* * *
Дикая вишня разрослась так, что захватила собой все пространство вокруг засохшего тополя. Почерневший ствол с ошметками коры и обломками ветвей одиноко торчал над зеленым островком.
Приблизившись к зарослям, всадник привстал на стременах и вполголоса позвал:
– Самила, ты здесь?
Ветки качнулись, в ответ послышался девичий голосок:
– Захир!
Юноша спрыгнул с седла. Из зарослей ему навстречу появилась девушка. Прикрывая лицо краешком сари, она бросила тревожный взгляд по сторонам.
– Не бойся, здесь никого нет, – успокоил девушку Захир.
– Отец побьет меня, если узнает, что я виделась с тобой, – боязливо прошептала Самила, прижавшись к его груди.
Опасения Самилы были оправданы. Обычаи хингарцев запрещали молодым девушкам оказывать внимание мужчинам и уж тем более оставаться с ними наедине. Отцы семейств ревносто блюли традиции своего народа. Отец Самилы возглавлял один из могущественных кланов Хингары, за ослушание девушке вполне могли располосовать розгами спину.
Именно строгое соблюдение традиций и правил, предписанных предками, как утверждали старики, и сделало хингарцев сильным народом. Даже ногарские императоры не смогли покорить воинственные родовые кланы, обосновавшиеся под самым боком империи с восхода. Напротив, сами хингарцы регулярно терзали ногарские рубежи, грабя города и поселения, и угоняя в свои владения людей и скот. Пленников расселяли вокруг замков вождей, их труд обеспечивал существование самих хингарцев. Со временем поселения вокруг замков столь разрослись, что слились в один сплошной город, не уступавший размерами даже бывшей ногарской, а ныне арамейской столице. Никакие стены не сдерживали рост этого города без названия, он просто расползался во все стороны ремесленными лавками, жилищами рабов, глиняными каръерами, полями, садами и выпасами, и вновь сменяясь лабиринтами жилых кварталов. Каждый вождь захватывал столько земли вокруг своего замка, сколько успевал. Лишь относительное равновесие сил кланов не позволяло вспыхнуть кровавой распре в дележе владений. Но в последнее время отношения между кланами становились все более напряженными. Пески, что погребли под собой города Старой Ногары, подступили и к Хингаре. Со стороны восхода по берегу океана растянулись территории ардонайских рыбаков, и так уже поделенные между ближайшими кланами, а с полудня так же ревностно оберегали свои владения не менее воинственные пустынники Каттана. Дальше расширяться стало уже просто некуда.
Выходка Самилы запросто могла бы подлить масла в тихо тлеющий костер вражды кланов, и наказание за проступок сулило быть очень суровым, вплоть до забивания камнями насмерть.
– Скоро я заберу тебя, – пообещал любимой Захир, крепко обняв девушку. – Я уговорил отца, завтра он попросит, чтобы твой отец отдал тебя мне в жены.
– Правда?! – глаза Самилы блеснули надеждой. – А как же выкуп?
Захир слегка помрачнел. Молодой человек являлся младшим сыном от младшей жены Кизима, предводителя другого клана. Строго говоря, по обычаям хингарцев он не считался ровней Самиле, дочери старшей жены своего отца и обязан был выплатить за невесту солидный выкуп. На поддержку своих отцов могли рассчитывать лишь старшие дети от старших жен, всем остальным многочисленным отпрыскам суждено было заботиться о себе самостоятельно, их положение ничем не отличалось от рядовых членов клана, они не наследовали ни власть, ни имущество.
– Я договорюсь с твоим отцом, – заверил девушку Захир. – Мы скоро отправляемся в поход с Тенью. Там, на полночи, за песками Ногары, лежат новые земли. Там я захвачу богатую добычу, захвачу земли, найму воинов и сам стану вождем. Я буду богат и у меня будет много жен!
Глаза юноши загорелись, когда он перечислял ожидающие его блага, настолько живо он представил себе свое богатое будущее. Перехватив настороженный взгляд Самилы, он тут же осекся и поправился:
– Но ты всегда будешь моей любимой женой.
В доказательство своих слов Захир крепко поцеловал девушку. Самила вздохнула:
– Ты говоришь о том, что будет, а мой отец захочет получить все здесь и сейчас. Ты ведь знаешь, наш клан остается в Хингаре.
В отличие от своих ближайших соседей каттанцев и ногарцев, принявших богов Тени, хингарцы остались верны своим духам ветров. Тем не менее, многие кланы выразили готовность присоединиться к армии Тени и обосноваться на новых землях, хотя не меньше кланов предпочли остаться на месте, рассчитывая прибрать к рукам освободившиеся территории.
Захир нахмурился. Несмотря на всю свою горячность, он не мог не признать правоту девушки. Как только половина кланов со всем своим имуществом отправится в дальний поход, в Хингаре неизбежно начнется резня в борьбе за оставшиеся без защиты земли. Отец Самилы скорее продаст дочь другой влиятельной семье, чтобы укрепиться самому, чем польстится на обещания почти нищего парня.
– Тогда я украду тебя! – решительно воскликнул Захир, немного поразмыслив. – Пойдешь со мной?
– Пойду, – не задумываясь, согласилась девушка. – Но я очень боюсь отца.
– Не бойся, он не сможет нам помешать. Когда наши кланы уйдут, ему будет уже не до тебя. Даже если отправит погоню, не будут же его воины сражаться с армией Тени.
– Тень правда настолько могуча, как говорят? – поинтересовалась Самила.
– Ей нет равных, а ее армия самая сильная на свете, у нее тысячи воинов. С нами каттанские пустынники и ногарские легионы.
– Значит, мы и в самом деле сможем жить безбедно на новых землях?
– Конечно! – уверенно заявил Захир. – Мы убьем всех, кто будет сопротивляться, захватим их земли и дома, отберем все золото, у каждого будет много рабов и женщин…
Увидев, как насупилась Самила, Захир снова поспешно поправился:
– Но любить я буду только тебя.
* * *
Ободранные окровавленные пальцы сжались на выступе, последним усилием Тангендерг втащил свое измученное тело на плоскую шероховатую поверхность скалы. Ему пришлось немало полазать по отвесным скалам ущелья, спускаясь, поднимаясь, снова спускаясь и вновь поднимаясь, и сделать изрядный крюк, чтобы обойти мост, соединяющий края обрыва. До сего момента он и сам считал, что мост – единственный путь к горному святилищу. Теперь же дорога к цели была почти открыта, оставалось лишь пройти через город стражей.
Лежа на спине, Тангендерг поднес правую руку к глазам, сжал кулак и снова разжал. Пальцы слипались от грязной крови. Впрочем, на теле каданга сохранились отметины куда более серьезных ранений, ободранные руки не могли его обеспокоить.
Тангендерг откатился от обрыва и присел на корточки за большим камнем. Осторожно высунувшись из укрытия, он скользнул цепким внимательным взглядом по сторонам.
Стражи тайного храма расположили свой город на горных террасах. Постройки частично скрывались в естественных и вырубленных в скалах гротах, частично выступали из общего массива сложенными из крупных камней многоярусными фасадами и приземистыми башенками. Не было видно ни одного человека, словно местные обитатели покинули свой город, однако одному ему ведомое чутье, подсказывало Тангендергу, что люди здесь есть. Хотя, взгляд не выявлял какие-либо признаки, возможно, потому, что стражи храма вели чересчур аскетичный образ жизни.
Тангендерг вытащил из-за пояса кинжал. Свой меч, так же как сапоги и большую часть одежды, он оставил на недавней стоянке, чтобы было легче карабкаться по скалам, в город стражей каданг явился лишь в одних штанах, вооруженный только коротким кинжалом. Если понадобится, более достойное оружие он добудет у стражей. Убитых стражей.
Пожалуй, путь, который отыскал Тангендерг, чтобы войти в город, был единственным, где мог бы пройти человек, даже такой сноровистый, как он. Во всех прочих местах скалы нависали наклонными стенами, город стражей невозможно было обойти ни по дну ущелья, ни поверху. Так же невозможно было бы пройти незамеченным через сам город, никакой чужак не смог бы затеряться среди жителей, где даже дети являлись стражами святилища. Оставалось дождаться ночи – при беглом осмотре взгляд Тангендерга не выявил ничего, что говорило бы о сторожевых кострах, так что можно было рассчитывать на полную темноту. Благо, солнце уже клонилось к закату, лазанье по скалам заняло почти весь день.
Тангендерг снова укрылся за камнем. Вряд ли кому-либо придет в голову идти сюда, к самому обрыву.
Однако очень скоро он услышал приближающиеся шаги. Это явно не было случайностью, человек целенаправленно шел именно к его укрытию. Вместе с тем Тангендерг мог поклясться чем угодно, что ему знакома эта поступь.
Пальцы сжались на рукояти кинжала, через мгновение его острие ткнулось в горло молоденькой девушки, заглянувшей за камень.
– Я думал, ты, наконец-то, отвязалась от меня, – процедил Тангендерг. – Что скажешь?
– Мне больно, – пискнула Коринта.
– Будет еще больнее, когда я отрежу тебе голову, – равнодушно пообещал Тангендерг.
– Не отрежешь, – не поверила девушка.
– Твоя настырность меня уже даже не удивляет.
Тангендерг убрал кинжал от горла Коринты. За время своего отсутствия девушка значительно преобразилась: всегда босые сбитые ноги теперь были обуты в изящные сандалии из мягкой кожи, она была одета в белый хлопчатый руб с пояском, с головы исчезла нелепая войлочная шапка, вместо нее появился широкий платок, затянутый по обыкновению потанских горянок кожаной тесьмой и спускающийся свободным концом по спине. Теперь ее трудно было бы спутать с мальчишкой. Только волосы Коринты, хоть и чистые и расчесанные, все равно выбивались из-под платка, как пучки соломы.
– Пойдем со мной, – потребовала Коринта. – Они знают, что ты здесь. Отдай мне кинжал, иначе они убьют тебя.