- Чужому знать этого нельзя, - сказала Варенька.
- Зачем же она не сказала мне?.. Зачем говорила, что увижу таких людей только здесь, в Луповицах?.. - тоскливо говорила Дуня, не слушая Вареньки.
- Услышишь… И ее услышишь и других услышишь, - сказала Варенька. - В пророческом слове не одна она ходит.
- Кто же еще? - спросила Дуня.
- Дядюшка и еще другие, - ответила Варенька.
- Как? Николай Александрыч?
- Да. Силен в нем дух, сильнее, чем в тете Машеньке. Он ведь кормщик корабля, всем руководит. В нем давно уж нет своей воли, она вся попалена небесным огнем, совсем уничтожена. В нем одна только святая воля духа. Что б он ни приказал, чего б ни захотел, все исполняй, как божье повеленье. Что б ни сказал он, во всяком слове его премудрость божия. Слепым, что живут языческой жизнью в плене вавилонском, тем, что валяются в смрадной тине грехов, слова его, конечно, покажутся безумием. Но помни, Дунюшка, слово, сказанное в писании: "Безумное божие мудрее людей, и немощное божие сильнее человеков". Всякий кормщик такой, как дядюшка, что бы ни сделал, все свято сделал. Как бы его поступок ни показался скверным, даже беззаконным, все-таки он безмерно выше, нравственнее и законнее высшей чистоты и праведности человеческой. Не кормщик так поступает, а живущий в нем дух. Читала ли ты преподобного отца Макария Египетского?
- Как же не читать? - отвечала Дуня.
- Вспомни, что говорит он: "Душа, которую дух, уготовляющий себе в престол и жилище, удостоит приобщиться его света, осияет неизреченною красотой его славы. Она сама вся становится светом, в ней не остается ни одной части, которая бы не была исполнена духовных очей". А со многими очами многоочитые кто?
- Херувимы, - сказала Дуня.
- Ну да, - подтвердила Варенька. - Так ты понимай, кому подобны божьи люди, особенно кормщики кораблей, одаренные духом сугубой благодатью. Макарий Египетский вот еще что говорит: "Не остается в той просветленной душе ничего темного, она вся делается светом и духом. Такие люди, соединенные с духом божиим, делаются подобными самому Христу, сохраняя в себе постоянно силы духа и являя для всех духовные плоды, потому что когда они духом соделаны чистыми и непорочными - то невозможно, чтобы вне себя приносили они плоды злые. Всегда и во всем являются у них добрые плоды духа".
Долго ничего не могла сказать на это Дуня.
- Когда ж и где Николай Александрыч или Марья Ивановна говорят "живое слово"? Когда бы послушать их, Варенька?.. - после долгого молчанья спросила Дуня.
- Когда корабль соберется, когда властью и велением духа будут собраны люди божьи во едино место в сионскую горницу, - ответила Варенька, - если будет на то воля божия и тебя допустят посмотреть и послушать, хоть ты пока еще и язычница… Кто знает? Может быть, даже слово будет к тебе. Редко, а это иногда бывает.
- Ах, всем бы сердцем, всей бы душой я хотела войти в корабль, - с глубоким вздохом сказала Дуня.
- Покамест нельзя, Дунюшка. Вдруг никак невозможно, - отвечала Варенька. - Может быть, собрание-то, когда побываешь в нем, соблазнит тебя. Может быть, ты станешь избегать его, как греховного.
- Что ты, что ты, Варенька! - вскликнула Дуня. - Я и так, кажется, довольно уж знаю… Сколько книг перечитала, сколько Марья Ивановна со мной говорила. Во все, во все верю, и всей душой стремлюсь к раскрытью "сокровенной тайны".
- Не говори так, Дунюшка, - прервала ее Варенька, - не говори с такой уверенностью. Сказала я тебе, что божие безумное премудрей человеческой мудрости, но ведь обыкновенные люди, язычники, в проявлениях духа видят либо глупость, либо юродство, либо даже кощунство и богохульство, кликушами божьих людей называют, икотниками да икотницами, даже бесноватыми.
Когда явишься ты в среде малого стада, в сонме племени нового израиля, и божьи люди станут молиться на твоих глазах истинной молитвой, не подумаешь ли ты по-язычески, не скажешь ли в сердце своем: "Зачем они хлопают так неистово в ладоши, зачем громко кричат странными голосами?.."
А когда услышишь вдохновенные, непонятные тебе речи, не скажешь ли: "Безумие это, сумасбродство"?.. Мало того - не скажешь ли ты самой себе: "Это кощунство". Так всегда говорит про божьих людей слепой и глухой языческий мир, так, пожалуй, скажешь и ты, потому что ты язычница.
- Зачем же, однако, на молитве хлопать в ладоши? - с удивленьем спросила Дуня. - По-моему, это нехорошо. Так не водится.
- Псалтырь читывала? - спросила Варенька.
- Как же не читать? Училась по псалтырю. Чуть не весь знаю наизусть, - ответила Дуня.
- Помнишь: "Восплещите руками, воскликните богу…" А дальше: "Взыде бог во воскликновении", - сказала Варенька.
- Псалом сорок шестой, в конец о сынех Кореовых, - промолвила Дуня и смолкла.
- Оттого люди божьи и плещут руками. Царь-пророк их тому научил. И восклицают они громкими радостными голосами хвалебные песни, - сказала Варенька. - То не забудь, что сам бог ходит при восклицаниях и в гласе трубном, то есть с пением, с музыкой. Тебе покажется это соблазнительным, потому что привыкла ты к мертвому богопочтению. У вас только поклоны да поклоны. Знай одну спину гнуть - и будешь спасен… Так ведь по-вашему? А у божьих людей не так, у них все тело, все члены его поклоны бьют. А когда увидишь, как это делается, - непременно соблазнишься…
- Что ж это за поклоны всем телом? - с напряженным вниманьем спросила у Вареньки Дуня.
- С первого взгляда похожи они на скачку, на пляску, на языческие хороводы, - ответила Варенька. - И если бы увидал язычник святое "радение" людей божьих, их, непременно назвал бы его неистовым скаканьем, богопротивною пляской. Но это "радение" к богу. Сказано: "Вселюся в них и похожду" - и вот, когда вселится он в людей своих, тогда и ходит в них. Божьи люди в восторге тогда пребывают, все забывают, землю покидают, в небесах пребывают.
- Как же это можно плясать на молитве? - сказала совсем изумленная Дуня. - Ведь это грех… Подумать так страшно…
- Службу на Пасху знаешь? - спросила Варенька. - Всю наизусть, - ответила Дуня.
- "Богоотец убо Давид пред сенным ковчегом скакаше, играя…" - помнишь? - спросила Варенька.
- Помню, - тихо в раздумье ответила Дуня.
- А в писании читала, как царь Давид плясал перед господом? - спросила Варенька.
- Что-то не помню, - ответила Дуня.
- Шел он в Иерусалим с кивотом божиим, скакал перед ним и играл. Мельхола, дочь Саулова, как язычница, над ним насмехалась, а он ей сказал: "Буду играть и плясать перед господом". Теперь он в райских светлицах препрославлен, а она в адских муках томится, во власти божия врага.
Не отвечала Дуня. Поражена была она словами Вареньки. Та продолжала:
- Увидишь людей божьих, и мужчин и женщин вместе, в одних белых рубашках, с пальмами в руках - и тоже соблазнишься?.. А между тем тут тайна. Почему святых, праведных зовут "людьми божьими"? Потому что запечатлены они печатью бога живого.
- Об этом я в книге госпожи Гион читала, - молвила Дуня.
- Ну да, - подтвердила Варенька, - и в апокалипсисе тоже есть. Там сказано: "Вот множество людей ото всех племен стоят пред престолом и пред агнцем в белых одеждах с пальмовыми ветками в руках и восклицают громким голосом…" Потому люди божьи и "радеют" господу в белых одеждах с пальмами в руках… Конечно, не везде можно достать пальм - а у нас вот их целая теплица для того заведена. По другим местам вместо пальм вербы держат в руках, либо зеленые ветви от какого-нибудь дерева, не то белые платки либо жгутики… Вот отчего люди божьи молятся в одних белых рубашках… А тебе, пожалуй, и это за соблазн покажется. Не отвечала Дуня, погрузившись в сильное раздумье.
- А когда услышишь, что восклицают в то время божьи люди, какие слова говорят и поют они - соблазнишься, непременно соблазнишься, - продолжала Варенька.
- Что ж такое они восклицают? - пытливым взором глядя на Вареньку, спросила Дуня.
- Они поют, - сказала Варенька. - Поют "песнь нову", и, кроме их, никто не может научиться ее петь, - прибавила она после короткого молчанья. - Певцы те искуплены, они первенцы богу и агнцу… В устах их нет лукавства… Непорочны они пред божьим престолом… На них печать божия.
- То же читала я в книге госпожи Гион, - сказала Дуня. - Я бы, кажется, услыхавши такую песню, слушала ее не наслушалась.