* * *
Десяти оруженосцам короля предстояло пойти с ним на войну под предводительством Аджана, желающего убедиться, что они не посрамят его выучку. Несколько избранных, все еще не могущих прийти в себя от оказанной чести и страха, получили увольнение на ночь.
- Убирайтесь, - рявкнул на них Аджан, - и дайте другим покой. Но помните: мы выступаем с первым лучом солнца. Кто опоздает, останется здесь.
Они увидели Вадина, когда он пришел в пивную в поисках Лиди, и были уже достаточно пьяны, чтобы забыть, что они благоговеют перед ним.
- Выпей с нами, - попросил Олван, впихивая свой собственный кубок в его руки и не замечая, что расплескивает эль по столу. - Ну хоть один кубок. Это полезно. Согревает кровь. - И он подмигнул.
Вадин начал было отказываться, но Аян держал его вторую руку, и все они кричали ему: "Оставайся!" К тому же в заполненном до отказа шумном зале он не мог разглядеть Лиди. Кто-то потянул его на стул. Вадин подчинился неизбежному и выпил то немногое, что оставалось в кубке. Компания встретила это радостными возгласами. Он поймал себя на том, что широко улыбается. Лиди опять вернулась к нему, и очень скоро он пойдет к ней, а теперь и его друзья вспомнили о былой дружбе.
И тем не менее все как-то изменилось. С Лиди было лучше. Глубже, нежнее. Иногда, на вершине любви, ему чудилось, что он видит ее душу, подобную стеклу, наполненному светом, невыразимо прекрасную. А здесь, сидя в компании буйных молодых людей, окруженных парами вина, эля и клубами одурманивающего дыма, Вадин думал только о том, как бы выбраться отсюда. И не то чтобы ему не нравились его товарищи. Некоторых он почти любил. Только… они казались такими дурашливыми, как дети, играющие во взрослых мужчин. Разве не приходило им в голову, что утром, с восходом солнца, участь их будет достойна жалости?
Он улыбнулся, взял кубок и стал ждать, пока Лиди найдет его сама. Остальные становились неуправляемыми. Нуран начал танцевать на столе танец войны под дробь кулаков и рукояток мечей.
Внезапно Олван испустил крик. Нуран сбился с ритма и, смеясь, свалился со стола на колени к полудюжине товарищей. Олван вспрыгнул на его место и возопил:
- Мужчины!
У него был сильный голос и ораторский дар, и он привлек внимание не только оруженосцев, но и многих сидящих вокруг.
- Мы преданы нашему королю?
- Да! - гаркнули в ответ оруженосцы.
- Мы будем сражаться за него? Мы убьем предателя? Мы утвердим короля на его троне?
- Да!
- Тогда, - он упал па одно колено и понизил голос, - слушайте меня. Мы должны продемонстрировать ему нашу преданность. Давайте совершим что-нибудь такое, чтобы весь Янон заметил нас.
От ударов кулаками тяжелый стол пошатнулся.
- Весь Янон! - радостным хором ответили они.
Но Аян нахмурил брови.
- Что же нам сделать? Мы носим его цвета. Он дал нам новый герб - Солнце, который сияет на плащах. Мы пойдем с ним в поход и будем прислуживать ему и смотреть за его оружием. Что же еще мы можем сделать?
- Что еще? - вскричал Олван. - О, мой дорогой, тысячи дел. Но хватит и одного. Давайте покажем ему, как мы его любим. Давайте пожертвуем ему наши бороды.
Все пооткрывали рты.
- Пожертвуем наши… - Аян замолк и погладил свою жидкую бороду, вырастить которую старался так долго и так упорно. - Олван, ты сошел с ума.
- Я принадлежу моему королю. У кого хватит смелости? Кто со мной?
- Все девушки будут смеяться над нами, - сказал Сувин.
- Они же не смеются над королем. - Нуран ударил рукой об руку. - Я с тобой! Ну-ка, у кого самый острый нож?
Как только один сдался, остальные последовали за ним, причем Аян последним и только из любви к Олвану. Вадин молчал, да его никто и не спрашивал. Когда они высыпали во двор, чтобы достать воды, требуя светильники, полотенца и мыло для бритья, он молча направился за ними в окружении шумных зевак.
Первым был Олван, за ним последовал Аян с видом заключенного, идущего на казнь. Кав, руки которого крепче всех держали нож, превращал друзей в незнакомцев. Аян был красив, как девушка. У Олвана, огромного и крепко сложенного, до самых глаз заросшего бородой, оказалось под ней мужественное приятное лицо. Аян посмотрел на него, увидел кого-то незнакомого и сразу же безоглядно полюбил его.
Другие толпились за ними, чтобы принести свою жертву. Кав отдал нож Нурану и сам занялся водой и мылом. Его борода, густая и поблескивающая медью, была уже бородой мужчины; все взревели, когда она исчезла. Он ответил тем же. Нуран поранил его.
- Кровь богам! - завопил кто-то.
Вадина передернуло. Друзья повернулись к нему.
- Эй, человек короля! Давай же, присоединяйся к нашему братству.
Остальные уже расставались со своими бородами, превращая это в священнодействие. Сотни жертв приносились на этот невидимый алтарь. Все были совершенно пьяны, и казалось бы чудом, если бы утром не нашли кого-нибудь с перерезанным горлом.
Вадин напрягся, сопротивляясь обхватившим его рукам.
- Нет, - сказал он. - Хватит. Он знает меня как облупленного. Мне не надо…
Они рассмеялись, но глаза их сверкали. Их было много, они были сильны, и эль все еще управлял их поступками, делая их жестокими.
- Ну же, парень! Будешь нашим капитаном. Разве не о тебе он рыдал? Разве не тебя он так любит?
Вадин боролся. Они смеялись. Он проклинал их. Они повалили его на землю и сели на него верхом. Кав опять взял остро отточенный сверкающий нож. Вадин лежал неподвижно.
- Кав, - произнес он, - не надо.
Его старый друг смотрел на него чужим лицом. Кав ничего не выиграл, принеся эту жертву: без своей прекрасной бороды он стал даже менее привлекателен, чем прежде, - огромный, грубый мужик, с челюстью, выступающей, как гранитная скала. Он нагнулся и приложил к щеке Вадина обжигающе холодное лезвие ножа. Вадин подставил свою скулу.
С резким смехом Кав заткнул нож себе за пояс.
- Отпустите его, - сказал он и повторял до тех пор, пока они не повиновались, рыча.
Вадин неловко поднялся, потирая пораненное колено. Оруженосцы подались назад. Теперь они поняли то, что он знал с самого начала, когда сел рядом с ними. Он больше не был одним из них. Они сами пожелали служить королю; он же принадлежал Мирейну полностью, помимо своей воли и до глубины души. Он кивнул головой Каву, даже слегка улыбнулся - и ушел. Они не пытались удержать его.
* * *
Старуха, сидевшая у занавеси, взяла у Вадина монету, но даже не пошевелилась, чтобы пропустить его. Она уставилась на него, как будто не узнавая.
- Кого ты хочешь?
Он застонал. Конечно, именно сегодня, а не в какой-то другой день, Конди должна была впасть в маразм.
- А кого ты думаешь? Конечно, Лиди.
- Ее нельзя.
- Что ты мелешь? Она мне обещала. Обещала оставить сегодняшнюю ночь для меня.
- Ее нельзя, - повторила Конди. - Она ушла. Пришел мужчина и купил ее. Заплатил за нее золотой солнечный диск.
Вадин был готов завыть во весь голос. Он схватил старую ведьму за горло и тряс до тех пор, пока она не взвизгнула от страха.
- Кто? Кто? О боги, я убью его!
Она не захотела сказать ему. Или не могла. Если сначала она прикидывалась тупой, то теперь его гнев заставил ее шептать правду; скорчившись, она стонала и молила его уйти. В конце концов пришел хозяин таверны с одним из своих людей, а у Вадина еще осталось достаточно соображения. С горьким проклятием он развернулся и бросился в ночь.
Наружная дверь Мирейна была закрыта, внутренняя заперта. Счастливый человек! У него была своя женщина; она любила его и принадлежала ему, и никто другой не мог купить ее. Вадин прошагал мимо насмешливо молчащих стражей к себе в комнату, сбрасывая по пути свой роскошный наряд. Совсем недавно он надевал его с такой радостью, думая о Лиди, о том, как она посмотрит на него, улыбнется и объявит его самым красивым из ее любовников; а потом они бы устроили целую игру, снимая это все.
Вадин споткнулся, у него вырвалось резкое слово. Он совсем забыл про поклажу, сваленную в кучу под дверью в ожидании утра. Он пнул ее ногой и опять выругался, потому что поврежденное колено бурно запротестовало. Еще немного - и он бы разрыдался.
Что-то зашуршало в темноте. Вадин застыл, уронив руку на рукоятку меча и с тихим свистящим звуком доставая его из ножен.
Искра переросла в пламя и превратилась в светильник рядом с его кроватью. Лиди, моргая, смотрела на его явление в блеске украшений и с мечом в руке. Она была в чем мать родила, за исключением нитки бус, голубых как небо. Она поднялась, подошла к Вадину и обняла вместе с мечом.
- Мой любимый, бедняжка, ты искал меня? Я пыталась послать тебе весточку, но сначала не было времени, а потом ты ушел, и они не позволили мне пойти за тобой.
Он зарылся лицом в нежность ее волос.
- Конди, черт бы ее побрал, сказала, что тебя продали.
- Так оно и было.
Вадин отпрянул, но Лиди улыбнулась, сияя от радости.
- Да, Вадин. Пришел человек, он принес золото; Конди и Ходан долго торговались, но взяли его, хотя я спорила, и проклинала их, и даже кричала. Но что я могла сделать? В конце концов, я была только рабыней. Потом, - сказала она, - потом человек увел меня и был очень добр ко мне. Он привел меня в замок. Я уже начала бояться. Человек провел меня в комнату, полную надменных женщин, которые вели себя как королевы, хотя на самом деле были служанками. Они заставили меня вымыться с головы до ног, а потом искали у меня вшей и чего-то еще похуже, и я стала злиться.