Что же делать? Как влить в него хоть чуточку сил? Сердце билось часто-часто, перекачивая кровь. Ёжкин кот! Я уставилась на свои руки, высматривая выступающую вену. Резать, конечно, нечем. Но мы и зубами попробуем.
- Лутоня, ты что это надумала? - прошептал Зигфрид.
- Кровью тебя напою. Все жидкость. Я читала, как один мужик в пустыне от жажды загибался, так у своей лошади яремную вену отворил. Ничего, до ближайшего колодца дотянул…
- Отважная девочка… Проблем тебе мало? - грустно прошелестел парень. - Ты думаешь, как получаются упыри?
- Ну так просвети, раз такой образованный, - обиделась я.
- Упырем становится маг, который хоть раз попробовал человеческую кровь.
- Чего-то наш хозяин на колдуна никак не тянет.
- Почему ты решила, что упырь именно он?
- А кто? И вообще, прекрати отвечать вопросами! А то не посмотрю, что ослаб, так тресну…
- Трактирщик - обычный человек. Ну, может, не совсем обычный - мало кому придет в голову у себя в подполе вурдалака держать. Здесь - упыриное логово, и с наступлением ночи мы познакомимся с его обитателем, а скорее - обитательницей.
- С чего ты взял, что он - баба?
- Ну хозяин же говорил… Помнишь?
Я не то чтобы забыла, просто хозяйские речи прямиком мимо моих ушей проходили, ум был занят придумыванием новых ругательств. У меня мурашки по спине побежали! Сама могла бы догадаться. Где это видано, чтоб нежить при свете дня в кабаке прислуживала? Значит, пока я тут разговоры разговариваю, чудовище затаилось, и с последним лучом солнца…
- Чего ж ты раньше молчал?
- Сначала был уверен, что ты сама все поняла, а потом… Ты развила такую бурную деятельность, что слова вставить не получается. Все суетишься, бегаешь, будто кроме тебя некому. - Парень замолк и уронил голову на грудь.
Я взвыла от бессилия.
- Не кричи, - рассудительно сказал Ванечка. - Страшная становишься, когда яришься, прямо как та тетенька из домовины.
- Какая еще тетенька?
- Да там, - дурачок махнул рукой, - лежит, навроде как славенка, а лицо недоброе.
- Покажи! - Я подняла с пола дощечку, которая послужила рычагом. - Только огонь захватить не забудь.
Красавицей упыриху можно было назвать только с большой натяжкой. Когда Иван сдвинул легкую крышку тесаного гроба и поднял повыше факел, нашим взорам предстала иссушенная, худая баба с иссиня-бледным лицом и всклокоченными волосами. Лохмотья некогда нарядного шелкового платья едва прикрывали ее наготу. Невесомые веточки рук с обломанными до мяса ногтями были крест-накрест сложены на груди, резко выступали ключицы. Ох, сдается мне, что Ивану любая "тетенька" была бы мила да хороша. Возраст, видно, такой.
- Вишь, и не дышит даже, - с гордостью сказал дурачок.
Покойница раскрыла глаза и села. Мы застыли. Упыриха переводила безумный взгляд с меня на Ивана и обратно - видно, никак не могла решить, с кого начать. Ваня тоненько ойкнул и попытался спрятаться за мою спину. Тварь вылезла из домовины, стала на четвереньки, поводя головой из стороны в сторону. Дурачок отбежал поближе к выходу. Невыразимый ужас накрыл меня, слабость сковала ноги, закружилась голова, но где-то в груди собиралась в комок первобытная стихийная сила. Упыриха прыгнула, я отшатнулась. Только клочки моей рубахи остались в руках чудовища. Я посильнее сжала свое единственное оружие - деревянную дощечку. Губы шептали в полубреду: "Матушка, пусть это будет осина. Пожалуйста, Матушка…" У меня был единственный шанс - с первого раза попасть в мертвое сердце упырихи. А тварь между тем не спешила продолжать атаку, голодный взгляд ее был прикован к моей груди, из ощеренного длинными острыми зубами рта послышалось мычание. Я глубоко вздохнула и нанесла удар. Дерево вошло в мертвую плоть, как нож в масло. Покойница мешком осела на землю. Славна будь, Матушка! Я навалилась сверху, проталкивая деревяшку глубже, пока та не уткнулась в земляной пол. Вурдалачье тело истончалось, рассыпалось пылью под моим весом. Я с трудом поднялась на ноги. Меня колотило от пережитого ужаса. Когда немного успокоенный Ванечка подтащил поближе факел, я смогла рассмотреть на полу только ошметки платья в горстке праха и кулон на цепочке. Фиолетовый аметистовый шарик охватывала крыльями серебряная бабочка.
- Что теперь делать будем, тетенька? - Дурачок подал мне безделушку.
- С хозяином разговоры разговаривать. - Я вскинула руки.
Дальше все происходило очень быстро. Направленный шквал ветра сорвал с петель дверь подпола и, кажется, пробил все перекрытия и даже крышу гостеприимного трактира. Я подбежала к зияющему отверстию.
- Давай-ка, племяш, подсади. Хотя нет. - Я хлопнула в ладоши.
И мы с Иваном вознеслись. Струйки ветра приятно щекотали кожу, будто прощаясь. Мои магические изыскания, видимо, оторвали хозяина от степенной вечери с домочадцами. Поэтому, когда мы с дурачком, вооруженные до зубов, ворвались в общий зал, нам могли противопоставить только пять деревянных ложек. Хозяин, видать, в две руки кушать изволил.
- Ой, не надо меня хлебать, люди добрые, - насмешливо прогундосила я, поигрывая мясницким тесаком, найденным на кухне. - А небось худо без цепного вурдалака лиходеить?
Незнакомый бугай, скорее всего один из обещанных сыновей, попытался метнуть в меня чугунок с кулешом, но промазал. Запах варева ударил в ноздри, я сдержала тошноту. Это какой нелюдью надо быть, чтоб набивать брюхо, когда внизу вершится кровавая расправа! Ванечка умело скрутил всех трех мужиков, походя заехав в ухо самому крупному. Старуха неподвижно сидела за столом, брезгливо поджав губы.
- А давай, бабушка, я тебе ручки завяжу… - ласково подступился к ней дурачок.
- Оставь ее… - На меня вдруг навалилась усталость. - Куда она денется ночью одна?
Парень послушно отступил и пошел доставать из подпола наше бравое воинство. А потом мы с ним чуть не до самого рассвета топили снег во всей нашедшейся на кухне посуде. Трактирным запасам я не доверяла. Накачивая наших больных водой, мы заставляли их извергнуть всю попавшую в желудки гадость. И когда уже привели в чувство Зигфрида и всех, кому еще можно было помочь, выяснилось, что старуха таки сбежала. Из пятерых разбойников выжили только двое, причем один из них - тот самый Прошка, про которого я думала, что он "не жилец".
Метель стихла, самый край окоема уже наливался багрянцем. Скоро рассвет. Я сидела на завалинке, привалившись спиной к балясинам крыльца, куталась в овчинный тулуп, дыхание вырывалось изо рта тугими барашками. Ноги гудели от усталости, а в голове поселилась страшная звенящая пустота. Прошка со вторым разбойником суетились у сараюшек, собирая дрова для поминального костра.
- Вот, приоденься. - Зигфрид положил мне на колени сложенную льняную рубаху. - Нечего своими прелестями мужиков соблазнять.
Я только кивнула - говорить не хотелось. Студент пристроился рядышком, натянув шапку поглубже и спрятав руки в рукава зипуна.
- Я допросил кабатчика.
- И что? - спросила я скорее из вежливости.
- Как я и предполагал. Хозяин всю жизнь при трактире. Барыжил помаленьку, разбойнички ему добро привозили, он купцам заезжим перепродавал. Дело не хлопотное. Сыновей в помощники подрядил. А тут лет двадцать назад забрела на огонек одинокая магичка.
- Это он ее обратил?
- Ну да. Говорит, бабка его травница была знатная. Накачали барышню зельем, заперли в подпол… Поморили пару-тройку седмиц голодом, а потом уж она сама кровь согласилась пить.
- Зачем ему вурдалак понадобился?
- А у него в тот момент разлад с главарем разбойников случился - кто-то кому-то что-то недоплатил. Очень уж хозяин боялся, что его на ножи поставят. Вот защиту себе и подготовил. Рыдает, что денег много барынька за помощь запросила.
- Так после того, что с ней сделали, она колдовать уже не могла?
- Упырь теряет магические способности, зато приобретает нечеловеческую силу и, практически, бессмертие. Ну еще всепоглощающий, ничем не насыщаемый голод.
- Она убила атамана?
- Да. А потом уж возврата не было. Как только она отняла чужую жизнь, обращение завершилось.
Я разрыдалась:
- Почему она не призвала стихию, пока еще в силе была, не разнесла весь этот хлев к псам драконьим?
- Понимаешь, девочка… - Зигфрид придвинулся поближе и обнял меня за плечи. - Нас учат находить нити силы, использовать их, защищаться от влияний чужих магов. Со временем приходит ощущение всевластия, бесшабашной вседозволенности. Если б против нее направили магию… Помнишь, как в сказках: "Ты меня колдовством, а я тебя естеством"?
Я вытерла рукавом слезы:
- А чего не порешил ее, как дело сделала?
- А зачем? - По старой привычке студент ответил вопросом. - Цепная нежить - штука полезная. Ведь упыри привязаны к месту, где их обратили. По ночам трактирщик ее охотиться выпускал, а с первыми рассветными лучами она сама в свое логово возвращалась. У него даже надобность в разбойниках отпала - крам сам в руки шел. Говорит, злобная тварь была и силищи неимоверной. Только хозяина слушалась, ну еще его сыновей немного.
- Она не хотела меня убивать, - решилась я.
- Что? - В голосе парня послышалось удивление.
- Сперва кинулась, только рубаху и разодрала. - Я распахнула тулуп, демонстрируя повреждения. - А потом, как медальон увидала, остановилась. Теперь мне кажется, сказать что-то хотела, объяснить…
- Да нет, глупости. Упыри не говорят.
- Вот и у нее не вышло. Мне показалось, она рада была, что умрет. Я ведь даже не была уверена, что деревяшка из осины… А она вроде как поняла. И еще вот, смотри.
Я разжала ладонь и показала Зигфриду фиолетовый шарик на цепочке.