Обед тоже не оставлял желать лучшего. Мальчикам накрыли в небольшой трапезной, примыкающей к гостевому крылу, а после предоставили полную свободу бродить в монастырских владениях и в городе за пределами стен, который, по чести говоря, казался немногим больше деревни. Мать, как сообщили принцам, примет их после вечерней службы. Кей беседовал с аббатом Лукой при закрытых дверях и к столу так и не вышел, но Ламорак остался при мальчиках и, по просьбе своих подопечных, свозил их на Великую равнину, туда, где, в двух милях от Эймсбери, высился огромный круг камней под названием Хоровод Великанов.
- Здесь похоронен наш родич, великий Амброзий, а рядом - наш дед Утер Пендрагон, - сообщил Агравейн Мордреду с оттенком былой заносчивости.
Мордред промолчал, поймал на себе быстрый взгляд Гавейна и улыбнулся про себя. Ламорак тоже искоса посматривал в его сторону; стало быть, и этому рыцарю известна правда о старшем "племяннике" Артура…
Памятуя о приличиях, гости почтили присутствием вечернюю службу. К некоторому удивлению Мордреда, явилась и Моргауза. Едва Ламорак и мальчики приблизились к дверям часовни, мимо них парами прошествовали монахини - неспешным шагом, потупив очи. Замыкала небольшую процессию Моргауза - с ног до головы в черном и под вуалью. Ее сопровождали две женщины: одна - прислужница, выезжавшая на прогулку вместе с ней, вторая - с виду моложе, с обрюзгшим, покрытым нездоровой бледностью лицом, в ее безликих чертах отражалась предельная тупость. Последней шла хрупкая, нежнолицая аббатиса, весь ее облик дышал кроткой невинностью - возможно, качество не из лучших для управительницы подобной общины. Во главе женской части монастыря ее поставил аббат: он слишком дорожил своим авторитетом и не потерпел бы соперничества. Но с появлением Моргаузы аббат Лука не раз имел повод пожалеть о своем выборе: мать Мария не в состоянии была управиться с коронованной узницей. С другой стороны, благодаря помянутой узнице монастырь процветал и благоденствовал, так что, пока королева Оркнейская пребывала под надежной охраной, аббат Лука не видел необходимости вмешиваться в чрезмерно мягкие порядки аббатисы. Сам святой отец тоже не остался равнодушен ни к лестному почтению, что выказывала ему Моргауза, ни к трогательно-беспомощному очарованию, что узница являла в его присутствии. Притом не следовало исключать вероятность того, что в один прекрасный день ее восстановят в правах - если не в собственном королевстве, то при дворе, а там она, в конце концов, сводная сестра верховного короля…
Вскорости после службы явилась приближенная дама Моргаузы - та, что помоложе, - с посланием от госпожи. Четверых младших принцев приглашали отужинать вместе с матерью. За ними пришлют позже. А сейчас королева желает видеть принца Мордреда.
Под обстрелом протестов и расспросов Мордред встретился взглядом с Гавейном. Единственный из четверых, тот сочувствовал, а не злился.
- Ну, удачи тебе, - проговорил старший из принцев.
Мордред поблагодарил его, пригладил волосы, поправил пояс и крючок у бедра. Женщина с сальным, точно топленый жир, лицом дожидалась в дверях, выпучив бесцветные глаза, и повторяла, словно затверженный наизусть урок:
- Младших принцев приглашают отужинать с госпожой, но сейчас она требует принца Мордреда, и только его одного.
Уже выходя, Мордред услышал, как Гавейн тихонько шепнул Гахерису:
- Не глупи, никакое это не отличие! Утром она и не взглянула в его сторону, верно? А то не знаешь почему! Или забыл про Габрана? Бедняга Мордред, не позавидуешь ему!
Мордред спешил за провожатой через лужайку. В траве, выклевывая червяков, перепархивали каменки, в ветвях заливался дрозд. Солнце еще грело, в воздухе разливался аромат цветущих яблонь, примул и желтофиолей, посаженных вдоль дорожки.
Мальчик ничего не замечал. Он полностью ушел в себя, думая лишь о предстоящем разговоре. И почему у него недостало смелости возразить королю, когда тот сказал: "Я отказываюсь с ней видеться, ныне и вовеки, но ты ее сын и, сдается мне, должен к ней съездить, пусть лишь учтивости ради. Повторять визит не обязательно. Но в этот раз, один-единственный раз, ты не можешь уклониться. Я отобрал у нее королевство и сыновей; пусть не говорят, что я был жесток с ней в придачу".
И в сознании бастарда, заглушая последнее воспоминание, навязчиво зазвучали два других голоса: один - мальчишки Мордреда, рыбацкого сына, второй - принца Мордреда, сына верховного короля Артура и взрослого мужа.
"С какой стати ее бояться? Она не в силах повредить тебе. Она беспомощная узница".
Это говорил принц, высокий и храбрый, в расшитой серебром тунике и новехоньком зеленом плаще.
"Она ведьма", - уверял мальчишка-рыбак.
"Она - узница верховного короля, а верховный король - мой отец. Мой отец", - повторял принц.
"Она моя мать, и она ведьма".
"Она уже не королева. Она утратила власть".
"Она ведьма, она убила мою мать".
"Ты ее боишься?" - насмехался принц.
"Да".
"Почему? Что она может сделать? В этом святом месте она даже заклятие сотворить не сумеет. Ты ведь уже не один на один с нею в подземной гробнице".
"Знаю. Сам не возьму в толк, в чем дело. Она одинокая женщина, беспомощная узница, а я все равно боюсь".
На женской половине монастыря, во дворе под аркадой обнаружилась открытая дверь. Прислужница поманила рукой, и мальчик проследовал за нею по недлинному коридору к следующему проему.
Сердце его тяжело колотилось, ладони взмокли. Мордред до боли стиснул кулаки, затем неспешно разжал пальцы, отчаянно стараясь успокоиться.
"Я Мордред, я сам себе хозяин, я ничем не обязан ни ей, ни верховному королю. Я выслушаю ее и уйду. И больше мы не увидимся: возвращаться мне незачем. Кем бы там она ни была, что бы там она ни наговорила, это все пустое. Я сам себе хозяин и поступать стану так, как угодно мне".
Не постучав, прислужница открыла дверь и шагнула в сторону, пропуская гостя вперед.
В просторной, скудно обставленной комнате веяло холодом. Стены на манер мазанки были грубо оштукатурены и покрашены, на каменном полу - ни ковров, ни настила. Со стороны аркады обнаружилось незастекленное окно, открытое вечернему ветру. Напротив - еще одна дверь. У протяженной стены притулились массивный стол и резная скамья из полированного дерева. В дальнем конце стола стояло единственное кресло - с высокой спинкой, прихотливо украшенное, но без подушек. С обеих сторон - по деревянному стулу. Стол уже накрыли к вечерней трапезе: оловянные блюда и чаши перемежались с посудой из красной глины и даже дерева. Некая часть сознания Мордреда - та часть, что холодно наблюдала за происходящим, невзирая на повлажневший лоб и неистово колотящееся сердце, - не без иронии подметила, что сводных братьев ждет ужин весьма скудный даже по монастырским понятиям. Но тут дальняя дверь открылась, и в комнату вошла Моргауза.
Когда-то давно, впервые оказавшись среди дворцовых огней и красок, лицом к лицу с королевой, оборванный мальчишка-рыбак не замечал ничего вокруг; сейчас в этой голой, промозглой комнате Мордред, снова позабыв обо всем на свете, не сводил глаз с королевы.
На Моргаузе было все то же черное, уместное для посещения церкви платье, никаких тебе ярких красок и украшений, лишь серебряный крест (неужели крест?) висел на груди. Волосы строго заплетены в две длинные косы. От вуали она избавилась. Королева шагнула вперед и встала рядом с креслом, одной рукой опираясь о высокую спинку, другой поддерживая платье. И молча застыла в ожидании. Тем временем прислужница заперла дверь на задвижку, тяжело и неспешно ступая, пересекла комнату и скрылась во внутренних покоях. Дверь открылась и закрылась за ее спиной, но Мордред успел углядеть в проеме составленные вместе кресла и блеск серебра под ворохом цветных тканей. Раздался торопливый говорок, но болтунью тут же одернули. Дверь тихонько затворилась - и мальчик остался наедине с королевой.
Он выжидательно замер. Моргауза повернула гордо посаженную голову, намеренно затягивая молчание. Свет из окна затрепетал в тяжелых складках платья, и дрогнул серебряный крест на груди. Вдруг, словно ныряльщик, поднявшийся на поверхность, бастард отчетливо различил две вещи: суставы пальцев, вцепившихся в черную ткань у бедра, заметно побелели, грудь учащенно вздымалась. Итак, Моргауза тоже предвкушала эту встречу не столь уж и хладнокровно. Королева напряжена не меньше его.
Но Мордред разглядел не только это, еще - отметины на штукатурке: драпировки срывались в спешке; светлые проплешины на полу - там прежде лежали ковры; царапины там, где проволокли стулья, светильники и столы - всю мебель, достаточно легкую для женских рук, - чтобы схоронить во внутренних покоях вместе с подушками, серебром и прочими предметами роскоши, без которых Моргауза почувствовала бы себя жестоко обделенной. Ах вот в чем дело!
Снова, по обыкновению своему, Моргауза разыграла целый спектакль. Строгая черная одежда, голые стены, холодный зал, отсутствие слуг - королева Оркнейская по-прежнему радела об отчете, который отвезут назад к Артуру, и о том, что за зрелище откроется ее сыновьям. Принцам должно увидеть в ней одинокую, угнетаемую жертву, заточенную в мрачном узилище.
Этого было довольно. Страхи Мордреда рассеялись. Он церемонно поклонился и принял непринужденную позу, дожидаясь дальнейшего развития событий, словно безмолвие и пристальный взгляд королевы нимало его не смущали.