- Как рога? - хмуро отозвалась я. - Не знаю. Этот тип, во всяком случае, все свои душевные силы потратит на то, чтобы самозабвенно меня ненавидеть. Но, судя по его прыти, человек он решительный и предприимчивый, скорее всего, выдвинется к тебе в помощники.
- Не выдвинется, - ухмыльнулся Ряха.
В темноте было не видно, по голосу чувствовалась нехорошая ухмылка у него на губах.
- Почему это? - удивилась я. - Решительные люди на вес золота.
- Может быть, он решительный, может быть, он и будет играть какую-то исключительную роль, но не у меня, - сказал Ряха. - Он покусился на женщину вождя, такого не прощают.
- Ряха, - фыркнула я. - Но я же не женщина вождя, о чём ты говоришь?
- Двадцать Вторая, ты не понимаешь правил игры, - серьёзно сказал Ряха. - Это - не ваша Ракушка, не Огрызок. Воевать парни будут неплохо, но в головах у них - их деревня, другого мира они не знают. И ты для них можешь быть только в двух видах: либо моя, либо общая. А всё, что моё - для них неприкосновенно.
- Ну я же ничья, - снова фыркнула я. - Ох, и в переплёт я попала. В Отстойнике ты по-другому говорил.
- Давай условимся, что для них ты - моя, - попросил Ряха. - Чтобы они зря не мучились. Потому что времени у нас нет и надо либо долго-долго объяснять им, что мир совсем не так прост, как они думают, либо дело делать. Завтра мы навестим одно местечко, хочу посмотреть их в столкновении с порядком.
* * *
В это одно вышеупомянутое Ряхой местечко все умелись ещё до зари, оставив меня у потухшего костра, даже не разбудили.
Не скажу, что всё это мне особо нравилось: я боялась, не скатится ли Ряха до банального грабежа, с его-то богатым опытом противостояния с официальной властью. А ему здешними людьми ещё править, если дело выгорит.
С другой стороны я совершенно не представляла, как можно прийти к власти мирным путём. Точнее, очень ярко представляла, как сделал бы это Профессор, если бы оно ему было надо, но методы Профессора для Ряхи совершенно не годились.
Но с другой стороны, если разобраться, девять десятых населения этой земли послушно примут любую власть, если она придёт из города у моря, потому что им, по сути, совершенно всё равно, кто ими правит. И биться надо с оставшейся одной десятой, которая и есть власть, и которая будет за эту свою власть держаться до последнего.
А настраивать против себя простых жителей - опасно и, в конечном итоге, неправильно.
Но это мне здесь, на привале, рассуждать легко.
Пока я маялась в раздумьях, попивая у костра чай из нашего многострадального чайника, Ряха и его люди вернулись, к моему несказанному облегчению.
Вернулись они гордые и важные: операция прошла успешно, нового оружия на них прибавилось. Привезли и еды. Но отряд был неполным: отсутствовал тот самый рогатый нахал.
Как объяснил огорчённо Ряха, он, рогатый, переусердствовал в героизме и его ранили. Пришлось оставить на лечение у добрых поселян.
Понимать это, видно, надо было так, что чересчур ретивого типа Ряха аккуратно изъял из обращения, не желая иметь в отряде очаг брожения. И, похоже, этому типу безумно повезло с ранением, ведь в будущем он мог и в бою, к примеру, пасть…
Затем Ряха, когда его повстанцы уселись в кружок питаться привезённым, отозвал меня в сторону и щедрой рукой отсыпал мне в ладонь горсть монет.
- Возвращаю за постой в трактире, - объяснил он. - Спрячь на место тех, истраченных.
- Так что вы делали? - спросила я, нерешительно взвешивая монеты на ладони. - Стригли шерсть с "добрых поселян"?
- Обижаешь, Двадцать Вторая, - прогудел Ряха. - Не веришь ты в меня, как в короля. Мы напали на сборщиков налогов, везущих деньги в город. Я посмотрел, как парни с копьями управляются, раз. Мы поправили наши финансовые дела, два. И мы вернули жителям налоги - это три.
Этим "три" Ряха меня потряс.
- И как вы всё это осуществили? - поинтересовалась я недоверчиво. - Ловили добрых поселян и вкладывали им насильно в ладони монетки? И если вы вернули налоги, то, не пойму я, хоть убей, каким образом мы поправили наши финансовые дела?
- Ну ты всё буквально понимаешь, нельзя же так… - пробурчал Ряха. - Вернули мы, конечно же, часть. Доехали до ближайшей ярмарки, купили еды, и рассыпали там, прямо на площади, денег так примерно с ведро. В основном мышек и кошек. Объяснили, что это не налоги - а чистый грабеж. Теперь разговоры пойдут. Мне, вообще-то, от сборщиков не сколько деньги, сколько сведения были нужны. Про город побольше узнал, где что находится, какие пароли и всё такое. Теперь ясно. Опять же на людей посмотрел. Сегодняшнее дело - это же так, семечки-игрушки. А человека видно. Но теперь нам отсюда уходить надо. Если бы просто деньги отобрали, - может быть, с рук и сошло бы на первый раз. Ну а так, с возвратом - нипочём не простят.
Уходить, - так уходить. Я мрачно думала, что нищему собраться - только чайник к седлу привязать.
Когда отряд, шайкой его называть у меня язык, всё-таки, не поворачивался, наелся, мы покинули привал и понеслись дальше, уже торной дорогой.
Скромный Ряха стремился попасть в город раньше, чем слухи о его геройстве и великодушии.
Поэтому мы гнали во весь опор.
* * *
В город мы прибыли глубокой ночью.
Он был больше, чем Отстойник, и как Ракушка, стоял прямо на берегу бухты. В лунном свете красиво мерцали беломраморные башни его цитадели.
- Это хорошо, - оценил призрачную красоту поэтичный Ряха. - Значит мрамор местный, есть из чего строить. Вон ту башню видишь? - показал он некультурно грязным пальцем на тонкий, устремлённый ввысь белый ажурный столбик, застывший в тёмной синеве ночного неба, словно мачта белого кораблика, плывущего на юг.
- Вижу… - отозвалась я ворчливо, пытаясь совладать с пританцовывающим конем, чувствовал он, паразит, что всадник на нём неопытный. - И что?
- Знамя на ней закрепим.
- Как скажешь.
Ряхиной уверенности я не разделяла. Слишком неприступными казались отсюда белые стены. Мы же были пока только на окраине города, в районе трущоб.
Этот район клином врезался в добропорядочное городское тело и именно его Ряха выбрал для того, чтобы как можно быстрее попасть в центр города. Рассуждал он так: трущобы повидали всякого, шестнадцать конных они тоже переживут и не подавятся.
Так оно и получилось, по трущобным местам мы проехали без приключений, спокойно миновав и весёлые заведения, и ночлежки, и притоны всех мастей. И ни у кого не возникало желания остановить нас и поинтересоваться, что это мы тут ночью делаем.
Но только выбрались в приличную часть города, как сразу напоролись на конный дозор.
И по закону "на ловца и зверь бежит" и ловец, и зверь прекрасно поняли, что вот и встретились на узкой дорожке.
Стычка была короткой.
Моё участие в ней свелось к нулю: всё равно единственное, что я могла бы сделать, - это огреть кого-нибудь медным чайником. Орудовать копьём-знаменем я не умела и не горела желанием учиться этому во время столкновения. Но хвала Медбрату, пока я хлопала ресницами, обошлись и без моего чайника.
Горцы сражались хорошо, не просто хорошо, а с удовольствием. Видно, давно им хотелось разобраться с городскими неженками, жирующими за чужой, то есть за их, счёт, так что деревню, где вербовать сторонников, Ряха выбрал правильно. Бились они скупо, но результативно - половину дозора надолго выбыла из строя.
Мы же потеряли одного. Парня из числа тех, кто отсёк себе хвост, насадили на копье, как бабочку на булавку. Он и умер-то, не успев ничего понять. Слабое утешение, но всё-таки…
Исход стычки был предрешён, - Ряха своим отрядом упрямо таранил дозор, запирающий ему путь к цитадели, и когда это сообразили те, кто остался в живых, они предпочли отойти в соседние улочки и проулки с его пути.
Стычка завела Ряхиных людей, они почувствовали запах крови, озверели. Тело своего не стали оставлять на чужой мостовой чужого города, перекинули через седло его же коня, повод взял и прицепил к луке седла один из друзей погибшего.
На волне азарта, возникшего после схватки, отряд миновал последние улочки и ворвался в цитадель. Она-то, как раз, и была практически не защищена, сонную стражу у ворот мы просто смели, а сами ворота закрыты не были.
Видимо, жизнь в городе была спокойной, никто не ложился спать, закладывая кинжал под подушку на всякий случай, и уж конечно в страшном сне не могло привидеться, что с гор спустится легионер без королевства. И без хвоста. И которому глянулся город у моря.
Ряха приказал наглухо закрыть ворота. Медленно закрутился барабан. Заскрипели, закаркали цепи, похоже, тронутые ржавчиной от долгого неупотребления. Опустилась решётка, отрезая нас от внешнего мира.
Мы остались на беломраморном кораблике.
Миновали темный воротный туннель, выехали на площадь, залитую лунным светом.
Яркая полная луна висела прямо над цитаделью. Размытые пятна теней тянулись за нами.
Копыта странно тукали по мраморным плитам. Цитадель казалась вымершей.
Горцы двигались кучкой, вплотную друг к другу, - нависающие со всех сторон стены их пугали.
Ряха ехал впереди.
Его конь уверенно печатал шаги, Ряха не менее уверенно направлял коня к большой полукруглой лестнице, выливавшейся, по-другому и не скажешь, на площадь из высоко расположенного входа в громадное здание, занимавшее большую часть внутреннего пространства цитадели.
Конь, прицокивая, стал взбираться по пологой лестнице: темный конь и темный всадник на ослепительно белых, отливающих блёстким голубым отсветом плитах.
Мы замерли внизу, сгрудившись у подножья.