Паренек, все еще находясь в вертикальном положении, приподнял слегка левую ногу и переставил ее вперед, затем сделал то же самое с правой ногой и… оставил жену за собой! Он стоял с легким уклоном в левую сторону, его тело немного сотрясалось от напряжения, но он стоял, стоял сам, без помощи жены и силополей!
Шквальный рев сотен мыслей оглушил Барбара, хотя и сам он, не ведая этого, тоже орал изо всех сил. Потрясенная происходящим, Рами лишь какое-то время спустя отключила общеслуховой канал и прибегла к успокаивающим средствам. Несколько десятков жен поспешно вынесли своих мужей, чтобы заняться реанимацией за стенами Академии. Прошло много времени, прежде чем остальным женам удалось привести оставшихся в зале мужей в какое-никакое нормальное состояние. Все это время Кармен с женой и Азехил самостоятельно стояли на сцене, глаза их сверкали.
А когда, наконец, наступила тишина, откуда-то из конца зала до всех донеслась мысль-вопрос:
- Милые номера, конечно, но зачем они людям?
И в тишине, ставшей еще более глубокой, чем мгновение назад, прозвучал ответ Кармена:
- Вот этого я пока не знаю…
Перевод Вадима Лунина
Анджей Джевиньский
ГОНЕЦ
Артемид - не мог сказать, как долго длилось его унижение. Меткий пинок канейского солдата, казалось, отбил ему все внутренности. Всепоглощающую боль усиливали безжалостные толчки и рывки копья, на котором его несли привязанным за руки и ноги. Он открыл глаза. В свете факела нельзя было разглядеть, куда его тащили. Да и какая разница? На что может рассчитывать побежденный воин? Он застонал от внезапно проснувшейся ярости. Допустить такой разгром! Армия разбита наголову, все погибли. Если бы на него не свалился подыхающий конь и не придавил своим телом…
Тишина подсказала, что они находятся уже у цели. Те, кто его несли, с кем-то разговаривали; он не понимал языка. Он слышал только пьяные возгласы, и человек, разящий не-добродившим пивом, поднес пламя факела почти к самому его лицу. Затрещали опаленные волосы, а тело изогнулось, пытаясь уйти от огня. Издевательский смех, и кто-то плюнул ему в лицо, но промахнулся. Один из носильщиков опустил свой конец копья, и тело Артемида сползло на землю. Заскрипели дверные петли. Одним мощным ударом его зашвырнули внутрь какого-то помещения. Дверь закрылась.
От пола несло грязью и навозом, какая-то цепь, а может быть, сбруя, впивалась ему в живот, но у него не было сил перевернуться на спину. Сначала он решил, что находится в темнице или в погребе, и лишь когда глаза привыкли к темноте, увидел стоящие вдоль стен лохани. Но это не имело значения. Главное, что в углу, освещенном струйкой лунного света, сидели люди. Один из них, смахивающий на огромного паука, полз к нему.
- Кто ты? - наконец-то к нему обратились на родном языке.
- Центурион Артемид. А ты кто?
- Я солдат. А зовут меня Плебо.
Солдат ощупал его путы, а потом перерезал их неведомо откуда взявшимся лезвием. Артемид приподнялся и, шипя от боли, отрывал впившиеся в тело конопляные волокна.
- Сколько нас здесь?
- Вместе с тобой - восемь.
- Еще офицеры есть?
Плебо поколебался:
- Вроде есть один.
- Почему вроде?
- Он с нами не разговаривает.
Подымаясь на ноги, Артемид всю силу воли сосредоточил на том, чтобы не упасть. Идя вслед за Плебо, он с удивлением отметил ширину плеч воина. Он бы не отказался иметь в своей команде такого солдата, да только будет ли еще когда-нибудь командиром?
Офицера среди пленных он выделил еще на подходе. Невысокий блондин со сломанным носом одиноко сидел под окном, около перевернутой лохани. Солдаты даже не пошевелились, когда Артемид подошел к ним. Плебо остановился и склонился над стонущим раненым. Артемид прошел к офицеру.
- Центурион Артемид, - назвался он, возможно, излишне громко.
Блондин неохотно посмотрел вверх:
- Разве сейчас это имеет значение? Садись.
Ощупывая пол в поисках сухого места, Артемид увидел на шее офицера металлическую цепочку. Это открытие так ошарашило, что на секунду он даже перестал замечать нестерпимую вонь помещения.
- Трибун, - произнес Артемид, тыча пальцем в сидящего. - Ты трибун!
Человек под окном покосился на медальон и нехотя кивнул.
- Забыл выбросить, - пробормотал он и ухватил Артемида за полу. - Да, я трибун Луций, но что с того?
Артемид не успел осознать смысл его слов, когда почувствовал на плече ладонь. Это был Плебо.
- У одного из наших сильное кровотечение. Нам нужна рубашка, чтобы его перевязать.
Артемид сбросил его руку с плеча.
- Ты что?! Хочешь, чтобы я остался в одной куртке?
- Оставь центуриона, солдат, - сказал Луций и принялся неловко стягивать с себя одежду. - Ему рубашка может еще пригодиться.
Артемид покраснел. Какое унижение, подумал он, но, пока Плебо был рядом, не сказал ни слова.
- Трибун Луций, - заявил он позже, подчеркивая слова. - Вы позорите свое звание…
Ответом был скрипучий смех. Артемид мог бы присягнуть, что его собеседник от души веселится.
- Центурион, - услышал он, - как это получилось, что мы проиграли битву, имея таких безупречных и отважных офицеров?
- Как это получилось? - прошипел Артемид сквозь зубы.
Теперь сырая глина, смешанная с гниющими отбросами, не помешала ему опуститься на пол.
- Это произошло потому, что наше командование позволило, чтобы его, как детишек, обвел вокруг пальца прозрачный маневр канейцев. Потому что мы позволили их коннице обойти наши фланги, и все центурии оказались в котле.
Луций перестал смеяться и с интересом разглядывал лицо Артемида.
- Потому что после часа сражения, когда у нас был еще перевес в людях, консул приказал атаковать тяжеловооруженных, вместо того, чтобы начать отход. А у нас уже не было копий.
Луций поиграл медальоном.
- В чем-то ты прав, центурион, но только в чем-то. - Он поднял руку и принялся загибать пальцы. - Во-первых, легче всего кричать после битвы, как надо было действовать. Во-вторых, прими во внимание, что сначала именно наша конница была хитростью и предательством оторвана от главных сил, а потом уничтожена в том ущелье. В-третьих, консул Марк погиб в первые минуты, когда лично пытался прийти на помощь.
Артемид отклонился назад, его затылок коснулся стены хлева.
- Во время битвы я слышал другое.
В глазах Луция блеснула ирония.
- Во время битвы всегда рождаются самые разные слухи.
Оба замолчали. От группы лежащих солдат доносилось чье-то хриплое дыхание. Казалось, что его обладатель задыхался.
- Как ты полагаешь, центурион, зачем нас здесь держат?
Вопрос был явно риторическим и даже издевательским. Артемид не понял издевки. Он долго вглядывался в лицо трибуна, прежде чем ответить.
- И для чего?
- А ты не догадываешься?
- Нет, не догадываюсь!
Луция, казалось, веселил его гнев.
- Воевать вас учат, а вот ознакомить с обычаями врага никто не догадался, - говоря так, он перебирал пальцами звенья цепочки. - У канейцев есть обычай даровать волю одному из пленных. Его выбирают из тех, кто остался в живых. Надо признать, что при их способе ведения войны выбор этот бывает невелик. Чтобы у тебя не оставалось иллюзий, скажу, что остальных пленных убивают, а выбранного направляют гонцом к своим.
- Зачем?
Луций укоризненно посмотрел на Артемида.
- А представь себе: ты находишься в столице, войска выступили навстречу врагу, которого должны остановить. В городе беспокойство, все ждут известий. А тут возвращается солдат, один-единственный оставшийся от целой армии. Он рассказывает о поражении и, волей-неволей, о мощи врага. Запуганный, он невольно восхваляет врага и ослабляет дух и веру тех, которые должны выступать в решительной битве за отечество. Теперь понятно?
- Клянусь богами, этого нельзя допустить! Мы оба знаем, какое настроение в столице. Лучше пусть тот человек сам вскроет себе вены.
- Успокойся. Этого никто не сделает. Думаю, даже и ты. Но скажи, сможешь ли ты…
- Луций, - шепот становился почти неслышимым, - кого они выберут?
- Не знаю. Кажется, никаких правил на этот счет нет. Выбирает и клеймит раскаленным железом сам Остерон. Завтра все узнаем.
Артемид стоял у стены и в задумчивости ковырял глину. Наконец он широко раскрыл глаза и, повинуясь какой-то своей мысли, повернулся к остальным. Казалось, что все спят, только Луций дышал слишком часто.
- Солдаты, - крикнул Артемид, забыв о страже, - вы знаете, для чего они нас тут держат?
Они молчали, поэтому он ответил сам:
- Слушайте! Завтра этот убийца Остерон выберет одного из нас и выпустит на волю, чтобы тот мог отнести нашим матерям и братьям страшную весть о поражении. Не спрашивайте даже, что Остерон сделает с остальными. Кто сражался сегодня, у того не может быть сомнений.
Он приблизился к ним, почти касаясь сидящих фигур.
- Но это не важно. Перед тем, как выпустить гонца в путь, Остерон лично заклеймит его своим знаком. Поняли, о чем я говорю?
Он обвел их взглядом.
- Лично, сам заклеймит. Достаточно только выхватить у него меч, кинжал или просто задушить гада. Это наш единственный шанс, ибо никому из них не придет в голову, что единственный, которому дарована будет жизнь, отважится на такое безумие. И тогда… - голос его дрожал от волнения, - …тогда мощь канейцев рухнет. Кем они будут без вождя? Никем. Он создал и укрепил это гнусное царство. Убить его - значит разрушить его царство.