Каданг покачал головой:
– Я не воин, я защищаю свою жизнь, честь и свободу, не более того.
Он вернулся на свое место, откинулся спиной к стволу тополя и закрыл глаза, давая понять, что не желает продолжать разговор.
* * *
Один из стражей, охранявших вход в покои императора, предупредительно толкнул створку дверей, едва только Аммат приблизился. Даже если бы воины не были предупреждены о визите жреца, вряд ли они осмелились бы препятствовать верховному служителю Дромидиона. Этот человек пользовался уважением и почетом как у князей, так и среди простого народа не только в Орамосе, но и далеко за пределами столицы Арамейской империи.
Молодой правитель Рисстаний сидел на скамеечке возле мраморной чаши с фруктовым деревом и задумчиво перебирал струны кифары, прислушиваясь к нестройным звукам. При появлении жреца он отложил инструмент, поднялся и почтительно склонил голову.
И лицом и телосложением молодой император больше походил на мать, в его облике почти ничего не угадывалось от Хорруга.
Аммат в свою очередь поклонился молодому императору. Перехватив взгляд жреца, направленный на кифару, Рисстаний смущенно улыбнулся:
– Говорят, ногарские музыканты умели извлекать чудесные звуки из таких штук. Жаль, арамейцы не умеют играть на них.
– Пытаешься научиться? – поинтересовался Аммат.
– Хотел бы. Мой отец сокрушил империю ногаров и многие народы вздохнули свободно, но нельзя не признать, что бывшие правители этой земли оставили богатое культурное наследие. К сожалению, мы не умеем им распорядиться. Люди дичают, грубеют, отвыкают видеть красоту. Наверное, мы так и растеряем все, что досталось нам от ногарцев, не научившись пользоваться этим наследством.
– У людей слишком много более насущных забот, – заметил жрец. – Когда-нибудь придет время и для утех.
– Да, столетняя война принесла много бед народам равнины, еще очень многое требуется восстановить, – согласился молодой император. – Надеюсь, миру больше не придется пережить подобное. Мне думается, что люди вообще должны больше времени уделять развитию ремесел и искусства, а не войне. Кровавые побоища губят наши души, очерствляют их.
– Увы, как раз о военных делах я и хотел поговорить, – произнес Аммат.
– Что-то случилось? – насторожился Рисстаний.
– Ничего нового, мой повелитель, – ответил жрец. – Но события развиваются очень угрожающе.
– Неужели ты снова хочешь напомнить мне о хишимерцах? – Рисстаний недовольно поморщился. – Мы уже обсуждали это на большом совете с князьями, они высказали свое мнение и я согласен с большинством из них. Кроме того, князь Мессалий лично побывал в Мархабе и заручился обещанием царя Орангера, что тот не пойдет войной на Арамею.
– Тем не менее, я вынужден вернуться к этой проблеме. Что бы ни утверждал князь Мессалий, но я получил подтверждение от гонца из Хорума, что весной армия хишимерцев двинется на нас.
Брови молодого императора удивленно взметнулись.
– Ты получил? – переспросил он. – Почему не я?
– Гонец тяжело ранен, он успел добраться только до храма, – дипломатично ответил Аммат.
– Дай-ка догадаюсь, князь Хорума снова просит поддержки.
– Именно так, – подтвердил жрец.
– Ответ тебе известен, я не отправлю армию в Хорум.
Жрец не пошевелился, пристально глядя в глаза императору и явно не собираясь заканчивать разговор так скоро.
– Ты упрям, – заметил Рисстаний, усмехнувшись. – Отец не зря ценил тебя.
– Твой отец ценил многих, кто прошел с ним путь от полночных лесов до моря. Многие считали его жестоким воином, но он берег людей, доверивших ему свои судьбы. На своем мече он поклялся оберегать народы, которые присоединились к арамейскому знамени. На твоем месте он не колебался бы ни мгновения.
– Но я не он, – строго произнес молодой император. – Я никому не давал обещаний и делаю то, что считаю нужным. Ты знаешь, многие князья не видят необходимости отправлять войска на пограничье, и я согласен с ними. Побережье до сих пор не может оправиться от столетней войны, я не желаю развязывать новую. Если хишимерцы придут на арамейскую землю, мы дадим им отпор, но сами повода к войне не дадим.
– Когда хишимерцы придут, будет уже поздно. Разрозненные отряды арамейских князей не смогут остановить хишимерское войско, очень скоро враг окажется под стенами Орамоса.
– Тем не менее, я не намерен доверять слухам и предположениям. Я тоже берегу своих людей и не собираюсь бросать их в пекло новой войны. Арамея – мирная страна.
– Я не требую идти войной на Хишимер, но мы должны хотя бы подготовиться. Может статься, что все обстоит гораздо сложнее, и нас ожидают более серьезные бедствия, чем мы можем предположить.
– Я безмерно уважаю тебя, Аммат, и ценю твое мнение, но сейчас мне добавить нечего.
Аммат смерил Рисстания взглядом и заметил:
– В тебе тоже есть упрямство. Очень жаль, что ты перенял от отца лишь это качество. Я вижу в твоих глазах страх. Страх, который ты пока не в силах преодолеть.
Рисстаний вздрогнул, он даже оглянулся по сторонам, словно опасаясь, не слышал ли кто слова жреца. Нервно потеребив пальцами складку на одежде, он произнес:
– С малых лет я слышу о величии своего отца, его имя овеяно легендами, и многим хочется видеть во мне Хорруга. Я никогда его не видел, знаю о нем лишь по рассказам. Наверняка молва приукрашивает его подвиги, но, думаю, он действительно был незаурядным человеком. Мне никогда не сравниться с ним, я не воин, не полководец, на мою долю не выпало войн и сражений, закаливших его дух. Мне приходится жить в тени его величия. Я не чувствую в себе его силы, у меня нет его власти над князьями, и любой мой неверный шаг может обречь Арамею на гибель. Все, чего я хочу, это мира для своего народа. Ведь именно к этому стремился отец.
– Иногда за мирную жизнь приходится сражаться, – сурово ответил жрец.
– Да, я помню твой рассказ о том, как пало Дромидийское царство, – кивнул император. – Но оно пало, вы сражались и не победили. Не ждет ли та же участь Арамею? Князь Аррелий говорит, что лучше пасть в сражении, чем покориться. Звучит героически. Но разве для того отец вывел арамейские племена из полночных лесов, чтобы они сгинули здесь, на побережье? Я всеми силами стараюсь избежать кровопролития. Наш посол, князь Мессалий, вернулся из Мархаба и уверил меня, что царь Хишимера не собирается идти войной на Арамею. Большинство князей доверяют его сообщению. Я не могу провоцировать хишимерского царя потому, что не уверен, что смогу привести нашу армию к победе. Извини, Аммат, но я не отдам войскам приказ о походе. Мы будем ждать. Быть может, все обойдется без крайних мер, если не провоцировать наших недругов.
– Твои опасения понятны, повелитель, – кивнул жрец. – Ты молод и неопытен в делах войны. Но рядом с тобой есть люди, способные повести воинов в бой.
– Отдав главенство над армией, император станет ничтожен в глазах своих подданных, – произнес Рисстаний. – Я не могу пойти на это, не могу позволить князьям усомниться в моей власти.
– Ногарские императоры поступали именно так, – заметил Аммат.
– И Ногары больше нет, – жестко напомнил молодой император. – Я намерен сохранить наследие отца для всех племен, последовавших за ним.
– Его не сохранить, уклоняясь от боя с врагом.
– Когда война придет на нашу землю, мы примем бой, но до той поры мечи останутся в ножнах, – отрезал Рисстаний. – Я полагаю, сейчас у тебя есть и другие не менее важные заботы.
Аммат понял, что дальнейший разговор уже не имеет смысла. Несмотря на всю свою мягкость, Рисстаний действительно отличался упрямством, пожалуй, это и в самом деле было единственное качество, доставшееся ему от отца. Молча поклонившись, верховный жрец покинул покои молодого императора и направился к выходу из дворца.
В дворцовом холле его окликнул женский голос. Жрец обернулся, к нему подошла женщина в бирюзовой тоге с пурпурной каймой. Обосновавшись на берегу Круглого моря, знатные арамейцы переняли многие элементы одежды у бывших властителей побережья и некоторые теперь мало чем отличались по виду от ногарских аристократов. Аммат поклонился своей повелительнице. В отличие от многих женщин княжеских родов, Лигия не блистала изобилием украшений, лишь золотые серьги поблескивали в мочках ушей, да скромная нить жемчуга охватывала шею.
– Ты разговаривал с императором? – поинтересовалась Лигия.
– Именно так, – подтвердил жрец.
– Тебя беспокоит хишимерская угроза?
– Увы, моя повелительница, эта угроза слишком реальна, чтобы не придавать ей значения.
Лигия на мгновение опустила глаза, затем снова взглянула на Аммата и тихо спросила:
– Ты осуждаешь моего сына за нерешительность?
– Я не могу осуждать своего повелителя, – так же тихо ответил Аммат. – Но промедление может стоить многих жизней.
– Мальчик не похож на своего отца. Он не воин. Император желает блага своей стране, но хочет избежать насилия.
– Такое желание можно лишь приветствовать, – кивнул жрец. – Но, боюсь, избежать кровопролития уже не удастся. Война с хишимерцами – не самое страшное, что может нас ожидать.
– Тебе что-то известно? – насторожилась Лигия.
– Когда я получу известия от своего посланника, смогу точно сказать, чего нам ждать. Пока же одни только нерадостные предположения.
Лигия осторожно взяла жреца за руку, заключила его крепкую широкую ладонь в свои ладошки и произнесла:
– Ты привел моего мужа к победе. Я знаю, не бросишь и моего сына. Помоги ему стать достойным правителем.
– Конечно, моя госпожа, – заверил повелительницу Аммат.