В комнатке чувствовалась женская рука. Ни пыли, ни песка. Спальный матрас застелен и свернут до половины. В углах - коврики из пумпыха. Этажерка с глиняными поделками у стены. Рядом - аккуратно сложенное белье. У окна - букет в пластиковой вазе.
Уютно.
И тот же запах. Тонкий. Исчезающий. Запах хорошего шампуня.
Внизу что-то звякнуло, стукнуло.
- Виктор, вы алкоголь пьете?
- Ну, бывает и пью, - улыбнулся Виктор.
Он повертел тарелку, поставленную на край стола, тронул пластиковые нож и вилку, заглянул в лестничный проем.
- А как ваше расследование? - донеслось с кухни.
- Движется.
- Я рада.
Затем был поднос с блюдом, накрытым вакуумной крышкой, были пластиковая емкость с белесой мутной жидкостью и два стаканчика, была корзинка с синтетическим хлебом.
И была Вера, присевшая напротив, опустившая глаза и сложившая руки на коленях. Виктор посмотрел на нее, на кончик носа, на прядку, выбившуюся из-за уха, на бугорок соска, проглядывающий сквозь ткань платья (тронь меня!), и смутился.
- Что-то совсем не пахнет, - сказал он, наклоняясь к блюду.
- Сейчас, - сказала Вера.
Вакуумная крышка коротко пшикнула, и пар облаком рванул вверх. Горячий, пряный мясной аромат ударил в ноздри.
- М-м-м, - сказал Виктор.
- Нравится?
- Очень, - честно сказал он.
Мясо, паря, лежало на блюде мраморными, с прожилками, кусками, слегка пористое, с корочкой по внешнему краю. С одной стороны его окаймляли дольки запеченного пумпыха, а с другой - полоски вязкого серого сыра.
- Можно?
Виктор вопросительно ткнул вилкой в кусок.
- Конечно! - рассмеялась Вера. - Это можно есть.
- А вы?
- Давайте на "ты".
- Да, конечно. Ты… Тебе какой кусок положить?
- Вот с краю, маленький.
- Обязательно.
Виктор подцепил мясо вилкой, помог ножом, опустил в подставленную тарелку.
- Спасибо.
Глаза Веры показались ему золотистыми. То ли свет так ложился, то ли он изначально ошибся в их оттенке.
- А я тогда возьму целых два, - сказал он, перекатывая себе сочащиеся жиром куски. - Вы… ты еще не знаешь, насколько я голоден.
Вера снова рассмеялась.
- Выпьем?
- Если женщина просит…
Виктор принял уже наполненный стаканчик.
Жидкость пахла травяной горечью. Наверное, на пустой желудок ее не следовало бы…
- За тебя.
Стаканчик торопливо стукнулся о стаканчик.
- Аналогично.
Виктор выдохнул, опрокинул горечь в себя, сразу проглотил и, качнувшись от пьяной волны, мгновенно ударившей в голову, склонился к тарелке.
Нож. Вилка.
Мясо брызгалось как настоящее. Он отрезал дольку, сунул в рот, не чувствуя вкуса, лишь бы побыстрей, лишь бы не окосеть и не отрубиться.
- Виктор! Давайте же!
Он посмотрел на вновь протянутый стаканчик.
- Так скоро?
- Виктор, это за знакомство.
Под его взглядом губы у Веры дрогнули, гася улыбку. Лицо сделалось бледным, далеким, напряженно-пустым.
- Вера…
Виктор поймал Верину руку и с трудом принудил ее поставить стаканчик на стол.
- Не надо… - прошептала она.
- Вы чего хотите-то? - спросил Виктор тихо. - Напиться? Не стоит оно того. Честное слово, не стоит.
- А как жить?
В уголке Вериного глаза набрякла слеза. Дрогнула, покатилась, чертя дорожку по щеке.
Вздохнув по мясу, Виктор осторожно, на коленях, обогнул стол. Повернул, прижал женщину к себе. Это было странно - прижимать женщину как предмет.
Никакого желания. Рад ли я?
- Вера, ну что вы! Такое мясо - и слезы!
Он говорил и гладил ее по волосам.
Потом ощутил чужую руку, скользнувшую по спине. Подумал: ее правая грудь притиснута к моей левой. И что? Ничего.
А левую можно взять в ладонь.
- И жить надо, как живется, - прошептал он рыжеватым, пахнущим шампунем прядкам. - Мы же люди. Мы должны оставаться людьми. Потому что иначе - темнота.
- Мне страшно, Виктор! - Вера порывисто ткнулась лбом ему в шею. - Я хочу…
- Что?
Он не расслышал последнего слова.
- На Землю, - сказала Вера. - Я очень-очень хочу на Землю. Я же не видела ее никогда.
- Вы… ты уже здесь родилась?
- Да.
Виктор прислушался к себе. Внутри молчали. Внутри, видимо, были не против. Может, внутри это считали прелюдией.
Странно.
- А мне было восемь, когда мы грузились на корабль-ковчег, - сказал он. - Я очень мало помню земного. Помню, трава была зеленая.
- Трава бурая и красная, - глухо произнесла Вера.
- Знаю. Я и сам уже не могу ее представить другой. Закрываю глаза, как кисточкой крашу в зеленый цвет, а она облезает.
- А еще что?
В проеме раскрытого окна темнели крыши, выцветшие в пепельно-серое облачные нити над ними тянулись едва видными пучками.
- Еще, смутно, помню дом, - сказал Виктор. - Это была такая башня в шестьдесят этажей. Мы жили вроде бы на сорок первом. Или на тридцать первом. Я помню, как лифт нес нас наверх, и сквозь прозрачную стенку было видно, как люди внизу превращаются в точки, а ролеры в палочки. Ролеры - это такие…
- Не надо, это из кино, - сказала Вера.
Она чуть двинула ногой. Платье смялось, открыв царапины и пятна синяков выше колена.
- Мы же умрем здесь, да?
Виктор вздохнул.
- Все умирают. Везде. Даже на Земле.
- Почему то, что в нас, не хочет сделать нас бессмертными?
- Не знаю. Может, оно пытается.
- Мне кажется, мы ему не нужны. Оно играет, оно скрещивает…
Укол боли заставил Виктора промолчать. Я рад, безумно рад, подумал он, я ежесекундно ощущаю свою нужность.
И легонько отлепил Веру от себя.
- Ты лучше скажи мне, есть кто-нибудь в городе, участвовавший в следствиях по Неграшу? Кто-нибудь, кто в курсе?
Несколько секунд Вера смотрела Виктору в переносицу.
- Пустынников, наверное. Он живет на Центральной, рядом с вокзалом. У него кондитерский, с заквасками.
- Видел, - кивнул Виктор.
- Вот он…
Вера, не договорив, потянулась к нему. Ее губы коснулись его губ. Поймали. Дохнули травяной горечью. Поползли по лицу, от щеки к щеке.
Закрытые глаза, подрагивающие ресницы.
- Виктор…
Он не ответил.
Ни в душе, ни в паху не было никакого шевеления. Виктор сидел и ждал, пока женщина отстранится. По коже лица, казалось, перекатывалось липкое пумпышье семечко.
Почему, думалось ему.
Это же было мое желание. Я хотел. Я представлял. Или желание не было моим? Или это ее желание проецировалось на меня тогда?
Или это…
Хрустнул колено. Словно железными пальцами стиснуло правую икру.
Ах, я рад! Рад. Ничего не хочу. Ни о чем не думаю.
- Извини, - Виктор с трудом поднялся, - извини, я сейчас…
- Ты куда? - упавшим голосом произнесла Вера.
- Подышу.
Он что-то изобразил руками.
В глазах на секунду задержалось: Вера смотрит на него, закусив губу, плечико красного платья сползло, открывая грудь, кропит пол мутная вода из опрокинутого стаканчика.
- Душно, - сказал Виктор.
Спустившись вниз, он вышел на крыльцо, рванул комбинезон. Заколотило. Скрючило и выпрямило.
Почему? Почему?!
Я же пытаюсь. Я слушаюсь. Я ищу. Я завтра пойду к Провалу. Разве это ничего не значит? Кто мы для тебя?!
Хрипя, он привалился к стене.
Ни ответа, ни привета. Как ожидаемо.
Ночь плотной угольной ватой выложила улицу. Словно рядом и не было домов, не было людей, не было вообще ничего.
Почти космос.
Тау Кита. Двенадцать световых лет.
- Виктор? - донеслось сверху.
Боль обманутой женщины - вот она вся.
- Я сейчас поднимусь, - выровняв дыхание, сказал он.
И обнаружил вдруг, что стоит в носках. Зачем-то потер ладони. Усмехнулся. И, соскочив с крыльца, канул во тьму.
Проснулся Виктор от того, что кто-то ходил рядом.
То слева, то справа. Шуршал одеждой, дышал. Чем-то звякал. Вера?
Он рывком сел.
Свет от окна полосой лежал в ногах. Утро? День? Утро. Свет неверный, серый, дымчатый. Днем свет ярче.
Пустая квадратная комната. Дверной проем.
Виктор спустил ноги. Голый. Совсем голый. Что было? Было ли что-то? Он поискал глазами комбинезон, одновременно щупая себя в паху.
Пальцы вдруг сжали мошонку.
Он не удержался от болезненного вскрика. Зачем? - пронеслось в голове. Я же не думал ни о чем. Я просто не понимаю…
Пальцы разжались.
- Ой! Виктор, вы проснулись!
Голая женщина встала в проеме.
Высокая, с вислыми грудями, полными бедрами и складками на животе. Не Вера. Полотенце через плечо. Перчатки на руках.
Виктор разглядывал ее, мучительно вспоминая, как ее зовут. Она же вроде бы говорила ему. Или нет?
- Здравствуйте. А где?…
Женщина улыбнулась, показывая мелкие зубы.
- Если вы про комбинезон, то я его вам постирала.
- Там же планшет! - опрокидываясь на спину, простонал Виктор.
- Нет-нет, - быстро произнесла женщина, - я выложила.
Нисколько не стесняясь своей наготы, она прошла в комнату, совсем отдернула занавеску с единственного окна.
Полоса света расширилась, уперлась в стену, протекла в коридор.
- Виктор, - женщина опустилась на широкий спальник, - мне очень понравилось, как вы… как мы вчера…
Ее взгляд стал лукавым.