Циклоп хотел возразить. Сказать, куда магу следует засунуть свою метку. Он даже открыл рот, но Симон, не дожидаясь ответа, шагнул ближе и, отвернув Циклопу ворот рубахи, с силой вдавил большой палец в ямочку между ключицами. Под пальцем набухла капля жидкого пламени. Сын Черной Вдовы ощутил, как она просачивается под кожу, все глубже; горит в легких, растекается по венам… Он едва сдержал стон. Его бросило в жар, лоб под повязкой взмок от пота.
- Всё, - Симон убрал палец. - Проводи меня.
Циклоп молча последовал за старцем. Проигнорировав наружную дверь, Симон начал подниматься по ступенькам. Светляки с шелестом расползались прочь от его тени.
- Нам на самый верх, - бросил маг через плечо.
С верхней площадки башни на крышу вела узкая деревянная лесенка. Перекладины опасно скрипели под сапогами. С третьей попытки Остихаросу удалось отодвинуть засов. За шиворот Циклопу посыпались хлопья ржавчины. Крышка люка завизжала, как базарная торговка, и оба выбрались на обзорную площадку. Гладкие плиты камня. Низкие зубцы парапета. В центре - пирамидка из обломков базальта, пригнанных друг к другу без зазоров. Циклоп никогда не поднимался сюда. Небо затянули тучи; ни звезд, ни луны. Налетел теплый не по-зимнему ветер, тронул лица влажными пальцами - и умчался в дальние дали.
- Подойди.
Симон стоял возле пирамиды. По пояс магу, на фоне серого камня она казалась глянцевым сгустком мрака.
- Этот портал установил я, и соединил со своей башней. Путь к бегству. Если бы Инес грозила опасность… - он погладил камень, будто собаку. - И в страшном сне мне бы не приснилось, что я прокладываю путь для себя. Положи ладонь на верхушку.
Голос старца дрожал от плохо скрываемого волнения. Циклоп протянул руку: камень был гладким и холодным. Он слегка пружинил, прогибаясь под ладонью. Миг, и в глубине пирамиды родилась слабая пульсация, словно там кто-то пробудился ото сна. Вспыхнул млечно-голубой свет, в недрах камня потекли вязкие струи перламутра, свиваясь в кольца и петли. Из вершины, лунным лезвием рассекая ночь, ударил яркий, трепещущий луч. К лучу Симон остался равнодушен; маг прикипел взглядом к Циклопу, словно пытался высмотреть в сыне Черной Вдовы…
Что?
- Убери руку.
Циклоп повиновался. Симон встал у пирамиды, задержался на миг.
- Портал открывался только для Красотки, - сказал Симон Пламенный. - Никто другой… Береги себя. Слышишь?
И шагнул в луч.
4.
- Ты изменился, Амброз. Ты стал совсем взрослым…
В стены шатра тыкался рассвет. Багровые ромбы, выцветшие за ночь, наливались свежей кровью; синие превращались в спелые сливы. Амброз моргнул; сон отпускал с неохотой, туманя зрение. Входной полог был отдернут, на пороге маячила жаба: темная, жирная.
- Вазак, - вздохнул Амброз. - Пошел вон, болван…
Жаба квакнула: засмеялась.
- Вазак? Этого я бы и сам прогнал взашей. Не обижай гостя, приятель! Какой же я Вазак? Ты приглядись, разуй глаза…
- Талел?
Сон рассыпался в прах. Амброз силился вспомнить, что же он видел, забывшись под утро мутной дремой, и не мог. Он чувствовал себя грязным. Будто очнулся в придорожной канаве, терзаясь похмельем. Странным образом это бодрило. Вызов, подумал Амброз. Перчатка, брошенная себе-прежнему. Плечу было щекотно от чужого дыхания. Маг повернул голову: Эльза спала с ним бок о бок, свернувшись калачиком. Прямо на полу; до лежанки он вчера не добрался. Так раньше спала Инес: нагая, горячая, презирая ночные сорочки. Красотка ложилась за полночь, и тот, кто разбудил бы ее до полудня, рисковал жизнью. Только Инес не засыпала, вся в синяках, и тончайшие усики лоз не забирались ей под кожу, прорастая в набрякшие вены. Инес просыпалась сама, а сивилла - безмятежное растение, герань в горшке - проснется, когда Амброз Держидерево сочтет, что ей пора вставать. И вспомнит ли она радости минувшей ночи - это, знаете ли, тоже вопрос. "Ты знаешь ответ?" Амброз пожал плечами: "Когда узнаю, тогда и разбужу…"
- Славное дитя, - Талел Черный встал над сивиллой.
Просторные, складчатые одежды делали жреца Сета еще толще. Гость почесал тройной подбородок, похожий на зоб. Пухлые губы разошлись в улыбке:
- Отдашь ее мне? Потом?
- Когда - потом? - машинально спросил Амброз.
И понял: когда.
- Значит, не отдашь, - от Талела не укрылась брезгливость, исказившая черты хозяина шатра. Некромант закудахтал, затрясся в приступе зловещего веселья. Его живот, похожий на студень, ходил ходуном. - Жаль. Никто не любит жирного Талела. Назойливого, вонючего Талела. Ты слышишь запах?
- Слышу, - кивнул Амброз.
В шатре и впрямь пованивало падалью. Узлы корней дрогнули, выпуская щупальца мясистых стеблей; на них раскрылись свадебные венчики лилий. Мощной симфонией аромат цветов вознесся к куполу, но гадкий душок - диссонансная тема - еще остался кое-где.
- Легко унизить Талела, - некромант присел на корточки. Чувствовалось, что так он может сидеть долго, несмотря на горы жира. - Робкого, пугливого Талела. Легко пнуть его в отвислый зад. Но унизить Симона Пламенного… Когда ты фактически вытолкнул старого упрямца в Круг Запрета, я удивился. Симон - огонь. Можно ли унизить огонь? Его можно заточить в фонарь, натравить на врага; погасить, наконец. И что в итоге? Ты - первый в наследовании, и ты же унижен Симоном. Ночью он сжег тебя дотла. Я говорю с новым Амброзом: фениксом, восставшим из пепла. Феникс-насильник, феникс, знающий, что цель оправдывает средства. Феникс, который уяснил, что он смертен. Я, жаба, ценю таких партнеров…
Протянув руку, он погладил Эльзу по бедру.
- Хорошо кричала. Сладко. Гладкие кричат лучше всех. Я слышал; думаю, многие слышали. Если ты хотел сообщить, что в наследстве Красотки есть ценность превыше нравственных устоев Амброза Держидерево… Ты бы не сумел заявить об этом громче, даже трубя в рог. Они, - Талел мотнул головой в сторону входа, - ждут, когда ты явишь нам эту ценность. Пускают слюни, сгорают от любопытства.
- И ты?
- Я тоже. Но лишь я один в состоянии сложить части головоломки вместе. Ты хотел, чтобы Вазак держал меня в курсе твоих поисков? Меня, нудного болтуна Талела? Хорошо, слушай. Красотка умерла, и умерла скверно. Двадцать лет ты не вспоминал про Инес ди Сальваре, и вот: готов драться за ее наследство. Рвать соперника зубами и когтями. Ходить по углям геенны босыми пятками. Ради чего, спрашиваю я. И отвечаю: лишь бы первым ухватить лакомый кусок.
- Каков твой вывод? Я - жертва жадности?
- Ты - жертва, - согласился некромант. - Я вижу, что ты хищник, и все-таки ты жертва. Жадность тут ни при чем. Значит…
Он наклонился вперед:
- Ты болен? Ты боишься скверной смерти?
- Да.
- Смерть Инес - ее прошлое и твое будущее?
- Да.
- В наследстве Красотки есть лекарство?
- Вряд ли.
- Забавно. Тут я дал маху… Что же там есть?
- Причина болезни. А вот еще одна…
Амброз указал на диадему, скрытую в волосах Эльзы. Когда лозы усыпили сивиллу, он вернул чудесное украшение на прежнее место. Это не имело практического смысла: человек или зверь, Эльза покорилась бы дурману. Но магу было спокойнее, когда мягкий блеск янтаря терялся в кудрях женщины. Рядом со зверем он не мог заснуть, и не потому, что боялся.
- Позволь…
- Не трогай.
- Хорошо, - с внезапной покорностью согласился Талел. - Как скажешь. Ответь еще на один вопрос… Красотка болела и умерла. Ты полагаешь, что болен, и боишься смерти. Есть ли что-то, что страшит тебя больше могилы?
- Да, - кивнул Амброз.
Кусая губы, он смотрел на свою правую ладонь. Сегодня указательный и средний пальцы были одинаковой длины. Вчера - разной; средний короче указательного. Амброз хорошо помнил времена, когда было наоборот.
- Мучения тела после смерти? Муки души?
- Мор. Мор, явившийся по наши души.
- Ты не преувеличиваешь?
- Красотка - начало. Она всего лишь ушла первой.
- Я так и думал, - сказал некромант.
В голосе Талела звучало неприятное удовлетворение. Поднявшись, он начал ходить по шатру, от стены к стене. Колыхались щеки, похожие на собачьи брыли. Дергался уголок рта. На подбородок стекла струйка липкой слюны. Амброз ждал. Он понимал: Талел Черный размышляет. То, что у другого сошло бы за признаки слабоумия, у жреца Сета являлось признаком глубочайшей сосредоточенности. Учеников Талел себе выбирал таких же: рыхлое брюхо, плечи-подушки. Все они обличьем походили на Черного, как сыновья на отца. Тощий доходяга выбирался из Талеловой науки гороподобным хряком. Болтали, что это позволяет Талелу всю жизнь держать учеников на коротком поводке, требуя услуг, и призывать их к себе в башню после смерти. В подвалах якобы имелся тайный ледник, где мертвецы терпеливо ждали, когда мастер спустится к ним и одарит приказом.
- Однажды я принес Красотке гемму, - Талел заговорил в такт шагам, раскачиваясь из стороны в сторону. - Яшмовую гемму из пирамиды Мер-не-Хет. Инес не взяла с меня платы за настройку. Взамен она сделала копию с рисунка, вырезанного на яшме. Эти холмы с глазами… Она их обожала. Говорила, что любой камень на земле - волшебен. Алмаз, гранит; без разницы. Что если Ушедшие куда-то и ушли, так в камни. Когда мы это поймем, мы станем ровней им. А если не поймем, они вернутся. Какой смысл оставлять землю недоумкам?
- Ты это к чему? - Амброз приподнялся на локте.
Некромант встал, как вкопанный.
- Мор, - пробормотал он. - Ты сказал: мор.
- Да. И что?
- А вдруг это они возвращаются?