу найна не было границ.
Он осторожно и радостно взял в руки статуэтку, словно она была живой Олей, разглядывал и нежно гладил ее волосатой рукой.
Альсино повел его в глубь сада, где по капризу природы из одного корня росли сразу пять белых стволов, напоминающих березки. За ними бережно ухаживала Моэла, пестуя вместе с лучшими своими цветами.
Он дал понять найну, чтобы тот положил статуэтку у корней пятерки, и повел его обратно в дом, где угостил сладкими кореньями, похожими на те, что растут в иномире, приготовленными для найна Моэлой и Олей. Тот с удовольствием съел их, смешно причмокивая губами и выжидательно смотря на Альсино.
Альсино снова повел найна в любимый уголок материнского сада и внушил ему, чтобы тот взял статуэтку.
Вместе они в другом углу сада нашли поджидавшую их Олю.
Альсино показал на нее, потом на статуэтку и снова на Олю.
Наин никак не мог понять, что от него требуется. Тогда Оля по-детски потянулась к нему, чтобы он взял ее на руки.
Наин, расставшись со статуэткой, радостно подхватил Олю. Она почувствовала прикосновение его шелковистой, остро пахнущей шерсти и попросилась обратно на землю. Наин послушно отпустил ее.
Альсино указал в сторону пяти деревьев, внушая найну, что он должен перенести Олю к таким же пяти березкам в мире, куда найны проникают, чтобы полакомиться сладкой корой, которую он только что ел. А потом, когда Альсино скажет ему, вернуться за нею.