- А-а-а… - и Жора храбро рассмеялся. - Бесполезно, дуновения нету.
- Плюновение есть, - мрачно заметил Андрей. Загрохотала канистра. - Переливай все до капли. Не хватит - на буксире потащишь. Вплавь…
И еще мне казалось, что я вижу сквозь окна мелькание белых фигурок. Одна из них - та девушка, которую я видел сегодня на фоне озерной голубизны…
Сзади подошел Андрей, и я почувствовал запах бензина.
- Ло - надежная девушка, - сказал он. - Только вот трудная она какая-то…
Я промолчал.
- Впрочем, попробуй с ней подружиться, подводник.
- Это мое дело, - сказал я. - Только мое и ее.
- Правильно, - одобрил он. - Вот возьми мои телефоны. Институтский и домашний. В институт не звони - не отвечу. Дома отвечу, но редко бываю, даже старики обижаются. Ладно, захочешь - встретимся. Поехали, катер завелся.
…Мы с Лоттой катили по ночному шоссе в Санкт-Петербург. На том же "Меркурии" Только мы поменялись местами: я - за рулем, Лотта - в коляске. Я все не мог привыкнуть к мысли, что гонщик-юнец, над которым я потешался, и эта светловолосая девушка, которая так странно взволновала меня, - одно и то же существо. И может быть, почувствовав женским чутьем мое едва ли не наивное смятение, она поехала со мной не в кожаных доспехах гонщика, а в белом спортивном костюме, накинув на плечи плащ.
Я вел машину на малой скорости и с величайшей осторожностью Словно боялся, что та, которую я так долго и трудно искал и нашел наконец, может подобно легкой гриновской Фрези Грант неожиданно сбросить темное свое покрывало и упорхнуть от меня в блуждающую неизвестность И я останусь один На дороге, терзая себя бесполезной тоской по несбывшемуся…
Я остановился, чтобы протереть забрызганную на проселке фару. Мы разговорились.
- Да, вероятно, вы правы. Но Андрей, по-моему, упускает из виду то обстоятельство, что с изменением давления воды изменяется газовая насыщенность белка. Результаты структурного анализа гипнотизируют и, в конечном итоге, мешают понять, что здесь необходим анализ не только на молекулярном уровне…
Я проклинал себя, понимая, что болтаю что-то совершенно ненужное в эту теплую звездную ночь. И она понимала. Предупредив меня прикосновением руки, включила приемник.
- На ночь много нельзя о бентарках, - сказала она. - Могут присниться. Послушаем музыку. Это - Глиэр…
И она усилила громкость звучания.
Да, это Глиэр. Хорошо мне знакомый концерт для голоса с оркестром. Лотта заговорщически прошептала.
- Говорят, что, если слушать его в одиночестве или вдвоем, он звучит по-другому…
- Сейчас мы это проверим, - тоже шепотом ответил я.
И мы убедились. Для тех, кто делит одну бескрайнюю звездную ночь на двоих, Глиэр звучит по-другому…
Я был счастлив тогда, и не знал, что мне суждено будет слушать Глиэра в ночном одиночестве.
Я поднялся и вышел в салон. Болл куда-то исчез. Вероятно, перешел спать в каюту. Ладно, потом уточним. Я поставил кресло нормально и направился в рубку.
- Я - "Бездна-1010", я - "Бездна-1010". МИО, "Колыбель", руководителю глубоководного сектора Леону Дуговскому. Десант на станции "Д-1010" продолжает работу. Прошу запросить все научно-исследовательские организации мира, имеющие отношение к любому виду работ на уровне высшего моделирования в области бионики и бионетики…"
Я отключил микрофон, проверил качество записи. Незнакомый голос в наушниках ясно и четко повторил только что продиктованный текст. Хорошо, автоматика третьего бункера действует безупречно. Я не знал, какова емкость записывающего устройства радиобуя, поэтому, прежде чем продолжить диктовку, постарался сложить текст в голове как можно более краткий.
"Содержание запроса: проводились ли за весь период деятельности вышеупомянутых организаций какие-либо эксперименты с гигантскими кальмарами рода архитевтис. И если проводились, то в какой именно форме и с каким результатом конкретно. Соболев, Болл. Конец передачи".
Я надавил клавиш "Всплытие РБ-Коралл" и отключил аппаратуру. Да, загадал я старику загадку. Не преждевременно ли? Вполне возможно, что преждевременно, но мне приходится идти на риск. Высшее моделирование… Эту гипотезу тоже нужно проверить… Хорошо, что мне "приснился" Глиэр.
Необыкновенный талисман
Дверь в каюту Болла оказалась незапертой.
Груда осколков и лужа, сильный запах спиртного, отчаянный. вой вентиляторов. Тот самый вой, которому я был обязан своей музыкальной иллюзией. Автоматика бункера, растревоженная сигналами химических анализаторов, задала воздухообменным устройствам сумасшедшую работенку. Господам развлечение - слугам кручина.
Похоже, Болл сюда не заходил. Мне тоже здесь нечего делать. Уходя, возле двери я нажал зеленую кнопку. Маятником откачнулась заслонка, из санитарного шлюза одна за другой выползли три металлические черепахи. Механизмы-уборщики, деловито урча, выпивают лужу. Скрежещет стекло. Ненавижу скрежет стекла. Я прикрыл дверь и направился в душевую.
Включил холодную воду. Стоял под ледяными копьями струй, пока не замерз окончательно. Яростно тер полотенцем онемевшее тело. После холодной воды всегда ощущаешь здоровую твердость каждого мускула.
Вернувшись в салон, разогрел бульон и наполнил два термоса. Про запас. Открыл холодильник, извлек наугад какую-то банку. На этикетке - монолит лимонного кекса, изображенный по всем правилам аксонометрии. Однако содержимое банки вызвало тоску. Ужасно хотелось пожевать чего-нибудь зубами. Я многое бы отдал за обыкновенный сухарь.
Покончив с едой, не торопясь убрал посуду. Я был чем-то легко и непонятно встревожен. И поэтому делал все нарочно медленно. Такое ощущение, будто я делаю все это машинально и мне нужно делать что-то совершенно другое, но что именно - не пойму. Вокруг меня будто бы образовалась какая-то странная пустота. Иллюзия глубокого вакуума, подумал я. И направился к пульту бункерной коммутации.
Болла нет ни в одном из других помещений станции. Эту новость я прочел по узорам желтых огней на приборных панелях. Все люнеты задраены наглухо, воздухообменные устройства там не работают. И я прекрасно знаю, что Болл не должен находиться в воде. В его состоянии это было бы равносильно самоубийству. Спирт на такой глубине - губительнее самого сильного яда.
Остается одно: мезоскаф…
Вот видишь, ты испугался. Пока эта мысль таилась где-то в глубинных сферах мышления, ты был встревожен, и только. Теперь же, когда подозрение четко оформилось, ты испугался по-настоящему… Говорят, акванавтам страх не знаком. Это неправда, знаком. И больше всего боятся они одиночества. Я тоже боялся остаться один. Но больше всего я боялся признать Болла трусом.
Я подошел к акварину и прижался лбом к поверхности прохладного стекла. В кристально чистой воде на фоне светло-коричневого холмистого однообразия порхала стайка черно-голубых изящных рыб с длинными плавниками.
- Он не мог этого сделать, - подумал я вслух.
- Мог, - прошептал за стеклом кто-то знакомый.
- Дюмон, - сказал я, разглядывая плавники изящных рыб. - Все мы люди, и всем нам иногда бывает страшно. Правда, с другой стороны, мы разные все по качеству нервной оснастки… Не знаю, какими нервами армирован Болл, но в том, что он честный малый, я не хочу сомневаться. Мезоскаф в ангаре, Дюмон.
- Не надо усложнять, - сказал Дюмон. - Не надо никого оправдывать. Страх - это пропасть. Над пропастью можно либо пройти, либо сорваться. Я тоже честно пытался пройти, но сорвался… Трудно держать равновесие там, где на каждый квадратный миллиметр твоих ощущений давят тысячи тонн холодной воды, а на каждый твой нерв приходится добрая сотня присосков чудовищных спрутов. И вовсе уж нельзя, невозможно держать равновесие, если в твой череп, словно змея, вползает цепочка немыслимых и нелогичных фактов, ключ к разгадке которых утерян. Потом - другая цепочка, бутылка виски, задраенный люк мезоскафа…
- Цепочка предательств, - подытожил я. - Да, наверное, все так и было… Но в одном ты прав: наша обстановка как-то уж очень располагает к панике. И мне труднее, чем вам. Чем Пашичу, Боллу, тебе. Потому что вам всем наплевать на странное слово "Аттол", даже прочитанное наоборот, мне… У меня…
Я плотнее прижался к стеклу. Кому нужна моя жалоба?
- Дюмон, - сказал я. - Для того, чтобы выяснить, где мезоскаф, мне нужно просто пойти и увидеть ангар своими глазами. Но я не пойду проверять. Потому что твердо уверен: мезоскаф там, на месте. Болл не мог, не имел права быть трусом.
Пол под ногами дрогнул. Бункер наполнился гулом: работали компрессорные установки. Я вздохнул с облегчением.
- Мезоскаф не всплывал, Дюмон. Болл возвращается в бункер.
Гул нарастал. Силуэты порхающих рыб с длинными плавниками исчезли. Я смотрел на опустевшее дно, пытаясь уразуметь, как и зачем проспиртованный Болл отважился выйти в воду. Еще меньше я понимал, как ему удалось оттуда вернуться… Конечно, я принял какие-то меры, но одной профилактической инъекции, право же, недостаточно. Ладно, главное - жив. Минут через восемь он будет здесь, и все объяснится.
Я поднял крышку люка и неторопливо зашагал по салону. От люка до пульта - шагов ровно шесть. На обратном пути я должен был сделать не меньше. Но сделал два… Над краем горловины люка я увидел черную лапу.
Это не лапа, это - рука. Между пальцами влажные перепонки. Пальцы судорожно ухватились за барьер, и на мгновение показался черный шар головы. Ворсистый с теслитовыми пузырьками глаз. Лязгнул металл, ствол квантабера вспыхнул удлиненным отблеском грани.