* * *
- Всё не так просто, - опять сказал Мельес. - Меч может стать не только оружием. В первую очередь он символ. Но почему обязательно символ зла, почему не символ благородства, чести?
- Потому что в первую очередь меч - приспособление для убийства и только потом символ, - ответил Славян. - А поскольку убийство - зло, меч становится символом зла.
- Смотря какое убийство.
- Вот именно. Крайне редко вооружённые люди удосуживаются объяснить, во имя чего воюют. А раз толковых объяснений нет, они становятся самыми обыкновенными преступниками.
- Но ведь меч - символ воинского благородства, - сказала Линда.
- В чём заключается воинское благородство? - спросил Славян. - Конкретизируй.
- Быть честными, смелыми. Не бросать друга в беде. Держать данное слово. Помогать слабым, защищать их.
- Ну и чем благородство воина отличается от благородства дворника? Если дворник честен, смел, верен друзьям и слову, если он защитил барышню от хулигана, чем дворник отличается от рыцаря?
- Ну, дворнику благородным можно быть один раз, - ответила Линда, - а рыцарю надо всегда.
- Почему один раз, если порядочный людь порядочен всю жизнь, а подонок всю жизнь предаёт?
- Есть ещё благородство происхождения.
- Ага, порода, - охотно согласился Славян. - Как у свиноматки.
- Чижик! - возмутился Мельес, даже метаться по поляне бросил.
- Ась? - подчёркнуто по-деревенски откликнулся Славян.
- Ладно, ты прав. Нет благородства происхождения, это выдумки тех, кто ни на что не годен, кому, кроме как родословной, что аристократической, что плебейской, и гордиться нечем. На происхождение умные люди внимания не обращают, ценят только поступки. - Мельес кивнул, ещё раз подтверждая сказанное, и вперился острым взглядом в лицо Славяна. - Но понятие воинского благородства не исчезает, какие времена бы ни были.
- И правильно, - спокойно ответил тот. - Потому что воинское благородство неизменно во все времена. А смысл его - до конца, всеми силами и средствами, не считаясь с собственной жизнью, защищать свою землю и людей, которые на ней живут, от тех, кто пытается принести им смерть и боль. Благородство воина - в защите жизни, в сохранении мира.
- Воин живёт и умирает ради мира - интересный оборот, - сказала Линда. - Странный. Особенно когда тебе годами твердят, что жизнь воина в сражении. Но Чижиков вариант мне больше нравится, как-то порядочнее получается. А тебе? - спросила у Мельеса.
- Тоже. Но я это и раньше слышал. И теперь не могу понять, зачем превращать символ защиты в призыв к войне. Они ведь ничего не собираются сохранять, защищать. Только разрушать. Опять измажут "Полночный Ветер" в грязи и невинной крови.
- Соколы всегда… - начала Линда.
- Да причём тут Соколы! - с яростью перебил Мельес, Линда даже отшатнулась и обиженно заморгала. - Когда Ястребы есть… Орден собирается начать войну. Захватить у Соколов "Полночный Ветер", великий меч Тьмы и уничтожить. Якобы, чтобы спасти мир от зла. А какое зло может причинить музейный экспонат?! Да пусть Соколы хоть закланяются своей реликвии, кому это мешает?!
- Ты же сам говоришь, что "Полночный Ветер" - это символ, - ответила Линда. - И символизирует он могущество Тёмного ордена.
- А мы светлые, - процедил Мельес. - Линда, а если бы могущество Соколов символизировала метла, ты бы успокоилась? Что, изображение метлы на боевом знамени вдохновит войска меньше рисунка остро заточенной железки?
От изумления Линда уронила тарелку с гоблинским салатом.
- Если бы такое Чижик сказал… Но ты, мастер клинка…. Рене, что с тобой, ты же всегда чтил меч?
- И продолжаю чтить. Чижик может ехидничать сколько ему угодно, но для меня меч - символ благородства и чести, и я не хочу, чтобы его превращали в символ убийства, в символ разрушения и боли. Да, верить в символы в наше время смешно. Но я всё равно верю! Надо же во что-то верить… - Мельес опять заходил по поляне. - Так гадко… Грязно… Ну почему бы ни сказать прямо - Соколы мешают ордену, опасны для него, Соколов надо уничтожить… Мы что, откажемся? Нарушим клятву верности? Нет. Сразиться как достойно рыцарям, на поле боя, не вмешивая гражданских… Им-то за что умирать? Но орден начинает войну, на которой будут убивать всех - детей, женщин, стариков. Я рыцарь, я должен сражаться, а истязать крестьян и слесарей только за то, что они поселились на землях моего врага. Я согласен сойтись в битве с воином, но я не хочу превращаться в убийцу!!!
Мельес замер, обхватил себя руками за плечи, словно в ознобе, тронул погоны так, как будто не мог понять, а что же это такое. Линда подошла к нему, осторожно погладила по плечу.
- Рене, ну может быть всё обойдётся? В позапрошлом году тоже все говорили, что война начнётся, но ведь так и не началась. Утрясли всё миром. И мы, и Соколы.
- Линда, - с болью сказал Мельес, - при чём тут война? Орден нас предал, неужели ты не понимаешь?
* * *
Декстр едва смог перевести дух. Услышать такое от рыцаря ордена…
- Чижик, - пробормотал он, - что ты с ним сделал? Что ты делаешь со всеми нами?
* * *
- Да, Рене, плохи твои дела, - сказал Славян. - Ты стал ратоборцем. Не думал, что с рыцарем такое может быть… Но ты стал. И обратной дороги теперь не будет. Либо ты ратоборец, либо погань распоследняя.
- Кто такой ратоборец? - спросила Линда.
- Это русское слово. - Славян объяснил значение.
- Ух ты, зыково! - по-детски восхитилась Линда. - Я тоже хочу!
- Не спеши, - посоветовал Славян. - Ратоборцы рыцарей, как бы помягче сказать, не очень уважают.
- А, "псы-рыцари". Как же, слышала.
- Правильнее сказать - шакалы, - откликнулся Мельес, - а ещё лучше - упыри. Чижик, - сел он перед Славяном на пятки, положил руки ему на колени, заглянул в лицо. - Объясни, зачем…
Славян резко отшатнулся, у Мельеса обиженно дрогнули губы, но удержался, ничего не сказал.
- Извини, - Славян пожал ему плечо. - Так во время серьёзных разговоров любил сидеть мой племянник. Я просто от неожиданности. Извини.
Мельес поднялся, глянул на побледневшего друга и мысленно выругал собственную неуклюжесть. Даже не знает, что сказать.
- Он умер? - осторожно спросила Линда. - Ты очень его любил?
- Любил да, очень сильно. И братьев. И отца. И сейчас люблю. Но они все живы. Это я умер. Двадцать месяцев назад умер, почти два года…
Линда и Мельес смотрели на него с недоумением.
- Но ведь ты не зомбак, - сказал Мельес.
- Если бы зомбак… - с горечью ответил Славян. - Давно бы домой вернулся. Меня и зомбаком примут, и калекой. Как и любого из нас. Мы хорошая семья, настоящая. Но всё гораздо хуже… И домой мне нельзя. Я не могу объяснить, ребята. Не обижайтесь, но не могу.
Мельес сел рядом, положил руку ему на плечо.
- Мы не будем спрашивать. Но, Чижик, я никогда ни у кого не видел столько жизни, столько силы, столько тепла как у тебя. Может, ты и был когда-то мёртвым, но давно уже вернулся в мир живых.
- Не до конца, - ответил Славян, посмотрел Мельесу прямо в зрачки. Рыцарь отодвинулся, отвёл взгляд. Как за смертный порог заглянул. - Вот поэтому мне домой и нельзя.
- Понимаю, - кивнул Мельес.
- Чижик, - спросила Линда, - а твоему племяннику сколько лет?
Мельес метнул на неё гневный взгляд, нечего Чижику душу травить, но тот улыбнулся мягко и нежно, воспоминания порадовали.
- Он старше меня. В больших семьях бывает.