В пустой церкви пред образами еще догорали свечи. "Странно, – подумала Настя, – бабушки их обычно собирают к ночи…" В робком мерцании огоньков беглецы разглядели высокого седобородого священника в темном облачении. Даже длинная епитрахиль мерцала на груди золотым шитьем, словно старик собрался кого-то исповедовать. Когда свет упал на его лицо, Никита вздрогнул: таинственного старца нельзя было отличить от покойного Алексия, Патриарха Всея Руси! Он печально улыбнулся и ласково сказал:
– Здесь вы в безопасности. Вот, сын мой, и довелось свидеться… Только не прикасайтесь ко мне! – предостерег Алексий, видя, как Никита инстинктивно устремился в его сторону, пытаясь по привычке преклонить колени…
– Отец, ты ли это?! – лицо Виктора за плечом Никиты было белее мела. А Настю опять охватило удивительное спокойствие. От фигуры будто веяло уверенностью и… надеждой.
– Я, сын мой… – старец тяжело вздохнул и, обращаясь к Никите продолжил, по обыкновению своему слегка "окая", – нелегкий путь тебе предстоит, и даже я не знаю его исхода… Одно могу сказать: поведет дорога далеко отсюда, на восток, в древние Алтайские горы. Будь тверд – многое теперь только от тебя и мужества твоего зависит. Сам знаешь, "один в поле не воин", – так что спутников своих береги… Однако на все воля Божья… Дорогу тебе укажет некий человек, он тебе кое-что объяснит, ну, да скоро сам все узнаешь. Очень скоро… Завтра вам встреча предстоит. Мы с ним не были друзьями при жизни, а теперь… Может быть, лишь он один и способен вам помочь… Перстень этот береги, он выведет тебя к другим Знакам. Пять их всего, в разных странах схоронены… Не должны попасть они в дурные руки. Использовал я силу перстня, многогрешный, о пользе для Церкви радел… Да злодей оказался сильнее меня.
– Откуда этот перстень, Отец? – еле вымолвил взволнованный Никита. Настя и Виктор по-прежнему стояли за его широкой спиной, понимая – они тут сейчас не главные, помалкивать надо.
– Древняя это вещь, возможно, самая древняя на свете… Исповедовал я на смертном одре одну старушку, еще когда молодым священником был… Открылась она мне, что служила в горничных на даче Иосифа Сталина и находилась там в те мартовские дни 53-го… Когда генсека нашли в параличе, он, по ее словам, лежал и вроде как судорожно тянулся к чему-то. Тогда не обратил никто на это внимания, а уже потом, убираясь в комнате, женщина и нашла перстень – он под диван закатился. Взяла грех на душу – спрятала и никому ничего не сказала. Много зла после в ее семье произошло… Дочь повесилась, муж спился, сын в тюрьму попал… Повинилась она Господу, да и отдала кольцо. Сказала, что у меня оно сохраннее будет и, может, я молитвами силу эту зловещую успокою. Запомни, сын мой, камень этот синий несет гибель тем, кто не имеет права владеть им! Вот и я поплатился за то, что столько лет тайно хранил перстень… Вижу – тебя он признал… А я даже надеть на палец его не мог. Думал безнаказанно им пользоваться. Как же я ошибся! Впрочем, все смертны, и это великое благо…
Не сразу стало понятно, что это за реликвия, а когда догадался… В древних книгах упоминания отыскал… Ну, девушка твоя тебе уже кое-что, знаю, рассказала. Вот, возьми этот древний свиток, тебе его растолкует… кто надо, только помни – это лишь часть Великой Тайны, а остальное откроется тебе в свое время!
Говоря это, Алексий медленно приблизился к аналою, вынул из складок рясы небольшой предмет и положил его на раскрытую книгу. Фигура словно колебалась в слабом свете свечей, по сводам метались жутковатые тени, и Никите никак не удавалось ясно разглядеть того, кого он так любил и почитал. Словно преодолевая боль, Алексий с трудом продолжил:
– Время мое истекает, да и вам надо спешить. Только будьте осторожны по выходе отсюда – злые люди рыщут по ваши души! Они опасны, но во сто крат опаснее тот, кто посылает их… Теперь же… подойди ко мне, сын мой… – сказал он, обращаясь к Виктору.
Испуганный парень – просто лица не было! – приблизился и опустился на колени. Никита и Настя остались поодаль и с удивлением наблюдали, как Призрак Патриарха исповедал и благословил их товарища… Пока "гроза сепаратистов" соображал, за что такая честь выпала лишь Витьке, Настя каким-то шестым чувством уже поняла все. Опять подступили слезы, и девушка сильнее прижалась к надежному плечу любимого, горячо надеясь, что их покуда минует чаша сия…
Алексий окончил исповедь, бросил на ребят прощальный и печальный взгляд, перекрестил их и неслышно удалился в непроглядную темень храма. Командир маленького войска осторожно сгреб ручищей оставленный призраком предмет – это был цилиндрический футляр из какого-то материала, похожего на серебро. Поверхность украшали загадочные знаки, сплетенные в узоры…
Уходили, как в первый раз, через дверцу в притворе.
На улице была уже глубокая ночь, вовсю разыгралась злая метель, сквозь снежную круговерть которой тускло светились лишь фонари и редкие окна домов. Из колючих порывов ветра вдруг выступили три черных фигуры. Никита резко оттолкнул Настю в сугроб – засвистели пули, но ветер мешал нападавшим тщательно прицеливаться. Однако одна пуля все же настигла цель. Виктор, совсем как давеча Сашка, рухнул, отброшенный выстрелом, и затих. Эти стрелки не стремились "взять живым", им не нужны были пленники с их признаниями. Им нужна была только реликвия.
Вдруг позади нападавших неслышно возник еще один силуэт, мгновенно разделившийся на две стремительных тени. "Собака!" – догадалась зарывшаяся в колючий снег Настя. Двое нападавших замешкались и это погубило их: одного вырубил незнакомец, другому, выбив пистолет, свернул шею Никита. Третьего, с разорванным горлом, стерег огромный пес. Нежданный спаситель оказался худощавым парнишкой, почти подростком на вид, из-под вязаной шапочки полыхнули тревожные глазищи.
– Спасибо, брат! Не ты – худо бы нам пришлось! – проговорил Никита, поднимая из сугроба Настю, которая сразу бросилась к телу Витьки. Заплакала, пробормотав сквозь слезы: "Да и так худо! Витя, бедненький… он же мне только вот о себе столько рассказывал…"
Никита перевернул тело своего противника. На него глянули мертвые, вылезшие из орбит глаза майора Черных. Незнакомец, стоя рядом, торопливо говорил:
– А я тут в парке с собакой гуляю, и вдруг какой-то мужчина подбегает, высокий такой… Задыхается, кричит, что там, у церкви, людей убивают! Ну, я и бросился – с Трезором-то не так страшно… Оглянулся, а мужика-то и нет нигде. И куда делся? Как сквозь землю…
Никита поднялся с колен и протянул ему руку, крепко пожал, с удивлением ощутив железную хватку незнакомца.
– Я – Никита, она – Анастасия…
– Можно просто Настя, – прошептала девушка, во все глаза глядя на нежданного союзника.
– А я буду Даниил, можно просто Данила, или, как сейчас говорят, – Дэн.
Парень покосился на распростертые тела. Коротко вздохнул. – Уходить надо, пока менты не набежали. Насколько я понимаю, ждать их вы не хотите. Так ведь?
В его голосе слышался легкий, почти исчезающий акцент. Но вникать в это было недосуг. Никита коротко кивнул и "трое, не считая собаки" быстро скрылась среди деревьев, срочным порядком углубившись во дворы на улице Вальтера Ульбрихта. Пес оказался мощным ротвейлером. Он спокойно шел рядом с хозяином, иногда оглядываясь на него, иногда подозрительно посматривая на новых знакомых.
Там, рядом с кинотеатром, в одном из сталинских домов и обитал Данила. Поднялись к нему на третий этаж, в большую пустынную квартиру. Оторопевшая от событий и горестей Настя сразу юркнула на кухню – мол, сготовлю чего на скорую руку. На самом деле ей хотелось остаться одной и, по извечной женской доле, прийти в себя, погоревать, выплакаться. До недавнего времени она только однажды видела смерть: год назад умерла няня. Но она долго болела и была уже старенькая. А тут…
Парни уединились в комнате, похожей на кабинет, хотя там, собственно, только стол с компьютером стоял, да диванчик, да большой цветастый календарь висел на стене – с довольно странной фоткой, без цветочков и пейзажиков, с геометрически-суровым изображением замысловатых шестеренок… Трезор улегся у ног хозяина, все еще настороженно глядя на Никиту, который на всякий случай перевернул перстень камнем внутрь.
Он сразу увидел, что нынешнее число обведено красным фломастером дважды. Как и день смерти Патриарха…
Глава 7 Новый друг
– Ну, ты и выскочил – как чертик из коробочки! – на лице Никиты в первый раз за день мелькнуло подобие улыбки. Данила, без куртки и шапки, уже не казался подростком. Да и ростом он почти не уступал здоровенному ветерану кавказских войн. Только был тоненьким, жилистым, словно собранным в кулак, и двигался легко, даже грациозно. Светлые волосы топорщились в разные стороны, и он безуспешно пытался их пригладить. Широко улыбнулся.
– И что нужно было… ну, этим… от вас?
– Долго объяснять, – пробормотал Никита, стягивая куртку. Из кармана выпал и покатился по полу данный Патриархом футляр. Пес глухо зарычал и вскочил, принюхиваясь. И вдруг заскулил, прижавшись к ногам Данилы. Неужели только что эта испуганная псина перегрызла человеку горло? Что ее так напугало?
Никита быстро поднял цилиндр и хотел было спрятать его обратно, как вдруг паренек нахмурился и проговорил:
– Постой, постой! Знакомые символы! Дай-ка сюда! Ты сам-то хоть знаешь, что это?
– Н-нет… Один… ну, человек… дал, велел беречь как зеницу. А что, ты можешь это прочесть?! Я думал – просто узор какой-то…