- В самом деле?
- Каждая бусинка - это "настоящее". Каждое "настоящее" имеет свое прошлое и свое будущее. Но ни одно из них не связано с другим. Понимаете? Если a = a1 + a2ji + φах(b1)…
- К черту математику, Генри!
- Это форма квантованного переноса энергии. Время излучается дискретными порциями, или квантами. Мы можем войти в любой квант и совершить изменения в нем, но никакие изменения в одной частичке не влияют ни на какие-либо другие частички. Правильно?
- Неправильно, - сказал я с сожалением.
- То есть как это "неправильно"?! - воскликнул профессор, возмущенно размахивая руками буквально где-то между ребрами проходившей мимо студентки. - Достаточно взять трохоидальные уравнения и…
- Неправильно! - твердо повторил я. - Хочешь меня послушать, Генри?
- Валяйте, - сказал он.
- Ты заметил, что стал… как бы это выразиться… нематериальным? Призрачным? Лучистым? Что пространство и время для тебя больше не существуют?
- Ага.
- Генри, я имел несчастье построить машину времени еще в 1975 году.
- Вот как? Послушайте, а как вы решили вопрос с мощностью? Я использовал, по-моему, примерно 7,3 киловатта на…
- К черту мощность, Генри. Первый мой визит в прошлое был в плейстоценовую эпоху. Я хотел заснять мастодонта, гигантского ленивца и саблезубого тигра. Когда я пятился, чтобы уместить мастодонта в кадре при диафрагме 6,3 и выдержке сотка или, по шкале ЛВС…
- К черту шкалу ЛВС! - сказал Хассель.
- Когда я пятился, я споткнулся и нечаянно раздавил маленькое плейстоценовое насекомое.
- Ага! - воскликнул Хассель.
- Я был подавлен случившимся. Мне уже мерещилось, как я возвращаюсь в свой мир и застаю его радикально изменившимся из-за смерти этого насекомого. Представь себе мое изумление, когда я вернулся и увидел, что в моем мире ничего не изменилось.
- Ого! - присвистнул Хассель.
- Я заинтересовался. Я снова отправился в плейстоцен и убил мастодонта. В 1975 году ничего не изменилось. Я вернулся в плейстоцен и истребил там все живое - по-прежнему ни малейшего результата. Я помчался сквозь время, убивая все вокруг, чтобы изменить настоящее.
- Значит, ты поступил так же, как и я! - воскликнул Хассель. - Я прикончил Колумба.
- А я прикончил Марко Поло.
- Но я прикончил Наполеона!
- Ну, Эйнштейн - более значительная персона.
- Даже Магомет ничего не изменил. Уж от него-то я ожидал большего.
- Знаю. Я его тоже прикончил.
- Как это так? - оскорбленно воскликнул Хассель.
- Я его убил 16 сентября 599 года.
- Я прикончил Магомета 5 января 598 года!
- Я тебе верю.
- Но как же ты мог его прикончить после того, как я его прикончил?!
- Мы его оба прикончили.
- Это невозможно!
- Молодой человек, - сказал я. - Время - личное дело каждого. Прошлое - оно как память. Мы стерли свое прошлое. Для всех других мир по-прежнему существует, а мы с тобой перестали существовать, Когда ты стираешь у человека память, ты разрушаешь его как личность.
- То есть как это "перестали существовать"?!
- Каждый раз, когда мы в своем прошлом что-то уничтожали, мы немножко таяли. И наконец растаяли совсем. Теперь мы с тобой - призраки… Надеюсь, миссис Хассель будет вполне счастлива с мистером Мэрфи… И вообще, слушай, не лучше ли нам с тобой поторопиться? Сейчас в Академии Ампер как раз выдает отличные анекдоты о Людвиге Больцмане!
ПИ-ЧЕЛОВЕК
THE PI MAN, 1959.
Перевод, В. Баканова.
Как сказать? Как написать? Порой я выражаю свои мысли изящно, гладко, даже изысканно, и вдруг - reculer pour mieux sauter - это завладевает мною. Толчок. Сила. Принуждение.
Иногда я должен возвращаться но не для того, чтобы прыгнуть; даже не для того, чтобы прыгнуть дальше. Я не владею собой, своей речью, любовью, судьбой. Я должен уравнивать, компенсировать. Всегда.
Quae nocent docent. Что в переводе означает: вещи, которые ранят, учат. Я был раним и многих ранил. Чему мы научились? Тем не менее. Я просыпаюсь утром от величайшей боли, соображая, где нахожусь. Ч-черт! Коттедж в Лондоне, вилла в Риме, апартаменты в Нью-Йорке, ранчо в Калифорнии. Богатство, вы понимаете… Я просыпаюсь. Я осматриваюсь. Ага, расположение знакомо:

О-хо-хо! Я в Нью-Йорке. Но эти ванные… Фу! Сбивают ритм. Нарушают баланс. Портят форму. Я звоню привратнику. В этот момент забываю английский. (Вы должны понять, что я говорю на всех языках. Вынужден. Почему? Ах!)
- Pronto. Ecco mi, Signore Storm. Нет. Приходится parlato italiano. Подождите. Я перезвоню через cinque minute.
Re infecta. Латынь. Не закончив дела, я принимаю душ, мою голову, чищу зубы, бреюсь, вытираюсь и пробую снова. Voila! Английский вновь при мне. Назад к изобретению А.Г. Белла ("Мистер Ватсон, зайдите, вы мне нужны").
- Алло? Это Абрахам Сторм. Да. Точно. Мистер Люндгрен, пришлите, пожалуйста, сейчас же несколько рабочих. Я намерен две ванные переоборудовать в одну. Да, оставлю пять тысяч долларов на холодильнике. Благодарю вас, мистер Люндгрен.
Хотел сегодня ходить в сером фланелевом костюме, но вынужден надеть синтетику. Проклятье! У африканского национализма странные побочные эффекты. Пошел в заднюю спальню (см. схему) и отпер дверь, установленную компанией "Нэшнл сейф".
Передача шла превосходно. По всему электромагнитному спектру. Диапазон от ультрафиолетовых до инфракрасных. Микроволновые всплески. Приятные альфа-, бета- и гамма-излучения. А прерыватели ппррр еррррр ыввва ютттт - выборочно и умиротворяюще. Кругом спокойствие. Боже мой! Познать хотя бы миг спокойствия!
К себе в контору на Уолл-стрит я отправляюсь на метро. Персональный шофер слишком опасен - можно сдружиться; я не смею иметь друзей. Лучше всего утренняя переполненная подземка - не надо выправлять никаких форм, не надо регулировать и компенсировать. Спокойствие! Я покупаю все утренние газеты - так требует ситуация, понимаете? Слишком многие читают "Таймс"; чтобы уравнять, я читаю "Трибьюн". Слишком многие читают "Ньюс" - я должен читать "Миррор". И т. д.
В вагоне подземки ловлю на себе быстрый взгляд - острый, блеклый, серо-голубой, принадлежащий неизвестному человеку, ничем не примечательному и незаметному. Но я поймал этот взгляд, и он забил у меня в голове тревогу. Человек понял это. Он увидел вспышку в моих глазах, прежде чем я успел ее скрыть. Итак, за мной снова "хвост". Кто на этот раз?
Я выскочил у муниципалитета и повел их по ложному следу к Вулвортбилдинг на случай, если они работают по двое. Собственно, смысл теории охотников и преследуемых не в том, чтобы избежать обнаружения. Это нереально. Важно оставить как можно больше следов, чтобы вызвать перегрузку.
У муниципалитета опять затор, и я вынужден идти по солнечной стороне, чтобы скомпенсировать. Лифт на десятый этаж Влврт. Здесь что-то налетело оттт кк уда ттто и схватило меня. Чччч-тто тто сстттт ррррр шшшшшшнн ое. Я начал кричать, но бесполезно. Из кабинета появился старенький клерк с бумагами и в золотых очках.
- Не его, - взмолился я кому-то. - Милые, не его. Пожалуйста.
Но вынужден. Приближаюсь. Два удара - в шею и пах. Валится, скорчившись, как подожженный лист. Топчу очки. Рву бумаги. Тут меня отпускает, и я схожу вниз. 10.30. Опоздал. Чертовски неловко. Взял такси до Уоллстрит, 99. Вложил в конверт тысячу долларов (тайком) и послал шофера назад в Влврт. Найти клерка и отдать ему.
В конторе утренняя рутина. Рынок неустойчив. Биржу лихорадит: чертовски много балансировать и компенсировать, хотя я знаю формы денег. К 11.30 теряю 109872,43 доллара, но к полудню выигрываю 57075,94.
57075 - изумительное число, но 94 цента… фу! Уродуют весь баланс. Симметрия превыше всего. У меня в кармане только 24 цента. Позвал секретаршу, одолжил еще 70 и выбросил всю сумму из окна. Мне сразу стало лучше, но тут я поймал ее взгляд, удивленный и восхищенный. Очень плохо. Очень опасно.
Немедленно уволил бедную девочку.
- Но почему, мистер Сторм? Почему? - спрашивает она, силясь не заплакать. Милая маленькая девочка. Лицо веснушчатое и веселое, но сейчас не слишком веселое.
- Потому что я начинаю тебе нравиться.
- Что в этом плохого?
- Я ведь предупреждал, когда брал тебя на работу.
- Я думала, вы шутите.
- Я не шутил. Уходи. Прочь! Вон!
- Но почему?
- Я боюсь, что полюблю тебя.
- Это новый способ ухаживания? - спросила она.
- Отнюдь.
- Хорошо, можете меня не увольнять! - Она в ярости. - Я вас ненавижу.
- Отлично. Тогда я могу с тобой переспать.
Она краснеет, не находит слов, но уголки ее глаз дрожат. Милая девушка, нельзя подвергать ее опасности. Я подаю ей пальто, сую в карман годовую зарплату и вышвыриваю за дверь. Делаю себе пометку: не нанимай никого, кроме мужчин, предпочтительно неженатых и способных ненавидеть.
Завтрак. Пошел в отлично сбалансированный ресторан. Столики и стулья привинчены к полу, никто их не двигает. Прекрасная форма. Не надо выправлять и регулировать. Заказал изящный завтрак.