- Однажды, когда я был еще совсем юн, то мне довелось видеть финал состязания, - старик отложил трость и наполнил наши кубком соком. Я приготовился слушать историю, еще даже не подозревая, что именно она станет моим основным кусочком пазла. - В нем так же участвовал землянин, называющий себя магом. На Териале вас было лишь два - он и ты. Звали его Элиот и волосы его были белы как кость мертвеца, глаза черны как пролитая смола. И этими черными глазами, клянусь всеми стихиями, он бы не различил и голой женщины перед собой. Слеп как крот, но сражался как сам Термун. На глазах он всегда носил повязку, так как не хотел ими пугать зрителей, и все же он выстоял. Все Состязания и Испытания он оставил за спиной и приблизился к финалу...
Я, по мере рассказа, чувствовал, что мне знаком этот образ. Почему-то, в моем воображении, он был прочно связан с театром - вернее с оперой. А ведь на Ангадоре я бывал лишь на одной опере. И тем не менее, в этот момент я ожидал когда прозвучит "но" в этой истории. И оно не заставило себя ждать:
- Но никто не ожидал, что он сбежит.
- Сбежит? - сердце мое забилось с бешенной скоростью, а зрачки, я уверен, расширились от нетерпения.
- Да, - как-то мрачно ухмыльнулся старший малас. - Он предпочел мешок Седого Жнеца воинству Термуна. Он попросту спрыгнул с края и камнем рухнул за облака.
Я шумно сглотнул и мысленно чертыхнулся. Такой вариант точно не для меня.
- А какой стихией он овладел?
- Умен. Это черта хорошего бойца. Элиот владел пламенем, которое по его воле становилось белее пролитого молока.
И этот эпизод что-то подсказал мне, но я пока еще не мог собрать все нити в единое полотно. Слишком мало мне было известно и еще так много вопросов оставались подернутыми мутной пеленой тайны.
- Спасибо за историю, - кивнул я. - Но к чему она?
Старик немного помолчал, потом взял свою трость и с притворной тяжестью поднялся. Он посмотрел мне в глаза и спокойно произнес:
- Я вижу тебя, землянин. Ты хочешь сбежать, но у тебя есть только два выхода - мешок Жнеца или воинство Термуна. Смирись.
Я поднялся, отряхивая штаны, залпом осушил кубок и с вызовом сказал следующее:
- Смирение - черта плохого бойца.
С этими словами я вышел вон, спеша к своей комнате. Уже будучи внутри коморки, я заперд дверь, подперев её стулом, а потом залез под кровать. Там я достал из пола дощечку, которая плохо сидела на еле забитом гвозде, и перевернул её. Она была вся исписана алыми надписями, иногда виднелись чертежные зарисовки улиц и переулков, и еще десятки разных мелких пометок. Я достал свою саблю, сделал очередной укол на указательном пальце правой руки и продолжил записи. Я внес на дощечку все что узнал нового из краткого диалога, а потом внес поправки в наброски побега. Нет, Тим Ройс не знает, что такое смирение, все что он знает - главное идти вперед.
Вернув дощечку обратно, я вылез наружу, а потом лег на кровать. Сон, как это было вот уже семь дней, пришел мгновенно, без остатка затягивая в свои фантасмагоричные миры.
На следующее утро, после ледяной ванны с едким порошком в качестве мыла, нас построили на плацу. Вперед вышел Старший Малас, держа в руках кувшин. Перед каждым, кроме меня стоял пустой простецкий деревянный стакан. Бойцы подняли их и протянули руки вперед. Старец, разливая мутноватую, желейную жидкость, двигал речь:
- Каждый из вас рожден со стихией внутри. Сегодня вы найдете её и ваши тренировки станут по-настоящему тяжелыми. Пейте, претенденты в воинство, пейте и молитесь стихиям, чтобы они не разорвали вашу душу.
Каждый отпивший, закатив глаза, заваливался на песок и начинал биться в жутких конвульсиях, разбрызгивая пеной изо рта. Это выглядело по-настоящему страшно, но гладиаторов это не волновало. Они все так же, один за другим, опрокидывали в себя стакан отравы и падали на землю.
Когда же очередь дошла до меня, то старик просто вылил остатки у меня перед ногам. Сперва я подумал, что это такое оскорбление, но понял, что ошибся.
- Ты, землянин, уже породнен со стихией, тебе ритуал ни к чему.
Я взглянул на корчащихся в конвульсивных припадках людей и свободно вздохнул.
- Это радует, - только и сказал я, держа руки на саблях.
В последнее время я так делал всегда, просто не отпускал оружие не на миг, забирая его с собой и в койку. Так было спокойней.
- Я видел тот прием, которым ты сразил противника на Арене, - продолжил тренер гладиаторов. - Сегодня ты будешь его обрабатывать до заката. Можешь приступать.
Малас ударил тростью о землю и предо мной выросла огромная толстая глыба. Она была высотой метра в три, шириной около двух, а толщиной... Я отошел в сторону и оглядел её - толщиной она была все четыре.
- И что мне с ней делать? - с хрипом спросил я.
- Ты должен её сточить, - без эмоционально ответил старец. - Как только справишься, приступим к новому этапу тренировок.
Покачав головой, я решил, что это будет не такое уж сложное задание. Темные боги, как же я ошибался, как же наивен я был в своей самоуверенности бывалого наемника. Сделав пару шагов назад, я обнажил свои сабли. Они слабенько сверкнули в лучах солнца, становясь похожими на простецкую сталь, отлитую деревенским кузнецом. Но меня этот факт мало волновал. Я лишь вдохнул поглубже, сосредоточился, а потом резко взмахнул правой рукой, одновременно с этим сгибая кисть. Воздух задрожал и к глыбе устремился тугой ветряной серп. Он ударился в камень, выбивая щебень. Усмехнувшись, я подошел поближе и в тот же миг мой мир рухнул. На глыбе виднелась лишь небольшая выбоина, не больше сантиметра глубиной. В неё даже с трудом можно было просунуть палец.
Обомлев, я в недоумении водил рукой, ведь когда-то этот серп сминал целые дома и здания, словно те были старой бумагой. Конечно камень не дерево, но я рассчитывал на нечто более сокрушающее.
От размышлений меня отвлекла тянущая боль, пожаром разливающаяся по спине. Обернувшись я увидел маласа, покачивающего своей тростью.
- Перева еще не было, - только и сказал он.
Несколько тормознуто кивнув, я вернулся на позицию и сделал второй удар. Он дался куда сложнее. Руки были тяжелым, дышалось с трудом, на лбу выступила испарина а по спине покатились крупные градины пота. Серп вышел слабенький, почти дохлый. Улетев к глыбе, он попал совсем в другую точку, оставляя там лишь небольшой порез.
В этот момент я осознал насколько сложно мне будет выполнить данное упражнение. Фактически это было нечто невозможное, крайне сюрреалистичное, но в то же время это был немой вызов. Еще ни разу в своей жизни я не убегал от вызовов и не важно кто мне их кидал - солдаты вражеской армии, подгорные твари, сильнейшие маги, океаны, пустыни, драконы или неведомые твари. Я всегда с честью принимал вызов, что и сделал в этот раз.
Проигнорировав боль в руках и тяжесть дыхания, я взмахнул в третий раз. Этот вышел даже слабее предыдущего, даже не долетев до глыбы. Не в силах устоять, я воткнул младшую саблю в землю, оперевшись на неё всем весом.
- Слабо, землянин, очень слабо.
Впереди стоял малас, а рядом с ним возвышалась копия моей глыбы. Я заподозрил неладное и старец поспешил оправдать мои ожидания.
- Смотри, землянин, какой силой обладал ваш Элиот.
Старик занес руку, складывая её в кулак, он резко выдохнул и вдруг его кожа потемнела, загрубела, словно обращаясь в камень. Он неуловимой молнией выкинул вперед этот каменный кулак и его рука по локоть вошла в глыбу. Мгновение позже раздался дикий треск, грохот сравнимый с падением небес, а вместо глыбы была лишь пыль и нечеткое очертание горки щебня.
Можно было открыть рот, можно было не верить своим глазам, но я лишь сыпал проклятья. Я проклинал сам себя за то что так горделиво посмел мечтать о сыре, совсем забыв про наличие мышеловки. Сбежать с острова где живут подобные монстры? Что ж, у меня есть только один шанс.
Сплюнув кровь, скопившуюся во рту, я с трудом выпрямился и поднял саблю. Еще один взмах и четвертый серп улетел к глыбе, оставляя на неё белесый разрез. Говорят нельзя стучаться головой в стену, нужно обойти её и искать иной выход из ситуации. Но порой все что ты можешь - это только посильнее размахнуться. Вот и я стал просто "сильнее размахиваться".
В то время пока я на краю сознания играл роль камнетеса, в себя приходили остальные участники Состязания. Каждому из них служанка мигом подносил чашу с жижей, которую народ лакал с такой жадностью, будто та была самой амброзией. Что удивительно, ни одному человеку малас не объяснял, как призывать их стихию, они словно умели делать это уже в заранее, будто с рождения. Большинство призвали землю, трое огонь и двое - воду, а ветер был только у меня.
И тем не менее, перед каждым, как и предо мной, возникла каменная глыба и все мы погрузились в круговерть изнуряющей тренировки. Невозможной, нереальной, такой, которая не под силу даже самым великим магам. Потому как, клянусь своим выдуманным именем, на том плацу не было ни грамма волшебства.
К вечеру десять человек представляли из себя жалкое зрелище - измотанные, взмокшие, валяющиеся на песке словно поломанные куклы. А над ними с немой насмешкой и грубой укоризной возвышались каменные глыбы, на которых виднелись лишь мелкие трещинки, выбоины и порезы.
Нас вновь, разве что не насильно, накормили этой странной жижей, которая уже стала безвкусной, потом намыли в банях и растащили по комнатам. Так или иначе, каким-то чудом и в этот раз я нашел в себе силы подпереть дверь стулом, а потом нашкрябать пару строк на доске.