В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где только что стояла волчица. Вслед за гончими расступились кусты и показалась почерневшая от пота лошадь Данилки. Сам ездок сидел на длинной спине ее комочком, наклоняясь вперед - лицо его было красно и мокро от пота. Когда он увидел охотников, он остановил лошадь и пригрозил арапником:
- Что? Проглазели волка? - прокричал сердито. - Эх, вы, трусаки!
- Слышь, Данилка, - выступил вперед Ермила, прикрывая собой перепутанного и изрядно сконфуженного Федора Ивановича, - что за волк-то такой, белесый, да и здоровенный?
- Какой белесый? - огрызнулся Данилка зло. - Со страху совсем у вас глаза на лоб полезли: - серый, драный волчища, как и все. Очумели, что ли? Ну, теперь на молодого барина одна надежа, - и со всей злобой, приготовленной своим соратникам-недотепам ударил по ввалившимся мокрым бокам бурой своей лошадки и понесся за гончими.
Словно наказанный, князь Федор Иванович стоял, оглядываясь по сторонам, и старался улыбкой вызвать сочувствие в Ермиле. Но того уже не было рядом со старым князем. Услышав Данилку, он в объезд по кустам, заскакивал на волка. С двух сторон за зверем шли борзятники и перескакивали зверя. Но волк, как ни в чем не бывало, легко преодолевал все преграды, и ни один охотник не перехватил его.
* * *
Молодой Арсений Прозоровский между тем стоял на своем месте, ожидая волка. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по отдалению, возвышению, и - обратно - приближению и понижению их, он всем существом своим чувствовал, что совершалось на болоте и в прибрежном лесу. Он знал, что волчицу удалось выгнать с острова, знал, что с ней много молодых, прибылых волков. Знал, что гончие разбились на две стаи, что где-то травили и что-то случилось неблагополучно.
Всякую секунду он ожидал на своей стороне зверя. Осматриваясь, молодой человек строил множество различных предположений, откуда побежит волк, и как он будет травить его. Надежды сменялись отчаянием. К тому же Арсения очень раздражал огромный серый ворон, который прилетев от усадьбы, то кружил над его головой, правда, безмолвно, то также безмолвно усаживался на одну из ветвей деревьев и взирал оттуда. Словно тоже поджидал чего-то.
Окидывая упорным и беспокойным взглядом опушку леса с двумя редкими, но очень толстыми березами над осиновым подседом, а за ними овраг с измытым краем, Арсений с насмешкой думал о Лизиных страхах поутру, которым, честно говоря, едва не поддался.
В самом деле, прав был батюшка, слишком много слушает она свою старуху Пелагею. Ну, какие ж опасности, право дело! Выгнали волчицу с острова, вот уж по лесу гонят ее, до того болота больше и не доберется никто.
Все и решится здесь, у оврага. Очень уж хотелось Арсению, чтобы охота закончилась удачей именно на его месте, мечталось, чтоб вышла на него волчица, а он уж покажет себя молодцом.
Стараясь размяться, Арсений пошевелил плечами, как вдруг хранивший молчание ворон над его головой прокаркал оглушительно - так что мурашки побежали по коже у молодого человека. Сорвавшись с ветви, птица начала кружить над опушкой и продолжала кричать.
Взглянув направо, в ту сторону, где - как он знал, - оставались батюшка и Ермило, - Арсений увидал, что по пустынному полю навстречу ему бежит… Нет, не бежит - летит, почти что летит нечто в голубовато-серебристом сиянии и совершенно безмолвно.
Арсений не верил собственным глазам. Очертания зверя походили на волка. Казалось бы, свершилось долгожданное, величайшее счастье - волк шел на него, как молодой человек и желал только что. Но почему-то ни капли радости Арсений не ощущал от этого. Наоборот, ужас сковывал постепенно члены его.
Собаки вопреки обыкновению, не лаяли как оголтелые, а жалобно скулили и жались к лошади Арсения. Сам конь под седоком волновался и несколько раз взбрыкнул, норовя сбросить его. Ворон над опушкой кружил все ниже и кричал все страшнее. Волк же мчался вперед и словно птица пронесся над широкой рытвиной, преграждавшей ему дорогу.
- Улюлю! - хотел прокричать собакам Арсений, но голос предал его. Он прошептал хрипло, оттопыривая дрожащие губы. Собаки не слушались. Позабыв всю выучку, они тянули в противоположную строну, желая бежать прочь.
Первой при приближении волка рванулась лошадь Арсения. Не слыша хозяина, она понесла под гору, перескакивая через водомоины, и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки, сорвав привязи. Вскоре они были уж далеко.
Ухватившись за гриву лошади, Арсений обернул-ся и ужас и без того значительный, почти заледенил его - быстро увеличиваясь в размерах волк гнался за ним, путь ему явно указывал серый ворон, летевший у Арсения над головой. Лязг огромных зубов слышался совсем рядом.
Заржав, лошадь Арсения остановилась, взбрыкнула так, что не удержавшись, молодой человек упал наземь. Больно ударившись, Арсений на какое-то мгновение лишился сознания - все потемнело у него в глазах. Только топот копыт удаляющейся лошади еще слышался тревожно. Где-то совсем рядом снова щелкнули зубы и задержавшийся или выбившийся из сил кобель пронзительно, предсмертно завизжал. Подчиняясь инстинкту, Арсений собрав силы, полз, не отдавая отчета, что спасение уже невозможно для него.
Сотрясаясь в безмолвном вопле, он ощутил, как чья-то влажная рука - да-да, не лапа, а именно рука, человеческая рука локтем сдавливает ему горло. Он невольно прогнулся назад. Ростом выше среднего, молодой, тренированный - отличный наездник и фехтовальщик, - Арсений отчаянно боролся за жизнь. Он схватил эту облипшую болотной тиной руку, сжимающую его горло и всеми силами старался ослабить захват.
Приоткрыв глаза он видел, как что-то острое, то ли лезвие, то ли звериный зуб сверкает совсем близко и рассекает воздух по короткой нисходящей дуге. Оно вонзается прямо в сердце Арсения. По телу молодого человека пробегает дрожь и наступает агония. Арсений чувствует во рту вкус собственной крови и умирает, успев встретить затухающим взором холодную улыбку черной Луны над собой.
* * *
- Ох, Арсений, ох, шаркун паркетный, - сокрушался князь Федор Иванович, отхлебывая охотничьей настоечки из серебряной чаши, - я ж на него положился. А он, гляди, как струхнул, сам сбежал, собак распустил. Домой к матери, под юбку поскакал, прятаться. Вот стыд, вот стыд! - продолжал он, - чего скажешь - то, Ермило? Перехвалили мы с тобой молодого барина. Испортился вовсе он в Петербурге, всю охотничью прыть потерял. Ну-ка, Митька, налей еще, - наклонившись с коня, князь подставил стремянному чашу, - хороша настоечка-то, чмокнул губами, - а все отчего, Ермило, - продолжал рассказывать доезжачему, - а из-за нее, из - за девицы этой Уваровой, о которой мне давеча княгинюшка моя шепотком рассказывала. Влюбился, скажи! Стишки пописывает тайком. Так какие ему нынче волки-то. Одна поэзия в голове. А, Ермило?
Бывалый кобель Бостон с мотавшимися на ляжках клоками дочесал брюхо и встал, насторожив уши. Потом слегка мотнул хвостом. Все охотники, прервав разговоры, устремили взгляды за кобелем. Старый волк, с седой спиной, с наеденным красноватым брюхом бежал по опушке неторопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Вдруг остановился - вся волчья морда его напряглась. Заметив людей, он как бы размышлял: куда, вперед или назад. Да видно, уверенный в себе, пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
- Улюлю! - прогремел своим звучным голосом Ермило и спустил за волком собак. Охотники поскакали следом.
- Улюлю, Бостон! - кричал своему любимцу доезжачий. Перерезывая волку дорогу, Бостон бесстрашно бросился вперед. Почувствовав опасность, волк запрятал хвост между ног и побежал быстрее. Бостон же, изготовившись к прыжку, взлетел с лаем и в мгновении ока очутился на волке - с ним и повалился кубарем в водомоину, которая оказалась перед ним.
Подскакав ближе князь Федор Иванович увидел вертящихся с волком в яме собак, из-под которых проглядывала серая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога и с прижатыми ушами испуганная, задыхающаяся голова - Бостон цепко держал зверя за горло. Довольный, князь Прозоровский уже потирал ладони, готовясь от удачи еще глотнуть ядреной настоечки, но вдруг вода в промоине замутилась до черноты, морды собак и волка исчезли, как будто их и не было вовсе - словно в черном зеркале увидел перед собой Федор Иванович залитое кровью человеческое лицо, вытаращенные мертвые глаза и обнаженные как у черепа челюсти. Вскрикнув, князь пошатнулся и закрыл рукой лицо. Митька тут же поддержал его и помог сойти с коня.
В это время голова волка высунулась из тел собак, наседавших на него, передние ноги стали на край водомоины. Зверь щелкнул зубами, Бостон свалился с его горла, и выпрыгнув задними ногами из ямы и поджав хвост, волк отделился от собак и потрусил вперед.
Данилка, несмотря на усталость, кинулся за зверем в погоню. Он и его помощники вертелись над зверем, крича и каждое мгновение намереваясь слезть, когда волк садился на зад. Потом же снова кидались вперед, когда волк встряхивался и удирал к лесу.
Однако, князь Федор Иванович уже не следил за ними. Видение, явившееся ему, не на шутку встревожило его отцовское сердце.
Прежде уверенный, что Арсений просто-напросто устав ждать гона или потеряв интерес к охоте, направился в усадьбу, он теперь забеспокоился и желал поскорее самолично увидеться с сыном, чтобы убедиться, что с тем все в порядке. Потому потирая под сердцем, князь нетерпеливо поглядывал на Ермило, прикрикивая ему, чтобы тот поскорее справлялся с волком.