- …вы могли позволить себе многое - посещать литературные салоны, брать уроки живописи у самых скандальных художников… Ваше увлечение авто, сценой, чтением - мне это нравилось в вас. Вашей азартной смелости у меня нет, зато есть расчет, мы прекрасно дополняли бы друг друга. Выйди вы за меня, я не стал бы препятствовать вашим занятиям… Вам тяжело было в семье - ваша матушка консерватор, не сторонник модных новшеств. Вы жаловались, что она не дает вам дышать - ваши слова… Ваше поведение Марья Петровна всегда называла, простите, неприличным и укоряла меня, что я слабохарактерный и позволил вам вскружить мне голову… Когда появился Стремнов - богатый искатель титула, - ваша матушка решила, что это ваш шанс составить выгодную партию: она уверена, что Полина может выйти замуж только с большим приданым, а Стремнов согласился взять вас лишь с пятью тысячами. Почему вы дали свое согласие, я не знаю. Стремнов, этот делец - у него магазины на Невском, - только начал посещать ваш дом, а Марья Петровна определила его вам в провожатые, и он водил вас в театр, на собрания, на прогулки… Мне вы сказали, чтобы я не смел больше говорить вам о своей любви. Весной объявили о вашей помолвке, и свадьба назначена была на август. Именно тогда я впервые подумал, что вы сошли с ума. Дня не проходило, чтобы вы не устраивали скандала - вашей матери, сестре… От вас прятались горничные - вы били девушек по щекам… Бедный Миша - вы его просто затравили… Миша Терентьев - он напротив вас за столом сидел… Вы постоянно смеялись над ним, говоря, что знаете его тайну и расскажете всем. Вам нравилось смотреть, как он выходит из себя…
Ого, подумала я, надо разузнать об этом Мише побольше. Но как? А Шпиндель все говорил и говорил:
- Я ничем не мог объяснить перемену в вашем характере. Я начал подозревать, что между вами и Стремновым что-то уже было - и эти отношения начались еще летом… Бог вам судья…
Бедный адвокат! Полюбил такую стерву… Хотя… Полюбил он, может, и своенравную, но вполне приличную девицу - умницу и красавицу, к тому же ответившую ему взаимностью - почему бы и нет? Но вот откуда вдруг такие заносы? Может, мужик чего-то не договаривает? Или… Я все-таки взрослая и опытная женщина, несмотря на нынешнюю юную телесную оболочку, и мне кажется, я знаю, в чем дело:
- Антон Владимирович! Сейчас я не способна никого бить по щекам и смеяться над обиженными… Это все было в прошлой жизни… Скажите мне - только честно! - мы с вами спали?
Адвокат упрямо не смотрел на меня. Он сидел красный, как помидор, и все мешал в камине угли. Домешается - вот-вот уронит в камин щипцы… Нет, обошлось.
- Как бы я посмел… не будучи мужем…
- А не показалось ли вам, что я делала намеки или приставала с нескромным предложением? Склоняла вас, как говорится, к сожительству?
Все-таки он уронил щипцы в камин… Махнув на щипцы рукой, адвокат наконец повернулся ко мне:
- Вы сами спросили… Да, мне так показалось. И мы поссорились… потому что я не стал… Я даже не смел вас поцеловать! Вы вообразили себя эмансипе…
Эмансипированной? Феминисткой? Леший знает, подумала я, как это у них называлось - борьба за права женщин. Видно, демонстрировать свои желания - это часть борьбы, и для Шпинделя - неприемлемо…
- Вы дороги мне, и я не могу поступить с вами, как с… как с…
- …с проституткой что ли? С кокоткой? У вас так говорят? Для вас так много значит официальное объявление людей мужем и женой? Тогда, выходит, женился - спать с женщиной можно, а если не в браке - то баба прелюбодейка, развратница и шлюха?
- Как-как?
- Так-так… Какие вы, мужики, козлы, ни черта не смыслите! Анна… то есть я… наверное вас любила, желала, жаждала подарить вам себя, смело показала вам это и от вас ждала проявления плотских чувств - на определенном этапе развития отношений одних вздохов недостаточно, - а вы ее… то есть меня… отвергли… Возможно, она… я то есть… почувствовала себя оскорбленной и стала все делать вам назло. Похоже, вы и толкнули ее - меня! - в объятия к этому Стремнову… Уж он-то, судя по вашему рассказу, не был такой холодной рыбой, как вы!
- Он был отвратителен… Как он хватал вас за руки, как дышал вам в шею! Вы не должны были позволять!..
Шпиндель замолчал. От камина было жарко, и я чувствовала, что становлюсь такой же красной, как адвокат. Я встала и попросила вернуть меня в спальню. Мне надо было подумать - ишь, какой собственник… Уязвленный адвокат имел на меня зуб, и как ему доверять? От любви до ненависти, как говорится…
Мы в молчании прошагали до нужной двери - в обход, хотя я точно помнила, что из бильярдной есть дверь в коридорчик, ведущий прямиком в ванную, смежную с моей спальней. Где-то в глубине квартиры били часы.
- Сколько уже?
Адвокат достал из жилетного кармана часы-луковицу на длинной цепи и щелкнул крышкой.
- Четыре… Анна Федоровна, могу я надеяться, что ваши чувства ко мне вернутся?
- Антон, вы неправильно формулируете вопрос. Поймите, вы разговариваете с женщиной, которая познакомилась с вами сегодня утром. О каком возврате чувств может идти речь? Правильно было бы спросить: "Сможете ли вы полюбить меня?"
- Так вы полюбите меня?
Нет, ну посмотрите на него! Скажешь "да", он привяжется с вопросом "Когда?". Скажешь "нет", еще чего доброго застрелится - знаю я их нравы, читала: то травятся, то стреляются - и все из-за несчастной любви.
- А зачем вам любовь сумасшедшей женщины, которую подозревают в убийстве? Видите, не на все вопросы можно ответить вот так сразу. Давайте продолжим обсуждение наших отношений, когда найдут убийцу Стремнова.
Шпиндель сделался еще краснее. Хотя куда уж более…
9. Я все-таки открываю маленькую дверь за ширмой, нахожу улики и подслушиваю, хотя прекрасно знаю, что подслушивать некрасиво.
Я гордо удалилась в свою спальню. Хотя какая она, к черту, моя? Как я залезу на эту кровать - после трупа? И где, наконец, взять хоть какое-нибудь подобие халата или что они там носят дома, - я уже дышать не могу, стиснутая этим серым шелком… Я переходила от кресла к бюро, от бюро к ширме, ощущая на себе чей-то взгляд и поэтому все время озираясь, чтобы убедиться, что я одна. Нет, не одна - за мной с высокой спинки кресла следил кот.
- Кыса-кыса-кыса… - позвала я. Кот прижал к голове уши и заколотил хвостом по креслу.
- У, злюка… Ну и торчи там сколько влезет. Думаешь, только и мечтаю тебя потискать? И не надейся…
Шипя и плюясь, кот исчез за креслом. А я двинулась к той двери за ширмой, у которой меня остановил Сурмин. За дверью оказалась гардеробная - длинная и узкая. Под потолком тускло горела лампа. Вдоль стен выстроились плечом к плечу шкафы. В них я обнаружила ряды платьев, полки, забитые бельем и обувью. Верхний ярус занимали круглые коробки - наверное, там хранились шляпы. Одежды хватило бы на средней руки бутик… Как среди всех этих шелков, мехов, бархата и кисеи отыскать что-то наподобие домашней одежды, я не представляла. Зато, пройдя вдоль шкафов до конца гардеробной, я нашла очередную дверь и оказалась нос к носу с Полиной. Эта девица что, специализируется на подслушивании?
- И куда я попала? - вопрос дурацкий, но должна же я была что-то сказать?
- Это моя спальня! Нечего сюда соваться! Я позову маму!
- Даже если это твоя спальня, зачем так орать? Я же тебя не съем, не стукну и не стану отбирать у тебя твои вещи! Могла бы и поговорить с сестрой…
Полина попятилась от меня, растопырив руки. Похоже, она не хотела, чтобы я увидела что-то, находящееся у нее за спиной. Вообще-то я не агрессивная, на людей не нападаю. Но тут другой случай. Я двинулась прямо на нее, прикидывая, решится ли моя сестрица схватиться со мной в рукопашную, если окажется, что отступать ей некуда. В ближнем бою у меня шансов не было - мои нынешние сорок пять кэгэ против ее девяноста - это все равно что нападение божьей коровки на бульдозер. Я поискала, чем бы вооружиться. На расстоянии вытянутой руки на одноногом столике стояла длинная тощая ваза с розой. Розу пришлось выкинуть, а вазу взять за горло. Поигрывая вазой, я шагнула к Полине. Вот она-то была в домашнем - без всяких там корсетов, в широком и длинном синем балахоне. Но пятиться в таком наряде - чревато последствиями. И они, последствия, не замедлили явиться - девица наступила на подол, послышался треск рвущейся ткани, и Полина, подвывая, рухнула на ковер. Оставив ее на полу - сама виновата, не надо было пятиться! - я увидела, наконец, что она прятала, - открытую дверцу изразцовой печи, в которой тлели остатки каких-то лохмотьев. Воняло соответствующе - жжеными тряпками. Терять времени было нельзя - я поняла, что это горели улики. В моей руке все еще была узкогорлая ваза, на дне которой плюхалась вода, - ее хватило залить огонь. Из печи вырвалось облачко пара вперемешку с сажей. Помахивая вазой, как дубинкой, я велела Полине идти со мной искать следователя. Слегка подталкивая сестрицу вазой в спину, я заставила толстушку пробежаться до кабинета. Сурмин был там - беседовал с доктором и адвокатом.
- Идите и посмотрите, что эта девушка жгла в печке!