Выставили караул. Снаружи, за пределами шатра, дули холодные ветры, на небе мерцали неподвижные искры, Желторот раскрыл клюв и зачарованно пялился вверх.
- Бич, ты не замерз? - спросил у него Торчок.
- Нет, бич, только пальцы зябнут.
Ночь, кстати, была светлая: помимо непонятных искорок на небе то тут, то там торчали какие-то блестящие штуковины с острыми концами, один в один напоминающиедуг воина, а еще сияли круглые и продолговатые предметы, величиной чуть ли не с голову Желторота.
- А вот как ты думаешь, от кого мы этих бичей сторожим? - не унимался Торчок.
- Ну, не знаю, - задумался Желторот. - Может, от них?
Прямо на караул наступали зловещие рогатые тени.
Контору они назвали "Стандарт". Вывесили табличку и стали ждать: кто первый придет?
Но никто не шел.
- Слушай, а почему все мимо проходят, и даже на вывеску не смотрят? - Дуй задумчиво протирал окуляры.
- Видишь ли, Скиппи, - Уй-Диболом стоял за кульманом и бойко что-то чертил, - возможно, это потому, что никто не умеет читать.
- Интересная гипотеза, - Дуй нацепил окуляры на нос и уткнулся в свой чертеж. - А вот, скажем, почему мы умеем?
- Это уже совсем просто. Мы - Диболомы.
- А это как-то связано?
В это время в "Стандарт" вошел первый посетитель.
- Рады услужить, - хором приветствовали Уй и Дуй Ваз-Газижоку.
- Опять вы? - расстроился архитектор. - Я думал, это какая-то новая забегаловка. И такой странной формы…
- Параллелепипед!
- Кто - я?
- Нет, - Уй жестом приказал Скипу заткнуться, - это форма так называется - параллелепипед.
Ваз-Газижока удивился:
- Кто же это придумал?
- Мы!
- Скиппи, потише, пожалуйста. Так вот, эту форму придумали мы сами, и она замечательна тем, что универсальна и устойчива.
- Но это же уродство какое-то!
- Что? - Уй как будто не расслышал, а глаз его предательски дернулся.
- Я говорю - уро… огхгхгхгх… бульбуль… - из распоротого горла Ваз-Газижоки хлынула ярко-желтая струя, голова архитектора, недоумевающе вращая глазами, опрокидывалась за спину. Лапки сикараськи тщетно пытались поймать потерянную голову, а чтобы эти попытки не увенчались таки успехом, Уй отрубил и их.
- Ну и зачем? - расстроился Скип. - Опять тратить еду на восстановление тупореза. Когда у этой тупой башки новое тело вырастет, ты подумал?
Уй делово отрезал голову от туловища и поставил на подоконник.
- Вы мне за это ответите! - возмущалась голова. - Я временно недееспособный!
- Жуй, - отрубленная лапка архитектора заткнула голове рот. - И запомни: уродство - загромождать ландшафт без плана застройки. А из одного параллелепипеда можно выстроить красивый правильный город.
Ваз-Газижока на удивление быстро сжевал кляп, сыто рыгнул и заявил:
- Вы мне за все ответите! И за параедрипед ваш тоже!
Вторая лапка прервала стенания говорящей головы. Диболомы углубились в работу.
Легко сказать: "Хватит курить!" А хоть один из Патриархов пробовал вот так, в одночасье, расстаться с любимым кальяном, а главное - с его содержимым?! И зачем вообще они придумали балданаки, неужели Среда Обитания без них не обошлась бы? Ох, ломает, ломает нас переходный период…
Чтобы отвлечься, Лой-Быканах попытался думать о смысле бытия.
Думать оказалось гораздо тяжелее, чем благоговеть, но определенная приятность наблюдалась и в этом сомнительном процессе. Например, оказалось, что в голове копошится великое множество непонятных слов и цитат, от гедонизма до Тащитесь и развлекайтесь. За последнее Лой-Быканах, кстати, не ручался: этот афоризм мог звучать и как Разделяй и властвуй, и как Рога и копыта, отчего сакральный (о, еще одно слово!) смысл его не становился яснее. Но зато между ушами становилось щекотно, когда, в тщетной попытке упорядочить внутренний мир, философ пытался рассортировать все эти сублимации индивидуальной перверсии и гомосексуализм.
Хорошо понимая, что корпоративная этика не позволит коллегам индифферентно воспринять вопиющее неуважение Лой-Быканаха к традициям Ложи, и отказ от балданаков будет воспринят как бравада и эпатаж, философ забаррикадировал все входы и выходы в своем жилище, и теперь переживал жесточайшую ломку.
И, как оказалось, при абстиненции сикараськи тоже могут видеть галюны.
- Что, умираешь? - Патриарх склонился над эксцентриком, и в глазах его читалась чуть ли не жалость.
- Да, умираю, - согласился Лой-Быканах.
Патриарх покачал головой и снова исчез.
- Это издевательство какое-то, - простонал ему вослед философ. - Чего являлся, спрашивается?
Злость придала сил. Лой-Быканаха озарило: ведь в балданакском угаре он позабыл, когда и ел-то в последний раз. Наловив пальцами разнообразных мелких сикарасек, снующих по полу, он кое-как перекусил ими, сдержал первые порывы тошноты, потом вторые…а потом проснулся чудовищный аппетит, и вся живность в доме Лой-Быканаха перекочевала в его желудок.
Сразу захотелось прилечь и поспать. Философ уютно расположился прямо на полу, потому что до опочивальни идти лениво, и руки как-то сами собой потянулись к кальяну… но ухватили пустоту.
- Где?.. - хотел возмутиться Лой-Быканах, но в это время в дверь постучали.
- Кто там?
- Эй, ты! - последовал яростный ответ. - Или ты заберешь его обратно, или пожалеешь.
- Забери себе, - огрызнулся философ. В конце концов, он у себя дома, и может никого не бояться.
В дверь что-то тяжело бухнуло, и баррикада зашаталась.
Что-то мне как-то гулять захотелось, подумал эксцентрик после второго удара, когда дверь надсадно затрещала.
Лой-Быканах заметался в поисках запасного выхода, но в итоге оказался на крыше собственного жилища, а коллеги уже ввалились внутрь, исполненные страстного желания вернуть строптивого философа в лоно любителей мудрости.
Нужен план, нужен план, все нужно планировать, в тоске запричитал Лой-Быканах, и тут взгляд его упал на старую столешницу, одним Патриархам известно, каким образом оказавшуюся на крыше.
- Нужно планировать, - коварно оскалился эксцентрик.
Большие плоскости, всплыло в его памяти, обладают повышенным сопротивлением встречным потокам воздуха. Нужно лишь разбежаться как следует, и подставить эту площадь этим встречным потокам. Когда у тебя четыре ноги и две руки, задача, казалось бы, легка… но в тот момент, когда Лой-Быканах уже махнул в воздушное пространство, он вспомнил, что большую плоскость взять в руки позабыл. Ну, прямо затмение какое-то напало, право слово!
Оказалось, что это не зубы, а горы, по крайней мере, так называли их таинственные рогатые сикараськи.
Уже утром пленников доставили к самому подножью невероятно высоких каменных нагромождений. Торчку с Желторотом еще повезло - их тащили по одному, а всю остальную экспедицию волочили запакованной в шатер.
- Я их кубиками нарублю, - ругался всю дорогу на незадачливых часовых Дол-Бярды. - И Ботве скормлю.
- Ну подождите, любезнейший, - пытался вразумить воина Тып-Ойжон. - Что вы горячитесь всегда. Может, их уже съели.
- Не съели нас! - донеслось до запакованных издалека. - Посмотрим, как бы тебя не соломкой не накрошили, бич чешуйчатый!
- Я та-арр-чуу, - облегченно вздохнул Старое Копыто: он-то подумал, что бичей и вправду схарчили.
Ыц-Тойбол тут же спросил:
- Эй, как вас там!.. Бичи! Куда нас тащат?
Ответ последовал незамедлительно:
- Говорят, что в горы.
- Это туда, где глюк?
- Точно, бич, точно, - прокричал Торчок.
- Ну и ладно, - Ыц-Тойбол вздохнул с облегчением. - По крайней мере, направление мы не потеряли.
По прибытии - пленных сикарасек жестоко сбросили на что-то твердое и холодное - распаковываться пришлось самостоятельно. Желторот с Торчком на окрики отвечать перестали, и Дол-Бярды искренне надеялся, что их таки увели на съедение.
Окончательно выбравшись из матерчатого плена, экспедиция обнаружила, что кругом по-прежнему темно, холодно, но ко всему примешивался еще и противный запах сырости и долбящее по мозгам кап-кап. Воин ощупью пошел на разведку, и вскоре сообщил, что вокруг - камень.
- Замуровали, бичи! - устроил истерику Старое Копыто.
- Заткнись.
- Без паники, - Ыц-Тойбол был само спокойствие. - Мы упали. Значит, мы в яме. Сверху лежит какая-то крышка. Сейчас ее снимут…
- И нас посолят, - неудачно пошутил Ботва, и Старое Копыто вновь запричитал.
Как ни странно, а крышку сняли буквально тут же, и каменная яма озарилась ярким светом.
- Ой, кто это? - у Тым-Тыгдыма отвисла челюсть.
- Я та-арр-чуу… - выдохнул Старое Копыто.
На этот раз Раздолбай не преувеличивал - тащиться было от чего.
На том конце города что-то громыхнуло, загудело, и теперь грохот стремительно приближался к конторе "Стандарт".
- Эй, ты, говорящая голова, позырь, что там такое, - крикнул зевающему на подоконнике Ваз-Газижоке Дуй. - Все равно тебе делать нечего.
Три дня вынужденного бездействия подействовали на архитектора успокаивающе. Он уже чувствовал, как начинает отрастать шея, жрать его не собирались, а что издевались вычурно - так он еще отомстит.
- Дома падают, - ответил он флегматично. Потом как будто очнулся: - Э, не понял! В том районе сплошь мои проекты!
- Ну-ка, ну-ка, - Диболомы бросились к окну, оставив работу.
- Осторожнее! - завопила голова.
- Скип, лови!