- Едемте, - скомандовал Скарпия. - Не вздумайте размышлять, у меня есть средства заставить вас сделать все, что мне от вас нужно. Вот вам шпаргалка, зазубрите на всякий случай.
- Зачем? Вы же убедились, что я действительно прозорливец?
- Но я не убежден, что мысли Герта Гессарта так черны, как это нужно, чтобы его провалить…
- Ах, вот оно что!
Наконец-то он потерял частицу своей самоуверенности и нахальства.
Через полчаса мы входили в "Театр веселых паяцев", где происходил предвыборный митинг, созванный правительственной партией. Никто не обратил на нас внимания. Все были увлечены происходящим на сцене. Герт Гессарт, в черном костюме и в черном галстуке, имел облик вдохновенного священнослужителя, говорящего проповедь и изрекающего истины.
- Наша республика и дальше будет расцветать под нашим руководством (крики с мест: "Ура! Ура Президенту!", "А раньше-то мы процветали?", "Молчать!", "Сами молчите!"). Я обещаю вам, что в каждом доме будет достаточно батата, кофе, молока и каждый день жареный кролик к обеду ("Великолепно!", "Да здравствует наш президент!", "А кто топил бататы и жег кофе?", "Где они, эти кролики? Бегают? Поймай их!", "Молчать!", "Ура президенту!"). Ананасовый сок станет доступным каждому ("Да здравствует ананасовый сок!" Голос пьяницы: "Чего-нибудь покрепче!"). Я поведу Батату по пути к прогрессу и могуществу. ("Сколько ты заработаешь на этом?"). Могущественный флот ("Давай, давай, отлично!"), еще более могущественная авиация ("Дальнего действия, президент, великолепно!"), покровительство соседним республикам, нуждающимся в руководстве ("Дать им хорошую трепку!"), дадут возможность нам уверенно глядеть вперед, воссоединившись против русских, желающих нас поработить ("Покажем русским!", "Дальше, дальше, президент!", "Ты когда-нибудь видел русских? Может быть, во сне, когда напьешься?", "Покажем коммунистам!").
Мы приближались все ближе к сцене, расталкивая локтями упоенных слушателей.
- Я призываю вас не поддаваться на удочку сторонникам демократии. ("Не поддадимся! Ура, президенту!", "Чем Скарпия и его скорпионы хуже вас? Одна лавочка!", "Бей демократов!"). Отпечатки пальцев их лидера Агамемнона Скарпия сняты в уголовном отделе полиции республики ("А у тебя не сняты? Долой!", "Да здравствует Скарпия!", "Да здравствует президент!") Наша партия всем голосующим за нас поставит по бокалу! ("По два бокала, не жмись!", "Тряхни мошной!" "По три бокала!").
- А наша партия поставит вам по литру, да не паршивого синтетического сока, а чистейшей живительной влаги! - покрывая все крики, зарычал Агамемнон Скарпия, вылезая на сцену. - Внимание! Слово хочет иметь прозорливец! Великий прозорливец Бататы! Или вы не слыхали о нем? ("Слышали! Давай прозорливца!", "Что-то он скажет?").
Скарпия подал мне свою огромную ручищу, и я поднялся на сцену. В зале поднялся такой шум, что я боялся оглохнуть.
"Да здравствует прозорливец!", "За кого голосуешь?", "Прочти-ка нам их мысли!", "Циркач! Клоун!", "Слово прозорливцу!", "Тишина! Дайте ему слово!", "Хотим слушать!", "К черту!", "Долой!", "Желаем слушать прозорливца!"
- Тишина, иначе прозорливец ничего вам не скажет, - своим похожим на пароходный гудок басом прогремел Скарпия. - Ему нужно сосредоточиться, - сказал он совершенно так, как шталмейстер в цирке.
"Внимание! Слушайте!", "Не надо! Долой!", "Говори, прозорливец!"
Настала тишина. Герт Гессарт смотрел на меня со смирением, но глаза его из-под очков метали молнии. Странное дело! Так легко работать, как в этот раз, мне пришлось впервые. Этот Герт Гессарт, президент Бататы, для меня был весь раскрыт, как взрезанная дыня. И если Скарпия был негодяй, то этот оказывался негодяем в кубе.
- Я скажу вам, о чем сейчас думает Герт Гессарт, - сказал я среди мертвой тишины. - Он думает, что убедил вас и что вы все - болваны. ("Позор!", "Нет, дайте слушать! Пусть говорит!"). Он думает, что сжигая кофе и топя бататы, он заработал два миллиона лавров. Он и дальше собирается продолжать в том же духе, хотя и врет вам насчет расцвета, изобилия и кролика в каждом доме… Он собирается вас задушить налогами на военные нужды ("Долой!", "Пусть говорит!", "Валяй, провидец!"), потому что он извлечет выгоду и от вооружений ("Все!", "Хватит!", "Ясно! К черту Гессарта! Да здравствуют сторонники демократии!", "К черту! К дьяволу! С трибуны! Ура провидцу! Прозорливец, браво! Скарпия, говори!").
Герт Гессарт сошел со сцены бледный, с трясущимися от злобы синими губами. Агамемнону Скарпия дали слово. Этот врал так, что и ребенок бы понял, что он врет напропалую. Но Герт Гессарт был провален, а Скарпия на этот раз поверили. Этого-то он и добивался, захватив меня с собою.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Со мною жестоко расплачиваются
В тот вечер цирк был переполнен. Директор, зайдя ко мне в уборную, не удержался, чтобы не похвастать, что перекупщики продавали даже места на галерке по ста лавров. Вечерние газеты брались нарасхват, все они сообщали о провале Герта Гессарта в Лабардане и о выступлении на митинге прозорливца.
Когда я вышел на арену, я увидел, что Сэйни сидит на первом ряду, слева от входа и улыбается мне. Но публика, встречавшая меня всегда аплодисментами, на этот раз почему-то молчала. Это молчание было гнетущим и ничего хорошего не предвещало. В воздухе что-то носилось. Заговор? Да, очевидно, заговор против меня. Сердце мое мучительно сжалось.
Наверное, я был жалок в своем смехотворном костюме с красным помпоном на берете. Безжалостно светили огромные прожектора. Все лица казались мне синими, как у мертвецов. Шталмейстр произнес обычную фразу, приглашая желающих испытать прозорливца. Поднялся всегда сидевший в первом ряду человек в черном и медленно, словно неумолимый рок, шел ко мне по песку арены.
- О чем я сейчас думаю? - спросил он.
Я сказал ему, о чем он думает, и был убежден, что сказал совершенно правильно.
- Вы лжете, - ответил человек в черном. - Вы шарлатан, а не прозорливец.
И он пошел на свое место. Шталмейстер растерянно попросил кого-нибудь выйти повторить опыт. Возле черной занавеси я увидел побледневшее лицо директора цирка. Один за другим выходили люди - самые различные люди, тонкие и толстые, маленькие и высокие, даже один горбун - и все говорили одно и тоже:
- Вы лжете! Вы шарлатан, а не прозорливец.
И вдруг по всему цирку забушевала буря. Все орали, вскакивали с мест, швырялись тухлой бататой и кокосовыми орехами.
- Долой! Достаточно! С арены! Долой! - орали в сто, в тысячу глоток со всех скамей. Я успел увидеть лицо Сэйни, испуганное и возмущенное, выпачканные пудрой лица клоунов, в испуге смотревших на скандал из-за черной занавеси, слышал как будто щелкнул бич в руке шталмейстера, подстегивающего лошадей, почувствовал резкий удар в плечо, зашатался и ткнулся лицом в песок арены, пахнущий лошадиным пометом.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Бежать! Бежать!
Я очнулся в гостинице, на своей постели, в полусумраке угасавшего дня, и первое, что увидел - это склонившееся надо мною личико Сэйни.
- Сэйни, - прошептал я.
- Вы очнулись, Фрей?
Я хотел обнять ее, но не мог поднять руки, тяжелой, как свинец.
- Не надо, Фрей. Я сама.
Она наклонилась и поцеловала меня в губы. Губы у нее были влажные и горячие.
- Они подстрелили вас, - сказала она. - К счастью, они вас только ранили в руку, и врач говорит, что вы скоро оправитесь. Вы спали двое суток, Фрей.
Она села рядом и положила руку мне на лоб. Рука ее была удивительно прохладна.
- Вы… давно здесь, Сэйни?
- С того злосчастного вечера. Ведь я люблю вас, - сказала она просто. - Хотя я ничего не знаю о вас. Нет, нет, не говорите, вам вредно говорить.
Но я не мог не говорить. Я не мог не рассказать ей о всей своей жизни.
- Теперь я еще больше люблю вас, - сказала Сэйни, когда я закончил рассказ. - Я полюбила вас… тебя даже в твоем шутовском наряде. Почему? Я сама не знаю. Но ты ведь тоже ничего не знаешь обо мне.
Ее повесть была проста и прозрачна. Отец-моряк погиб в море. Воспитала тетка. Училась в школе. Сейчас работает на заводе ананасового сока "Нектар Гро Фриша".
- Это самый большой обман, который я когда-либо видела, сказала она. - Гро Фриш зарабатывает на нем миллионы, а девушки, работающие у него, умирают с голоду. Если они пытаются пить ананасовый сок, их выгоняют с завода. Я истратила свои последние деньги, чтобы видеть тебя каждый вечер. И меня наверное уводят, потому, что я два дня не была на заводе.
Мы проговорили до ночи, пока я не заснул.
- Меня уволили, - сказала Сэйни на другой день. - Они выдали мне волчий билет. Мне ничего не остается, как…
- Уехать, - сказал я. - У меня ведь достаточно лавров. Мы сядем на ближайший пароход и покинем Батату.
- Ну, зачем тебе я? - сказала Сэйни. - Тебе необходимо уехать, тебе нельзя здесь больше оставаться, уезжай один и как можно скорее.
- Ни за что! - воскликнул я. - Как только я встану, мы уедем вместе. Мы будем работать и будем счастливы!
- Милый, - сказала она.
- Жена моя, - ответил я.