Конец весны, всё лето, и половину сентября он работал на турбазе "Заря" разнорабочим, скромно зарабатывая на весь год, а потом просто жил, глядя на свою коллекцию, придумывая статьи, читая любимые книги, и по осени рыбача в реке, на которую выходил двор.
Река впадала в море, узкая, всего метров в двенадцать шириною, но глубокая. Его двор, как и все дворы в посёлке, был разделён на маленькие участки, и один такой участок от другого отделял невысокий деревянный забор с калиткой. Утром он выходил, потягивался и зевал на крыльце. Потом спускался по трём ступенькам вниз, и шёл к крану. Взявшись за длинный, скрипящий рычаг, он накачивал давление, ждал несколько минут пока вода поднималась из под земли, и потом подставлял под холодную струю полусонную голову. Вдоволь нафыркавшись и освежившись, он по-детски, радостно улыбаясь, возвращался в дом и готовил непритязательный завтрак. Когда хотелось что-нибудь напечатать, он печатал. Если же голова не варила, он набивал карманы фундуком, брал удочку и шёл к реке.
Сначала основной, первый дворик, в котором стоял дом и грушёвое дерево. Он доходил по натоптанной дорожке к забору и открывал первую калитку. Второй дворик был огородом для всякой мелкой всячины. Петрушка, укроп, крыжовник у забора. Он шёл дальше, подкуривая на ходу и сладко затягиваясь. Следующая калитка открывалась и он попадал в третий дворик. Здесь не было чего-то определённого. Половину занимал сорняк, другая половина отдана малине. Однажды он наткнулся здесь на большую, чёрную гадюку, и до сих пор помнил, как похолодела спина. Гадюка вначале напружинилась, подняв голову, а потом всё же юркнула в траву. Под впечатлением, он решил всё здесь выполоть, но уже к вечеру забыл об этом, и после никогда не вспоминал. В четвёртом дворике беспорядочно стояли восемь деревьев ореха-фундука, отчего здесь всегда были полумрак и влажность. Летом листья останавливали большую часть солнечных фотонов, и земля никогда не успевала просохнуть, насыщенная влагой реки.
Он открыл четвёртую калитку и снова вспомнил, что теперь кто-то смотрит на него с того берега.
- Кто же это может быть? - подумал он, чувствуя, как привычно по спине прополз холодок. - Как будто у меня там та чёрная гадюка, под майкой.
Он вздрогнул, но тут же забыл обо всём, уже в несчитанный раз погружаясь в полусонную зачарованность красотой этого места.
В метре от его ног текла река, чёрная, не знающая света, потому что тот её берег был подножием высокой горы. Склон непроходимо порос деревьями и кустарником. Солнце, наверное, когда-то давно пыталось добраться сюда, но осознало, что это то место, в котором ему не быть никогда, и тогда солнце просто забыло о нём. Впрочем, на Земле много мест, в которых солнце никогда не гостит. От полумрака здесь всегда было прохладно, и дышалось глубоко.
Река текла быстро. До моря отсюда оставалось совсем ничего, и она спешила на долгожданную встречу. Виталий подготовил удочку, и усевшись на короткое бревно, забросил снасть под тот берег. Когда-то здесь была лавочка, но она не вынесла постоянной влажности и прогнила точно посередине. Отец хотел сделать другую, но не успел.
После смерти родителей, Виталий вот уже пять лет жил в тихом одиночестве. Когда в конце сентября заканчивался сезон, он погружался в полуспячку. Днями в бесконечный раз перечитывал небогатую домашнюю библиотеку, вечерами сочинял статьи для журналов, что иногда ему приносило маленький дополнительный доход, а по ночам подолгу не спал, думая, почему у него всё вот так?
Он нацепил на крючок маленький кусок колбасы и привычным жестом забросил. Влажный воздух мягко обвалакивал гортань и остужал лёгкие. Дышалось хорошо. Над рекою курился едва заметный пар, и Виталий стал безразлично смотреть на кончик удилища, думая о предстоящей зимовке.
- Картошка есть, - думал он, - Лук купил, яблочного варенья в этом году пятнадцать поллитровых и шесть литровых. За хлебом два раза в неделю…
Он почувствовал на себе внимательный взгляд и вздрогнул. Кто-то смотрел на него с того берега, прячась где-то за начинавшими желтеть кустами. Он присмотрелся, но как всегда ничего не увидел.
- Зачем смотрит? - подумал он. - А впрочем, пусть смотрит, разве жалко? Ну хотя бы показался, что ли.
Он поднял удилище. На крючке ничего не было.
- Пропустил, - хмыкнул он. - Отвлёкся.
Он ловко поймал леску, нацепил на крючок наживку, и снова забросил. Во время броска мельком взглянул на кусты, из-за которых чувствовался взгляд. Положив удилище на траву, он достал сигарету и снова закурил. Дым здесь казался каким-то сладковатым, смешиваясь с курившимся речным паром, он приобретал новый вкус. Так как здесь, Виталию нигде не курилось. Ему иногда думалось, что сигарета выкуренная здесь нисколько не ухудшает здоровье, а может даже наоборот, приносит какую-нибудь свою пользу.
- А он осторожный, - подумал Виталий. - Ни разу не слышал его.
Он снова посмотрел на желтеющие кусты и грустно улыбнулся. Ему стало чего-то жаль, но так смутно, что он никак не мог понять, чего именно.
- Может того, что осень? Нет, чего другого.
Он стал вспоминать, как собирал в этом году яблоки в большом заброшенном саду к югу от посёлка. Потом сравнил с прошлым годом, понял что ничего необычного в этот раз не случилось, и перестал об этом думать. Кончик удилища молчал, поклёвок не было.
- Как будто я прихожу сюда только затем, чтобы он на меня смотрел, - подумал Виталий и поднял удилище.
Рыбалка не получалась. Река была капризной, иногда улов был огромен, иногда не удавалось выловить и маленькой рыбёшки.
Виталий сложил удочку, и поднявшись, медленно поплёлся к дому. Открывая и закрывая низкие деревянные калитки он чувствовал спиной, как с каждым шагом взгляд с того берега становится дальше.
В первом дворике он прислонил удочку к груше, решив ещё раз порыбачить вечером, и направился в дом. Обидчиво скрипнули ступеньки крыльца под ним, тонко пискнула дверь, и Виталий стянув с ног кроссовки, прошёл в зал и повалился на диван. В доме было темновато от пасмурного дня, и чтобы не чувствовать, как давит полумрак, Виталий стал придумывать, чем пообедать.
- Картошку разогреть? - думал он, глядя в потолок. - Или суп сварить? Нет, суп уже завтра сварю. Сегодня не хочется. Да и картошку надо экономить, не прорва же её.
Полежав с полчаса, и почувствовав в желудке сжимающую пустоту, он нехотя поднялся и пошёл на кухню. Пожаренная утром картошка в чугунной сковороде стояла на плите, и он чиркнув спичкой, включил газ и зажёг комфорку, низко наклонившись вперёд. Сгорающий газ зашипел, и Виталию снова вспомнилась чёрная гадюка. Потом взгляд с того берега. И уже не понятно почему, вспомнилась Аня, устроившаяся на турбазу в этом сезоне. Ей было двадцать два. Высокая, худенькая, с выразительным взглядом. Виталий сразу же влюбился, но уже через день любовь эту похоронил в глубинах своего мозга.
- Может надо было попробовать? - подумал он. - Хотя бы раз.
Ему стало мерзко от самого себя. Он вяло махнул рукой, скривился, и схватив сковороду со шкварчащей картошкой, переставил её на стол. Потом сел на деревянный табурет, и достав из хлебницы пару отрезанных кусочков, стал жадно есть.
Желудок набивался горячим, и мерзость быстро исчезала, заменяясь сытым благодушием.
- Зачем мне все эти проблемы? - думал он, жуя уже медленней. - Разве так плохо?
Он выпятил губы и помотал головой.
- Нет, не плохо, - проговорил он вслух, чтобы звучало убедительней. Он чувствовал каким-то краешком мозга, что лжёт, и поэтому повторил по слогам - Не-пло-хо.
Глаза уже сладко слипались, и он бросив вилку в пустую сковороду, поднялся и потащил довольное чрево к дивану. Едва коснувшись подушки, он провалился прямо в сон, миновав медленную фазу. С ним такое иногда бывало, и он спокойно вошёл в сновидение, как в реку, и раскинув руки, поплыл по течению.
Ему снилась работа, снилась Аня. Он смотрел на неё и ему хотелось плакать от чувств, но он не стал, а развернувшись бросился бежать. Он бежал долго, ни разу не оглянувшись, и всё это время ему хотелось плакать. Но вот ноги стали проваливаться куда-то в бездну, и он бешено замотал руками, пытаясь уцепиться, но цепляться не пришлось. Он уже сидел у реки, чувствуя взгляд с того берега, а рядом с ним стояла Аня и печально смотрела на него.
- Ты видела засушенного языкана?
- Нет. Я видела живого, - сказала девушка и лицо её стало ещё печальней.
- Правда похож на колибри?
- Я не видела колибри.
- Я тоже. А на меня смотрят, - сказал Виталий и рассмеялся.
- Я знаю, - сказала Аня.
- Жаль, - зачем-то пробурчал Виталий, и вскочив, бросился в чёрную воду.
Он проснулся сильно дрожа, в комнате было прохладно. Вяло поднявшись, он зевнул и помассировал занемевший висок.
- Надо бы написать эту чёртову статью, - подумал он.
Позёвывая, он устроился за старым, школьным стол, и вставил в машинку чистый лист.
- Какие они могут быть? - стали всплывать в мозгу привычные вопросы. Он никак не мог сообразить, что можно написать в статье о другом, внеземном разуме, а может и не о внеземном, а просто о другом, о нечеловеческом, которую он вчера захотел написать. Он снова несколько минут упорно смотрел в белую стену, но были те же вопросы, которые были и вчера, и сегодня утром, и ничего кроме них.
- Может нужно было всё же попробывать с Аней? - протиснулся среди вопросов о другом разуме вопрос об упущенном.
- Вот именно, об упущенном, - сказал себе Виталий. - И незачем бередить себя. Что от этого изменится? Конечно, наверное, в этом есть счастье, когда тебя любят, но разве это счастье для меня? Да и полюбила бы она меня? Наверное, нет.