Задвижка с громким хлопком встала на место. Вкоре зазвучали скрипы замков и скрежет тяжелых петель. Дверь открылась и я зажмурился от резкого света. Когда же мне довелось открыть глаза, то я увидел перед собой старца, и ни какое другое описание не подошло бы этому мужу. Он был так стар, что я боялся что дуновение ветра сотрет его в труху. Его кожа местами была почти прозрачна, но все целостно покрыта черными пигментными пятнами, сверкающими на желтом пергаменте. Он был невысокого росту, примерно мне по грудь, руки его были тонки как ветки куста роз, но даже с виду тверды словно Харпудов гребень. Старец опирался на обычную палку, но лишь один взгляд на этого человека говорил о том, что этой палкой он пришибет тебя быстрее, чем ты сумеешь подумать о том, как сбить его голову с плеч. Редкие, белесые волосы были собраны в тугой хвост, а зубы были редки и желты как кость мертвеца. Но все же, благодаря этим глазам со стальным отливом, он не казался развалиной, а внушал лишь безмерное уважение.
- Старший малас, - поклонился Левый.
Старец не обратил внимания на второго стража и повернулся ко мне. Руки сами собой до белых костяшек сжали рукояти сабель. Я сделал шаг назад, разрывая дистанцию.
- Сойдет, - хмыкнул этот древний воин. В том что некогда он был им, сомнений не возникало. - Заходи, халасит, а вы проваливать немедля.
Я все еще кривился, слушая речь, разбавленную нелепыми окончаниями, но все же понял, что "халасит", это обращение ко мне любимому. Не знаю, ругательство это или нет, но в такие моменты спорить не с руки. Я спокойно сделал шаг вперед. Когда же мне посчастливилось обернуться, Левый и Правый уже понуро плелись обратно, бросая взгляды на закрывающуюся дверь.
Старик легко и непринужденно закрыл эти адскую створку и жестом указал мне дальнейший путь. Через пару шагов я очутился в просторном помещении, до отказа забитом людьми. На скамейках, точнее обычных сбитых лавочках, сидели полуголые мужи. Они, как на подбор, были высокого роста, телосложения олимпийских атлетов, с грозными, но спокойными глазами. Все они занимались одним и тем же - натирали тело каким-то белым песком, разминались и подбирали себе доспехи. А доспехов здесь было превеликое множество. Вот только в этом множестве не наличествовало ни одного металлического. Только кожаные, тканевые, и какие-то то ли латунные, то ли медные. В общем, то еще барахло.
Глаза заслезились от мускусной потовой вони, но руки цепко держали сабли. Несмотря на то что стали в доспехах не имелось, у каждого собравшегося здесь мужика наличествовало оружие. Будь то длинный боевой нож, копье, пика, алебарда, боевой топор, молот, шестапер, боевые рукавицы, классические бастарды и даже сабли. Каждый из полусотни был вооружен, а учитывая их узловатые мышцы, бугрящиеся подобно кипящей воде, стальные канаты жил и минимум жира, можно было смело предположить, что пользоваться они им умеют.
В игривых плясках теней, отбрасываемых чадящими факелами по периметру помещения, я ощущал себя словно в казарме Первого Имперского Легиона. Самых отчаянных, самых прославленных и самых страшных рубак от Закатного и до Рассветного морей. И это было страшно.
- Старший малас, - встал один.
- Старший малас! - тут же зазвучали голоса остальных, кто заметил старца.
Спустя секунду, все уже поднялись на ноги и поклонились моему сопровождающему. Тот вновь хмыкнул, обнажая провал практически беззубого рта. Он помахал кистью, дозволяю сесть, а потом повернулся ко мне. Он со скептицизмом окинул мою фигуру, пощупал плечи и предплечья, взглянул на кисти и на ладони, а потом ткнул в сторону доспехов.
- Выбирай, - с этим он удалился куда-то во тьму, но, почти скрывшись из виду, обернулся и добавил. - Все равно не помогать.
Когда помещение покинул некто "старший малас", я несколько напрягся, ожидая что как обычно новенького станут пробовать на зуб. Но этого не произошло. Народ вернулся к своим занятиям. Кто сидел, прикрыв глаза, сложив руки на коленях, другие подтягивали завязки брони или высоких сапог на мягких подошвах, иные натачивали оружие, последние старательно натирали руки белым песком. На магнезию он похож не был, слишком крупные гранулы, но видно назначение одно и то же.
Покачав головой, я все же подошел к стенду с бронью. Стянув с себя рубаху, я тут же напялил льняную подкладку. Она плотно прилегала к телу и обещала, что доспех не съедет во время резкого маневра. Далее я прошелся вдоль деревянных подставок. В итоге выбор пал на обычный кожух с клепками по плечам и бокам. Что меня привлекло, так это то что тесемки были сбоку, а значит если кожух будет разрезан внутрь, я всегда смогу его скинуть, дабы он не стеснял движения. Практичность - главное правило наемника в бою.
Напялив кожаный, легкий доспех, я стал выбирать себе обувку. На арене наверняка посыпано песком, следовательно жесткая подошва будет только стеснять шаг и нарушать равновесие. Я скинул свои ботфорты и стал внимательно выбирать новые сапоги. В итоге выбор пал на мокасины с высоким голенищем. Такие не дадут песку попасть внутрь, но и не станут мешать вам при резком уклоне или уходе с линии атаки. Штаны я оставил те же что и были - шаровары купленные в Амхае, порту Алиата.
Закончив с амуницией, я подошел, протиснувшись сквозь ряды атлетов, к бадье с белым песком. Им я тщательно натер ладони, запястья, лоб и шею. Ладони - чтобы рукояти не скользили от крови, запястья - традиция "Пробитого золотого" армии где я служил, так сказать - на удачу. Лоб и шею - чтобы пот не заливал и не щипал.
Когда же и с этим было покончено, я развязал тесемки простеньких ножен, положил руки на гарды, а потоми несколько раз подпрыгнул. Ничего нигде не хлопало, не дребезжало и не соскальзывало, значит все было в порядке. Ну, не считая того что мне вскорости придется биться если не на смерть, то за жизнь, что, согласитесь, мало радует.
Присев на скамью, я попытался немного поспать. Это у меня получилось и вскоре разум заволокла сладостная дрема.
Очнулся я сам, без всяких пробуждений. Да и с ложно не прийти в себя, когда душу раздирает рев турбины, за который я принял трубное звучание горна. Пол сотни мужей встало, подняв оружие, сверкая своей броней и "напесоченной" кожей. Лицами они направились к противоположной стене, где не было ни факелов, ни стендов, ничего, что наличествовала в этом помещении. Из этого я сделал простой вывод, что это вовсе и не стена. Поднявшись, я переместился в самый конец очереди. Меня все так же не замечали, вернее - замечали, но не обращали особого внимания.
Вот и второй низкий гул горна, в этот раз разбавленный натяжным скрипом цепей, стягивающихся под давлением ворота. Я верно догадался - недавняя стена, стала раздвигаться, являя собой словно огромную крышку сундука, в котором заперли ровно пятьдесят одного бойца. Сквозь шум и треск, я стал все отчетливее различать крики и гвалт толпы, их аплодисменты и топот ног об каменную кладку арены, их смех и улюлюканье. Удивительно, но это лишь разгоняло бой сердца, лишь заставляло жарче пылать кровь, бегущую по жилам.
Вот стена поднялась горизонтально, открывая проход, и все тут же побежали наружу. Побежал и я. С каждым шагом, с каждым движением, ощущая ледяные касания Седого Жнеца, который явился сюда, неся за спиной мешок с душами, собранными за этот день. Я много не знал об этом странном месте, но одно мне было известно точно - со мной Жнецу сегодня не обломиться.
Свет, резкий, слишком яркий после прошедшей мглы, вновь заставил меня зажмуриться. А по ушам уже били крики зрителей. Я тонул в них, буквально падал в бездну из гомона, погружаясь так быстро, что не было и шанса на спасение. Открыв глаза, я мгновение позже приоткрыл и рот.
Мы стояли на песчаном плацу, таком огромном, что захватывало дух. Здесь было примерно двести метров диаметра, а по краям высились стены, на десятом метре увенчанные скамьями с людьми. Помимо озера из песка, здесь было и море из людей. Тысячи, нет, десятки тысяч. Они все бесновались, заходясь в неудержимом гоготе, но отсюда зрители казались колышущимися колосьями пшеницы на ветру. Вот подул ветер и пошла волна, сгибающая их, потом еще порыв и еще, и лишь густой, манящий шум.
Но, среди гладиаторов, лишь я один был поражен, остальные выстроились в пять шеренг по десять человек и повернулись на север. Я, все еще крутя головой, отмечая навесы над первыми рядами, словно крыльями окинувшие Арену, замечая неровности песка, будто там есть отсеки или может даже целые платформы и узнавая в стенах прикрытые бойницы. А потом все вдруг смолкло. И только свист ветра и шум полусотни бьющихся сердец, разбавлял эту тишину.
Там, в северном секторе, на самой его вершин, была поистине царская ложа. Даже отсюда она сверкала блеском золота, отсветами парчи и манящим теплом бархата. Вскоре в этой ложи появился тот, кого я не мог не узнать. Это был тот самый старик, чье лицо я увидел первым после пробуждения. Эти глаза, эти скулы, этот строгий вид нельзя было не узнать.
Старик встал у края ложи и развел руки в стороны, будто желая обнять всех и каждого. Все дружно поклонились, я остался стоять прямо. Не в моих правилах гнуть спину перед боем.
- Жители Териала! - воскликнул старец и его голос громом прокатился среди камня трибун и песка арены. - Я приветствую вас в священной крепости Термуна, где никогда не угасает пламя войны!
Народ выпрямился и стал бешено аплодировать, сдабривая все это дело криками и улюлюканьем.