Ерофей весело хрюкнул и отвернулся, чтобы Гермес не увидел чертенят в его глазах.
Зевс оказался кряжистым, подвижным старцем лет семидесяти (по крайней мере, он так выглядел) с белоснежной бородой, вившейся кольцами на груди. Крепко пожав руку Ерофею, он без всяких церемоний повел гостя к столу и приказал принести дополнительные подушки для славного героя Ерофея, чтобы удобно ему было возлежать возле стола. Ерофей несколько удивился такому способу обедать - лежа, но промолчал, помня, что в чужой монастырь со своим уставом не суются.
Могучий громовержец самолично познакомил гостя со своей надменной, однако и впрямь красивой, женой Герой и остальными, кто находился в зале пиршеств и вольготно возлежал за столами, которые ломились от снеди. Зевс устроил Ерофея и Гермеса рядом с собой, а остальных - Геру, Ареса и Гебу, - составлявших ему компанию, отогнал прочь.
- Вот ты каков, герой-варвар! - произнёс гулким и звучным голосом громовержец то ли удивляясь, то ли радуясь, что Ерофей именно такой.
- Почему варвар? - обиделся Ерофей. - Я живу в цивилизованной стране.
- Не бери в голову, - торопливо зашептал ему на ухо Гермес: - Мы так зовём всех, кто не говорит на благозвучном греческом языке. - И предостерёг: - Ты не гоношись, это всё же - Зевс, повелитель всех богов и смертных. Ты лучше на еду налегай.
Ерофей не нуждался в совете Гермеса и лопал за троих, чем вызвал полное одобрение Зевса. Однако Ерофей заметил, что на него совсем без одобрения смотрит Гера. И Арес воинственно сверлит взглядом.
"Я, кажется, нажил себе врагов, - подумал Ерофей. - Но ничего, Зевс не выдаст, Арес несъест", - и улыбнулся тому, как лихо перефразировал поговорку. Гермес пихнул тихонько его в бок и шепнул: "Ты прав, Арес - редкостная свинья", - и этим очень смутил Ерофея, которому, с одной сторон, стало стыдно, что бог-телепат угадал его мысли, а с другой - он разозлился, что Гермес так бесцеремонно копается в его мозгу. И "услышал" виноватое: "Прости, Ероша, я нечаянно".
Арес за соседним столом, возлежа возле своей матери Геры, пил, не переставая, нектар. Наконец дошёл до такой кондиции, когда исчез страх перед грозным отцом, и Арес громогласно спросил Ерофея:
- А может ли этот гер-р-о-о-й, - голос его был полон ехидства, - сразиться со мной в поединке?
Ерофей поперхнулся нектаром, закашлялся не столько от того, чтобы прочистить горло, сколько для того, чтобы сообразить, как ответить. Но за него высказался Зевс:
- Я никому не позволю оскорблять моих гостей! - Он так грохнул кулаком по столу, что ослепительные искры сыпанулись из глаз, и Арес тотчас же умёлся из зала.
Ерофей облегченно вздохнул, однако, рано возрадовался, потому что Зевс своим громовым басом спросил его:
- Я думаю, ты, юный герой, готов ради меня совершать всяческие подвиги?
- Естественно! - отрапортовал Ерофей, возопив мысленно: "Мамочка моя, чего я, дурак, мелю. Какие, к черту, подвиги?!!"
Зевс улыбнулся, словно говоря, дескать, иного я от тебя и не ждал, и хлопнул своей ручищей Ерофея по плечу, которое тотчас же онемело.
Ерофей вскоре наелся до такого состояния, что ткни его в живот, и он лопнул бы, как воздушный шарик. Однако боги по-прежнему активно сметали всё, что было на столах, и то, что едва успевали подносить рабы-слуги. Осоловевший от еды, Ерофей чуть не заснул, но в это время Зевс хлопнул в ладоши, и все боги быстренько исчезли из пиршественного зала. Зевс внимательно проследил, чтобы в зале никого не оказалось, и предложил неожиданное:
- Давай, герой мой юный, с тобой по-дружески мы выпьем и прогуляемся по саду, чтоб вражьи уши ничего не ведали о нашем разговоре, - голос его был мягок, а речь - певучей.
Ерофей раскрыл рот, услышав Зевса: во, шпарит и не запнётся!
Они выпили. Зевс облобызал Ерофея в лоб и щёки, потом повёл его через огромные залы и анфилады комнат наружу, и вскоре - не прошло и десяти минут - они оказались в огромном ухоженном благоухающем саду, в глубине которого совсем по-земному заливался соловей.
- О, это Аедон, мной проклятая, плачет, и по её заслугам ей награда.
- А кто это - Аедон? - поинтересовался Ерофей, фамильярно хлопнув Зевса по плечу: чего стесняться - недавно пили на брудершафт.
Зевс гневно сверкнул очами, громогласно взревел:
- О, презренный смертный, как смеешь ты плеча касаться моего своими мерзкими руками?!!
"Ух, ты, - мелькнуло в голове Ерофея, - милость богова обманчива. Скажешь лишнее, так по шее надают".И он смиренно склонил голову, вдохновенно произнеся:
- Прости, о, самый грозный и великий из царей небесных. По глупости своей сказал я лишнее и дерзость совершил, - и чуть не засмеялся: "Эге! Да ведь я с перепугу сам виршами заговорил", - однако смех свой Ерофей сдержал, почтительно глядя на Зевса и ожидая, что громовержец ответит на такую цветистую речь.
- Ну ладно, - снисходительно вымолвил Зевс, - герой мой неразумный, однако и находчивый. Сей раз тебя прощаю. Но знай же впредь, что если ты ещё себе подобное позволишь, тебя стрелой я огненной тотчас же поражу! - и даже притопнул ногой, но в глазах его уже плясали весёлые огоньки. - Я расскажу тебе про Аедон - и грешной, и несчастнейшей из жён. У Аедон был муж, а у него был брат, и тот женат был на Ниобе. Но Аедон, зловредной и завистливой особе, не нравилось, что у неё - один лишь сын, а у золовки - шесть. И столько ж дочерей. Ну, как завистливой такое снесть? И дело злое Аедон решила совершить - Ниобы сына одного убить. Но обернулось зло против неё - убила по ошибке сына своего. Хотел низвергнуть я её в Тартар, но пожалел и превратил сыноубийцу в птицу, и плачет по ночам она отныне об убиенном сыне…
Хотя страх ещё не выветрился из души, любопытство заставило Ерофея задать новый вопрос:
- О, Зевс могучий, а почему ты говоришь со мной, ну… в таком ключе? А вообще-то выражаешься иначе.
Зевс улыбнулся и отечески потрепал Ерофея по щеке:
- Не открывай сей тайны никому, герой мой юный. Ведь я в душе - поэт, и мог бы одолеть Горация в прекрасном поэтическом сраженьи. Увы, я не могу себе того позволить - в страхе должен всех держать, а дар поэта душу размягчает и манит к своеволью.
- А не лучше ли, если тебя уважают и любят, чем боятся? - возразил Ерофей.
- Не лучше, нет! - Отрицательно помотал головой Зевс, и его борода распушилась на груди широким веером. - Лишь страх внушает уваженье и почтенье!
- Ну ладно, тебе видней, - пожал, соглашаясь, плечами Ерофей. - Осмелюсь спросить, зачем я тебе понадобился, могучий Зевс?
- О! Сия тайна должна остаться между нами! - воскликнул Зевс. - Мне поклянись!
Голова Ерофея, отягощенная воздействием нектара, видимо, плохо соображала, если, не ведая, о чём его попросит Зевс, он брякнул:
- Гадом буду! - И добавил услышанную от Кольки-соседа самую его страшную клятву: - Век свободы не видать! Зуб даю! - и при том щелкнул себя большим пальцем правой руки по зубу, а левой - страстно ударил себя в грудь.
Зевс одобрительно кивнул головой, вполне удовлетворенный клятвой.
- Ну вот, герой мой юный, замыслил я такое дело. Наверное, ты слышал, что вдоль Пелопонеса несётся одержимый бык, всё рушит на своём пути, сметает?
Ерофей выудил из памяти рассказ Гермеса о критском быке и кивнул.
- Быка того вот-вот убьет герой-Тесей могучий. А мне хотелось бы, чтоб бык остался жив. Но я ведь не могу истории перечить, и приказание своё я не могу сменить. Моих соображений ясен ход?
- О, да! Вполне. Ты сам повелел Тесею убить беднягу, теперь об этом жалеешь. А как выйти из такой передряги, не знаешь. Так?
Зевс величественно кивнул.
- Ну а я при чём? - спросил Ерофей. И дерзко ляпнул. - Сам облажался, сам и вытирайся.
Но Зевс или не понял его последней фразы, или гневу не было места в его планах, потому невозмутимо продолжал говорить:
- Ты, победитель Дэта-Сатаны, мне кажется, нашёл бы способ усмирить быка и мне доставить.
Ерофей удивленно уставился на властителя Олимпа. Он вовсе не чувствовал себя Гераклом. Но говорят ведь, что пьяному - море по колено, а Ерофей отнюдь не был трезвым, и потому торжественно провозгласил:
- Ну ладно! Я согласен, - и они ударили по рукам.
Зевс, плутовски усмехаясь, сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул, поразив этим Ерофея даже больше, чем склонностью к стихам или умением метать молнии.
Тут же появился ниоткуда недовольный Гермес в своей экзотической одежде - с листком вместо плавок - видимо, его оторвали от весьма важного дела. Однако Гермес отлично знал повадки своего папаши, тут же изобразил почтительную подобострастную улыбку. Ерофею даже подумалось, что бог-курьер сейчас шаркнет босой ногой по полу и спросит: "Чего изволите-с?" Но Гермес молча ждал, что скажет родитель. А тот сказал следующее, от чего усталый Ерофей заулыбался:
- Гермес, отведи Ерофея в опочивальню. Всем - на покой.
Гермес молча взял за руку Ерофея, и они мгновенно очутились в просторной высокой комнате с мраморной, как и везде во дворце, мебелью. В центре комнаты стояла огромная кровать, на которой могли бы уместиться десяток Ерофеев.
- Эге! Здорово, а? - Ерофей оглянулся на Гермеса, но того и след простыл.
Ерофей рухнул на постель: "Жестковато, - и тут же его пронзило. - Да ведь я в скверную авантюру ввязался! Мне того быка нипочем не одолеть! - однако русская привычка надеяться на авось родила надежду. - Ладно. Утро вечера мудренее, там что-нибудь придумаем".
Долгое время Ерофей ворочался в центре постельного аэродрома, пытаясь заснуть. Чадили безобразно светильники. В огромное, на всю стену, окно даже сквозь плотные шторы просачивался немеркнущий свет.