* * *
А потом, дома, мы все собрались за столом, и стали обсуждать новость. Говорили про мою Ирину и про маленькую дочку. Что принести в роддом нужно, как встретить и что дома сделать?
И я уже думал, что девочка тоже неплохо. Красавица будет, куклы ей буду покупать. Мне еще все завидовать будут. На пианино обязательно будет играть и конечно будет отличница! Я даже уже представил, как я ее в первый класс поведу… Приятно так на душе стало.
– Жалко Емельян до этого дня не дожил, – сказала, вздохнув теща. Он так ждал этого дня, так хотел на внучку посмотреть. Девочку он хотел, мы даже имя с ним ей придумали. Леночка!
Меня, как током шибануло. Хотел увидеть, и ведь пришел! Да еще и подарки принес! А я их закрыл, почти прогнал его! – думаю. Может быть, не правильно сделал?
– Мам, а отец то ко мне ночью сегодня приходил. И елочку принес. Я, было, испугался, а он и пропал. Получается, прямо к родам пришел! – сказал я. С подарками.
– Да ты что! – удивились все. Пришел! И ты его видел своими глазами? А говорил он тебе что-нибудь? – спрашивают.
И все стали гадать, к чему бы это? Но самое интересное, что никто не стал обвинять меня во вранье. Все были уверены, что приходил.
– Видят они все. И там за нас переживают, это же надо! Увидел, что дочка родила, и пришел к нам, сказать, – вот вам новая жизнь. Меня нет, так вот внучка моя взамен меня к вам пришла! – сказала, расчувствовавшись, теща, и смахнула слезу.
– А так часто бывает, – сказала соседка. Очень часто, когда кто-то в семье умирает, то быстро кто– то новый рождается. Вот такое равновесие. Тот человек предок, свою жизнь и возможность жить на этом свете, своим веточкам передает, новым листикам, новым человечкам-потомкам.
– Наверное, елочка-это потому, что он хотел сказать, что новое, свеженькое, молоденькое уже появилось, – сказал я.
– Елочка, это внучка наша. Еленочка! Почти как елочка, – сказала торжественно теща.
Да! – замахали все головой. И правда, похоже.
А я все сижу и думаю, – Но почему мой тесть не к своей жене пришел, а ко мне? Мы с ним так не договаривались. Наверное, боялся ее испугать, – решил я.
Что тесть пришел сообщить о родах, я совершенно поверил. Все логично. К чему же еще? Но, думаю, – дай-ка я еще проверю время. Если и по времени совпадет, то это уже точно все сойдется.
– Я еще тогда на часы посмотрел, и подумал, что скоро нужно спать ложиться. Уже двенадцатый час, – вспоминал я, а на следующий день я написал Ирине записку и спросил, – во сколько дочка появилась на свет?
– Родила в 11–05, -написала мне она в ответ.
* * *
Когда Ирина с дочкой домой приехали из роддома, мы сели и на семейном совете посовещались, и все же решили дочку Мариной назвать, как и раньше хотели.
– Не нужно, чтобы при ее имени, мы всегда покойника вспоминали. И мало ли что! – подумали мы. Вдруг потом заберет к себе?
Не знаю, обиделся на меня тесть или нет? Но мы решили так.
Больше я ни во сне, ни в полусне своего умершего тестя не видел. Больше он ко мне не приходил, и говорить ничего не хотел, а может быть, и не мог… Мы же не знаем, как у них там это получается.
А когда должен был родиться мой второй ребенок, я уже приготовился, что тесть снова появится и скажет, сын у меня будет, или дочка. Даже ждал и уже не боялся его увидеть.
– А чего бояться, он не пугал, а только вместе с нами радовался.
Но нет, он не пришел и ничего мне не сообщил! Может быть, потому что я не дома был в тот момент, а на дежурстве в части? И время со дня смерти тестя прошло уже много. Вот он и не смог докричаться. Или уже жил другой жизнью?
А у меня на этот раз родился мальчик!
Голубая дама
Рассказ моей подруги
Эта история случилась в пятьдесят третьем году. И произошла она с моей мамой.
Сами знаете, какой это был год, умер Сталин, и казалось, что в воздухе какая – то тревога и неопределенность витает. И даже природа как будто злом и тоской наполнилась. Холод, дождь, тучи. Ни хорошей весны, ни теплого лета в этот год не было, даже фильм потом вышел "Холодное лето пятьдесят третьего". Все точно, так в те дни и было.
Сталин умер, а люди еще долго были запуганные, и лишнего кому-нибудь сказать, или пожаловаться на свою жизнь, боялись. Эти времена и порядки еще долго жили в их мыслях, и обо всем, что тогда случилось, моя мама рассказала мне только через много лет, когда я уже была довольно большая. А до этого – ни-ни. Вдруг сочтут за сумасшедшую, и в лучшем случае, осмеют, а там неизвестно, что бы еще было!
* * *
Мои родители в то время были еще очень молодые, они только что, недавно поженились, и мама переехала жить в дом к свекрови. А свекрови в то время не до снохи было, потому что она сама только что родила своего последнего мальчика. И была занята только им. А своему старшему сыну, моему отцу, сказала:
"Берите себе ту пристройку. Давайте соорудим для вас отдельный вход, и живите, как хотите. Пока вам хватит, а потом денег накопите, и ваше дело, построите вы себе дом или нет. Вы здоровые, молодые, сами зарабатываете, а мне нужно теперь о твоем брате думать! Вон он, какой маленький, ему никто кроме меня не поможет".
Пристройку, про которую говорила свекровь, скорее можно было назвать сараем! Комнатка в шесть метров, со стенами из досок и из всех щелей дует. Мой отец с матерью кое-как утеплили свою комнатку, оббили картоном, обклеили обоями и поставили печку буржуйку, Купили кое-какую мебель, кровать, стол да табуретки. Повесили полку для посуды, положили дорожки на пол и стали там жить.
Хоть и не очень просторно, и не богато, но мама все – равно радовалась, потому что это было свое. Живи, как хочешь, делай, что хочешь. Никто тебе ничего не скажет. Все остается в своем дому, как говорят. И плохое и хорошее.
Вот только время было тяжелое, а помочь не кому. Свекровь, та вообще не интересовалась их жизнью, родные мамы жили далеко, поэтому ни о какой помощи даже думать не приходилось.
– Сами, сами, у меня своих забот полно! – говорила свекровь, если моя мама хотела ее о чем-то попросить. И так всегда, отмахнется и все. Мама и так свекровь стеснялась, а после таких слов и вообще к ней обращаться не стала.
* * *
Март это еще не весна. Хоть солнце греет днем, а иной раз так замерзнешь! Как говорится, – марток, наденешь на себя семь порток. Только они печку натопят, а ветром все тепло быстро выгонит, и, в их пристроечке опять холодно. В эти дни, в марте у моей мамы родился ее первый сын. Геночка. И тут такие проблемы начались!
– Еще месяца два бы продержаться, а там и лето! – думала мама. Но два месяца, когда у тебя такой маленький ребенок, за год покажутся.
Принесла мама мальчика из роддома, положила на кровать, перепеленать нужно, а страшно его из одеяльца вынимать. Холодно даже ей самой, хоть одетой спать ложись! А ребенка и помыть нужно, и одежку сменить.
– Как? – думала мама. Замерзнет! Тельце то маленькое. Тепла еще не держит! Старалась побыстрее его снова в одеяльце спрятать, да потеплее укрыть. Как могла, старалась, его не переохладить. Но ведь часто разворачивать приходилось. Малыш!
И мальчик все– таки простудился. Заболел. Смотрит мама вечером, а он лежит какой-то вяленький. Мама ему лобик потрогала, – горячий. Но не плачет!
– Володь, наш сыночек, кажется, заболел, что делать? – спросила она с испугом мужа. Горячий весь!
– Может ничего, пройдет – сказал отец. Было бы плохо, орал бы.
– Вот мне и странно, что не плачет! – ответила мама, глядя на ребеночка. Как будто сил у него нет! Ты посмотри! Ой, Господи, хоть бы кто сказал, что нужно сделать! Как малышу помочь?
– Сходи к моей матери, спроси, – сказал отец. Она, наверное, знает!
– Что толку к матери твоей бежать? Только ругаться будет! А до врача долго ждать! Только утром в больницу поехать сможем. А вдруг ему за ночь еще хуже будет!? – мама даже заплакала от беспомощности.
– Надо его теплой водичкой с сахарком попоить. Может, ему внутри потеплее будет, – решила мама. Вдруг у него воспаление легких! Ой, страшно!
Мама беспомощно смотрела, как медленно Геночка сосет из бутылочки, почти уже закрывает глазки, но пьет водичку. Может быть, обойдется, успокаивала она сама себя. Сейчас поспит, и ему лучше будет. Вот уже, кажется, совсем заснул. Мама вытащила соску, и снова потрогала лобик и красненькие щечки. Они были горячие.
– Господи, ничего она не знает, что делать, как помочь ребенку. Была бы здесь ее мама, она бы быстро сообразила, что делать нужно. А свекровь, пустое место! За месяц ни разу к ребенку не подошла! Внук ведь, а ей все противно и безразлично, как будто чужой!
– Ну что? Заснул? – спросил отец, когда мать стала раздеваться, чтобы лечь в кровать.
– Да, слава Богу, заснул, – ответила она. Может, поспит, и полегче ему будет? Галь, я завтра на базаре сало нутряное посмотрю. Говорят, нужно натирать при простуде. Что ему нужно то, граммов двести, сказал отец. С самого утра побегу.
– Ой, хоть бы Бог уберег! Вдруг умрет!? – вздохнула мама.
– Да ладно, не каркай. Лучше, потеплее накрой, – сказал отец.
– Володь, давай его с собой, положим? – спросила мама. Нет, а то вдруг во сне придавим, еще хуже? – задумалась мама.
– Галь, давай ложись тоже, пока спит, а то ведь проснется и долго поспать не даст! Гаси лампу!
Отец, ежась, лег на кровать. Мама прикрутила фитилек и отдернула занавеску. Ночь была лунная, и от света луны в комнате не было темно, потому что лунный свет окрашивал все в голубой цвет. И даже снег за окошком был голубой, голубой.