Пил он теперь весьма умеренно. Почти весь день ему удавалось воздерживаться, лишь вечером он позволял себе выпить, - но не много, не до бесчувствия, а, скорее, в качестве профилактики, для расслабления, - пропустить стаканчик на ночь. У него появился аппетит, исчез маленький животик, и он набрал около четырех фунтов. Теперь, утомившись за день, он крепко спал по ночам, без снов.
Однажды ему пришла мысль переселиться в какой-нибудь шикарный отель. Но, размышляя в течение дня о том, что потребуется для налаживания жизни, он понял, что накрепко связан с этим домом.
Сидя в гостиной и слушая "Jupiter simphony" Моцарта, он размышлял, где и как, с чего ему начать свои исследования.
Скудный набор достоверных фактов, некоторые детали, уже известные ему, маячками обозначали область его интересов. Но где искать ответы - пока было абсолютно неясно. Возможно, он чего-то не замечал, что-то не так воспринимал или не так оценивал. Возможно, что-то очевидное до сих пор не привлекло его внимания и не вписалось в общую картину, и потому картина не была цельной. Чего-то не хватало.
Но чего?
Он недвижно сидел в кресле - запотевший бокал в правой руке - и пристально рассматривал фреску.
Теперь это был канадский пейзаж: дремучий северный лес, окутанный таинством зеленых полутеней, надменный и бездвижный. Гнетущее спокойствие дикой природы. Вглядываясь в ее безмолвные темно-зеленые недра, он размышлял.
Вернуться назад. Возможно, ответ где-то там, в одном из запечатанных родников его памяти. Придется вернуться, - сказал он себе. Придется вернуться, - приказал он своему сердцу.
Вывернуть себя наизнанку и вырвать свое сердце - вот что означало вернуться.
В ту ночь снова бушевала пыльная буря. Сильный порывистый ветер омывал дом песчаными струями, проникал в стены через поры и трещины, и все в доме на толщину волоса было покрыто слоем тонкой песчаной пыли. Пыль висела в воздухе, оседала на кровать, оседала в волосах и на веках, оседала на руках и на губах, забивая поры. Песок был под ногтями, скрипел на зубах, пропитывал одежду.
Проснувшись среди ночи, он лежал, вслушиваясь, пытаясь отделить от прочих звуков затрудненное дыхание Вирджинии. Но, кроме рева ветра и дробного шума скребущегося за стеной шторма, ничего не услышал. На мгновение, то ли наяву, то ли во сне, ему почудилось, что его дом, сотрясаясь, катится между огромными жерновами, которые вот-вот сотрут его в порошок...
Он так и не смог привыкнуть к пыльным бурям. От непрестанного свиста ветра и вибрирующего визга скребущегося в окна песка у него начинали болеть зубы. Эти бури были непредсказуемы, к ним нельзя было подготовиться и нельзя было привыкнуть. И каждый раз его ждала бессонная ночь, он ворочался в постели до утра и отправлялся на завод измученный, разбитый и нервный.
Теперь к этому добавлялась тревога за Вирджинию.
Около четырех часов тонкая пелена дремотного сна отступила, и он проснулся, ощущая, что буря закончилась. Его разбудила тишина, но в ушах словно продолжал шуметь песок.
Он слегка приподнялся на локте, пытаясь расправить сбившуюся простыню, и заметил, что Вирджиния не спит. Она лежала на спине, недвижно уставившись в потолок.
- Что-то случилось? - вяло пробормотал он.
Она не ответила.
- Лапушка??
Она медленно перевела взгляд.
- Ничего, - сказала она. - Спи.
- Как ты себя чувствуешь?
- Все так же.
- О-о.
Еще мгновение он лежал, внимательно вглядываясь в ее лицо.
- Ладно, - сказал он, поворачиваясь на другой бок, и закрыл глаза.
Будильник зазвонил в шесть тридцать. Обычно его выключала Вирджиния, но в этот раз ему пришлось перескочить через нее и сделать это самому. Поза и взгляд ее оставались прежними, без движения.
- Что с тобой? - с беспокойством спросил он.
Она взглянула на него и покачала головой.
- Не знаю, - сказала она. - Я просто не могу уснуть.
- Почему?
Словно не решаясь сказать, она прижалась щекой к подушке.
- Ты, наверное, еще не окрепла? - спросил он.
Она попыталась сесть, но не смогла.
- Не надо вставать, лап, - сказал он. - Не напрягайся.
Он положил руку ей на лоб.
- Температуры у тебя нет, - сказал он.
- Я не чувствую себя больной, - сказала она. - Я... словно устала.
- Ты выглядишь бледной.
- Я знаю: я похожа на привидение.
- Не вставай, - сказал он.
Но она была уже на ногах.
- Не надо меня баловать, - сказала она. - Иди одевайся, со мной будет все в порядке.
- Лапушка, не вставай, если тебе нездоровится.
Она погладила его руки и улыбнулась.
- Все будет хорошо, - сказала она. - Собирайся.
Бреясь, он услышал за спиной шарканье шлепанцев, приоткрыл дверь ванной и посмотрел ей вслед. Она шла через гостиную, завернувшись в халат, медленно, слегка покачиваясь. Он недовольно покачал головой.
Сегодня ей надо еще отлежаться, - подумал он, добриваясь.
Умывальник был серым от пыли. Этот песчаный абразив был вездесущ. Над кроваткой Кэтти пришлось натянуть полог, чтобы пыль не летела ей в лицо. Один край полога он прибил к стене, над кроваткой, а с другой стороны прибил к кровати две стойки, так что получился односкатный навес, немного свисающий по краям.
Как следует не побрившись, потому что в пене оказался песок, он ополоснул лицо, достал из стенного шкафа чистое полотенце и насухо вытерся.
По дороге в спальню он заглянул в комнату Кэтти.
Она все еще спала, светлая головка покоилась на подушке, щечки розовели от крепкого сна. Он провел пальцем по крыше полога - палец стал серым от пыли. Озабоченно покачав головой, он пошел одеваться.
- Хоть бы кончились эти проклятые бури, - говорил он через десять минут, выходя на кухню. - Я абсолютно уверен...
Он на мгновение застыл. Обычно он заставал ее у плиты: она жарила яичницу или тосты, пирожки или бутерброды, и готовила кофе. Сегодня она сидела у стола. На плите фильтровался кофе, но больше ничего не готовилось.
- Радость моя, если ты неважно себя чувствуешь, тебе было бы лучше пойти в постель, - сказал он. - Я сам займусь завтраком.
- Ничего, ничего, - сказала она, - я просто присела отдохнуть. Извини. Сейчас встану и поджарю яичницу.
- Не надо, сиди, - сказал он. - Я и сам в состоянии все сделать.
Он подошел к холодильнику и раскрыл дверцу.
- Хотела бы я знать, что это такое происходит, - сказала она. - В нашем квартале с половиной творится то же самое. И ты говоришь, что на заводе осталось меньше половины.
- Может быть, вирус, - предположил он.
Она покачала головой.
- Не знаю.
- Когда вокруг все время бури, комар и все чем-то заболевают, жизнь быстро становится мучением, - сказал он, наливая себе из бутылки апельсиновый сок. - И разговорами о чертовщине.
Заглянув в бокал, он выудил из апельсинового сока черное тельце.
- Дьявол! Чего мне никогда не понять, - так это как они забираются в холодильник.
- Мне тоже, Боб.
- Тебе налить сока?
- Нет.
- Тебе бы полезно.
- Спасибо, моя радость, - сказала она, делая попытку улыбнуться.
Он отставил бутылку и сел напротив нее со стаканом сока.
- У тебя что-нибудь болит? - спросил он. - Голова, что-нибудь еще?
Она медленно покачала головой.
- Хотела бы я действительно знать, в чем дело, - сказала она.
- Вызови доктора Буша. Сегодня. Обязательно.
- Хорошо, - сказала она, собираясь встать.
Он взял ее руки в свои.
- Нет, радость моя, посиди здесь, - сказал он.
- Но, в самом деле, нет никакой причины... Не знаю, что происходит, - сердито сказала Вирджиния.
Она всегда так реагировала, сколько он знал ее. Когда ей нездоровилось, это доводило ее, слабость - раздражала. Всякое недомогание она воспринимала как личное оскорбление.
- Пойдем, - сказал он, поднимаясь, - я провожу тебя в постель.
- Не надо, оставь меня здесь, я просто посижу с тобой. А прилягу, когда Кэтти уйдет в школу.
- Хорошо, может, ты съешь чего-нибудь?
- Нет.
- А как насчет кофе?
Она покачала головой.
- Но если ты не будешь есть, ты _действительно_ заболеешь, - сказал он.
- Я просто не голодна.
Он допил сок и встал к плите поджарить себе парочку яиц. Разбив об край, он вылил их на горячую сковороду, где уже шкворчал жирный кусок бекона. Взяв из шкафа хлеб, он направился к столу.
Давай сюда, - сказала Вирджиния. - Я суну его в тостер, а ты следи за своим... О, Господи!
- Что такое?
Она слабо помахала в воздухе рукой.
- Комар, - сказала она, поморщившись.
Он подкрался и, изготовившись, прихлопнул комара между ладонями.
- Комары, - сказала она. - Мухи и песчаные блохи.
- Наступает эра насекомых.
- Ничего хорошего, - отозвалась она. - Они разносят инфекцию. Надо бы еще натянуть сетку вокруг Кэтти.
- Знаю, знаю, - сказал он, возвращаясь к плите и покачивая сковородку так, что кипящий жир растекся поверх белка. - Все собираюсь этим заняться.
- И аэрозоль тот, похоже, тоже не действует, - сказала Вирджиния.
- Совсем не действует?.. А мне сказали, что это один из лучших.
Он стряхнул яичницу на тарелку.
- Ты в самом деле не хочешь кофе?
- Нет, спасибо.
Она протянула ему запеченный хлебец с маслом.