Мирейн со свистом вдохнул воздух. Его зубы, обнажившись в усмешке, выглядели еще острее.
- Предупреждаю тебя, Вадин. Я могу ее взять.
- Знаю, что можешь.
- Это было чертовски захватывающе, все равно что оседлать молнию или танцевать на лезвиях.
- А ты? Какой заклад можешь предложить ты?
- Место по правую руку от меня и самый высокий титул в моей будущей империи, за исключением только моего собственного.
- Я могу потребовать этого, Мирейн из Хан-Гилена.
- Знаю, что можешь, - ответил Мирейн.
Его рука отбросила стрелы лучей в глаза Вадина. Его пожатие, скрепленное пари, поражало не только своей силой, но и тем, что не превратило ладонь оруженосца в пепел. Весь жар горел внутри.
С настороженностью диких животных они одновременно оборвали рукопожатие. Отчасти из-за обоюдного недоверия, отчасти из-за того, что кто-то вошел в комнату. Это был крупный человек, который шагал широко, но легко. Они медленно повернулись, как будто непринужденно, но тела их были напряжены.
Перед ними стоял принц Моранден в своей привычной позе - расставив ноги и расправив плечи. Клеймо богини нисколько не повредило его красоте, и он держался так, словно знал это. Глаза его перебегали с одного юноши на другого. Движением век он отпустил оруженосца и устремил жгуче-холодный взгляд на сына своей сестры.
Мирейн позволил молчанию тянуться до тех пор, пока оно не разорвалось само собой.
- Дядя, - легко и холодно произнес он, - ты оказываешь мне честь. Чем я могу служить тебе?
Официальность южанина вызвала гримасу на лице Морандена. Не спросив позволения, он сел и беззастенчиво потянулся. Вадин сразу вспомнил о черном горном льве, который был особенно опасен именно тогда, когда казался наиболее спокойным.
- Как, господин мой? - спросил старший принц. - Служить мне? Это слишком большая честь, чтобы смертный мог ее требовать.
Мирейн отошел от окна и приблизился к другому креслу, но не сел. Стоя он был чуть-чуть выше своего незваного гостя. Он оперся о резную спинку кресла.
- Сегодня мы во власти почтения. Я оказываю тебе честь своей службой, ты оказываешь мне честь своим присутствием. Что же привело тебя сюда? Учтивость? Или нужда? Или просто добрая воля?
Моранден засмеялся искренне, но с оттенком горечи.
- Твои манеры получше моих, принц. Может, оставим игру? Учтивость - слово, значение которого мне неведомо, такой уж я северный дикарь. Нужда… В тот день, когда ты узнаешь, что у меня появилась нужда в подобных тебе, родственничек, можешь быть уверен, что я. - в отчаянном положении.
- В таком случае, - спокойно сказал Мирейн, - это, должно быть, добрая воля.
Старший принц забросил ногу на подлокотник своего кресла.
- Очень здорово, сын сестры! Так здорово, что я даже скажу тебе правду. Я бы душу продал, чтобы избавиться от тебя. Думаю, я это уже сделал.
- Продал душу, - спросил Мирейн, - или избавился от меня?
- И то и другое. - Моранден потер щеку, словно шрам причинял ему боль, и улыбнулся белозубой волчьей улыбкой. - О любимчик моего отца, если бы тебе была дана возможность и более чем достаточное вознаграждение, не отправился бы ты туда, откуда пришел?
- Какого рода вознаграждение?
- Да любое. Все что угодно, кроме трона.
- Который ты взял бы себе.
- Конечно. Я его слишком долго ждал. Значительно дольше, чем ты, и находился к нему значительно ближе.
- Моя мать, - тихо сказал Мирейн, - была наследницей короля.
- Много же это для нее значило, если она не побеспокоилась прийти и доказать это. Но она и сама ведь была наполовину чужестранкой. Я слышал рассказы о ее матери, желтой женщине; асанианский император, который зачал ее с рабыней, счел прекрасной шуткой швырнуть ее переростку варвару, который воображал, что получает принцессу, и раздувался от гордости. Она оказалась неважным приобретением: одна дочь, такой же недомерок, как и она сама, - вот и все, что она смогла дать своему господину и повелителю.
- Но дочь эта родила ребенка, который, хотя и такой же недомерок, оказался по крайней мере утешительного мужского пола.
Моранден оглядел его сверху донизу.
- Мужского ли?
- Мне раздеться и показать?
Моранден рассмеялся. Он подозрительно долго и непринужденно смеялся. "Да, - подумал Вадин, - от него попахивает вином и чем-то еще, резким, едким. Ненавистью? Страхом?" Принц смеялся, и глаза его поблескивали под опущенными веками.
- Да, во имя богов! Разденься и покажи.
Глаза Мирейна остро сверкнули. Быстрым движением он сорвал свой килт.
- Ну и как, господин?
Моранден не спешил. Он поднялся и обошел вокруг неподвижную фигуру принца, словно покупатель на рынке рабов. Снова оказавшись лицом к лицу с Мирейном, он упер руки в бока и склонил голову набок.
- Возможно, - сказал он. Одна его рука метнулась к щеке Мирейна, ощупывая пробивающуюся молодую щетину. - Ты не слишком стараешься это доказать. Зачем ты подделываешься под евнуха? Ты любовник какого-нибудь мужчины?
Мирейн сел туда, где перед этим сидел Моранден, перекинул ногу так, как сделал Моранден, и улыбнулся, сжав зубы.
- Даже если бы я был склонен к этому, мои обеты запретили бы мне так поступать.
- Удобны эти твои обеты.
- Они связывают меня, пока я не сяду на трон. Потом я буду свободен от них.
- Без сомнения, тебе не терпится.
- Я могу ждать столько, сколько потребуется.
И снова рука Морандена протянулась к лицу Мирейна. Он резко опустил ее и убрал за спину, хмуро глядя на гордую линию носа младшего принца. Внезапно он сказал:
- Я помню то, что ты сделал.
- По принуждению.
- Ты это сделал. - Плечи Морандена сгорбились. Им не нравилась униженность, даже такая высокомерная, как эта. - Я тебе обязан. Возможно, своей жизнью. Я был у самого края, когда ты меня вернул.
- Во имя моего отца. Это должно послужить тебе утешением, поскольку, если бы Темная Богиня завладела твоей душой, ты не смог бы ответить на этот зов.
- Я обязан тебе, - снова повторил Моранден. Слова выходили из него с трудом, словно желчь забила горло принца. - Я отплачу тебе вот чем: уходи сейчас же и забери то, что я тебе предлагаю. Забирай все, что сможешь унести. Из Ста Царств тебе будет легче завоевать мир, чем из северной глуши.
- Но Янон мой по праву крови и праву наследования. Какое же место может быть лучше для начала?
- Если мы тебе позволим. Еще долго принц и оруженосец смотрели на закрытую дверь. Моранден затворил ее с такой мягкостью, которая была выразительнее любой ярости. Мирейн поднял свою горящую руку, повернул ее и сжал, бросая вызов Морандену и полностью отвергая его. - Он не может тронуть меня. У него нет силы, ибо он смертный человек, а я будущий король. Я… буду… королем.
Это был львиный рык. Мирейн лишь засмеялся в ответ. Он был как в лихорадке; слова рождались как бы по собственной воле, слова-демоны, легкие и насмешливые.
- Позволите, говоришь? Позволите? Когда тебе потребовалось целых полбочки вина, чтобы прийти сегодня сюда? - Он откинулся на спинку кресла, беззаботно болтая ногой; но руку свою он укачивал, словно она была раненым живым существом. - Если благодарность твоя проявляется с таким трудом, нужно ли мне бояться твоей вражды?
В свете огня казалось, что Моранден раздувается. Не понимая, как он это сделал, Вадин вдруг обнаружил, что стоит рядом со своим сеньором, подняв обнаженный меч. Над его блеском он встретился взглядом с Моранденом и увидел в нем неприкрытую черную ненависть.
- Детка, - сказал старший принц глубоким гортанным голосом. - Королек. Я не повторю своего предложения благодарности или награды. Или чего бы то ни было еще.
- Это хорошо. Избавит меня от усилий, которые потребовались бы для отказа.
- Считаешь себя умником? Подумай как следует, дурачок. Но не жди, что я буду лизать тебе пятки.
- Об этом я и не мечтал, - сказал Мирейн и зевнул. - Уже поздно, и ты, несомненно, утомился. Можешь идти спать.
Моранден лишился дара речи. Внезапно он резко повернулся.
Еще долго принц и оруженосец смотрели на закрытую дверь. Моранден затворил ее с такой мягкостью, которая была выразительнее любой ярости.
Мирейн поднял свою горящую руку, повернул ее и сжал, бросая вызов Морандену и полностью отвергая его.
- Он не может тронуть меня. У него нет силы, ибо он смертный человек, а я будущий король. Я… буду… королем.
7
Вон шныряет пес чужеземца. Вадин никого не задевал. Он был свободен впервые с тех пор, как ранили Морандена. Стоя у лавки на рынке, он рассматривал безделушки и думал о девушке, которой собирался подарить их. Ему было спокойно рядом с толстым Кавом и еще спокойнее из-за молчания, хранимого его товарищами. Именно Кав удержал его от безрассудного рывка в направлении голоса, сказавшего эти слова: он обхватил могучей ладонью узкое запястье Вадина и просто не двинулся с места, крепкий, как сама земля под их подошвами.
Этот голос, молодой и высокомерный, чуть не свел Вадина с ума, когда раздался прямо над его правым ухом.
- Ах, посмотрите только! Он покупает браслеты и бусы для своего изысканного хозяина. Вы представляете, как они служат друг другу? Превращается ли мальчик в мужчину, когда лампы гаснут?
- Пусти меня! - заорал Вадин Каву.
Тот не ослабил хватку. Его светлые глаза на большом угрюмом лице сверкнули в сторону говорящего, затем взгляд их опять устремился на Вадина.
Голос вновь произнес с еле сдерживаемым смешком: