…Виола следила за подругой из-под полуопущенных ресниц. Она была высо-кой статной блондинкой с почти совершенной фигурой и идеальным вкусом.
- Скажи, Нерина, тебе действительно так понравился он? - спросила она, стара-ясь не выдавать невольной зависти. Листия, темноволосая и темноглазая молодая женщина в фиолетовом бархатном платье, бросила на Виолу подозрительный взгляд. Она хорошо знала подругу и предчувствовала, что та начинает свою оче-редную игру.
- Да, - призналась Нерина, отвечая на вопрос Виолы.
- Не советовала бы тебе кокетничать с ним. У вас ничего не получится. Он не такой человек, - стараясь придать своему лицу равнодушие, что хорошо ей удалось, словно невзначай проронила Виола.
- Я лично так не думаю, - раздался голос Листии. Виолы гневно сверкнула гла-зами. Когда, наконец, эта Листия перестанет бесконечно вмешиваться в чужие дела? Изобразив на лице ледяную улыбку, Виола холодно ответила:
- Я и не говорю, что моя точка зрения правильна. Я лишь высказываю мнение.
- Я тоже, - усмехнулась Листия.
Подобную сцену Нерина наблюдала множество раз, и теперь, как и раньше, ей пришлось играть роль буфера.
- Ладно, в конце концов, это не так уж и важно, - поспешно сказала она. Но слова Виолы о том, что Торрей "не такой человек", запали ей в душу.
…Дни текли удивительно медленно, и лишь часы сеансов проходили, как одно мгновение. И Нерина, и Торрей каждый раз мучительно ждали новой встречи, и ка-ждый раз боялись сказать хоть слово о том, что чувствуют.
Торрей сердился на себя за то, что так неосторожно сказал про жену. Как те-перь быть? Как и говорила Джемма, эта заказчица не похожа на предыдущих. Но откуда же ему было знать, что она, как всегда, права? Для художника стало настоя-щим мучением писать Нерину, вглядываться в ее отрешенное лицо, словно для того, чтобы изобразить его черты на холсте. Но на самом деле он искал признаки, что и она испытывает что-то подобное ему, и, не находя их, художник с какой-то стран-ной обидой принимался выводить портрет Нерины.
Нерина проводила дни, считая минуты, оставшиеся до сеанса. Но как только появлялся художник, она надевала маску равнодушной веселости, пряча за нею свои мысли и чувства. Быть может, если бы не слова Виолы, она и решилась бы показать свое истинное отношение к художнику, но при мысли, что он все равно останется равнодушным, ей становилось не по себе. "Пусть лучше и я буду казаться ему та-кой" - убеждала себя она, и все равно чувствовала невольные угрызения совести. И вот картина была готова. Торрей молча смотрел на Нерину, понимая, что расстается с нею навсегда, и не зная, как можно продлить минуты расставания.
- Вот и все, - как-то глухо произнес он. Нерина нахмурилась и, не найдя, что ответить, лишь молча кивнула.
- Прощайте, Нерина, - тихо сказал Торрей.
- Спасибо вам за все, - столь же тихо ответила та.
- Картину я окончу дома, там осталась пара последних штрихов. Ее вам занесет моя прислужница, - кляня себя за сказанные слова, но все же говоря их, произнес Торрей. Нерина почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица, а в глазах вот-вот появятся слезы. Отвернувшись к окну, она с расстановкой повторила:
- Спасибо вам за все.
Торрей вышел из залы, оставив Нерину одну и не зная, что, как только за ним закрылись двери, молодая женщина, уронив голову на грудь, беззвучно запла-кала.
…Торрей сидел в глубоком кресле, закутавшись в теплый плед и глядя в окно на ночное небо. Он сидел неподвижно уже около часа, не в силах подняться - ведь тогда придется что-нибудь делать, а ему хочется поразмышлять, хотя вряд ли при-дет что-либо путное в голову.
- Джемма! - вдруг крикнул он и тут же мысленно обругал себя. Никогда еще Торрей не позволял себе приказывать ей таким тоном. Похоже, любовные тревоги портят его.
Через минуту двери отворились, и на пороге показалась Джемма: в светлом платье, с каштановыми волосами, убранными в простую прическу.
- Сеньор, Вы звали меня? - она чуть удивленно приподняла брови, словно не понимая, что заставило его отступить от собственных привычек и кричать через всю комнату. Впрочем, нет, вряд ли поведение Джеммы можно было бы сравнить с чьим-то еще. Даже Торрей не знал, о чем думает она.
- Да, - нехотя произнес художник, стараясь за усталым безразличием скрыть смущение. - Я прошу тебя, сходи к Нерине (ну, моей заказчице!) и отнеси картину. Или поручи это кому-то другому.
- С удовольствием, - Джемма посмотрела прямо в глаза Торрею и с расстанов-кой проговорила: - Я поручаю это Вам, сеньор.
- Что?! - от неожиданности он подскочил в кресле. Уставившись на Джемму художник сердито нахмурился.
- Извини меня, но ты все-таки моя служанка, - но, не смотря на старания, Тор-рей не смог вложить в свои слова и капли гнева. Джемма умела словно бы нейтрали-зовать дурные побуждения.
- Я знаю, сеньор. И пытаюсь помочь Вам. Вы ведете себя, как маленький ребе-нок, - Джемма чуть склонила голову набок, во взгляде ее появилась легкая насмеш-ка. - Вы, итальянцы, так высокомерны! Но сейчас не об этом. Дело в том, что госпо-жа Нерина ждет Вас.
- Тебе-то откуда знать, кого она ждет? - пробурчал Торрей и откинул покрыва-ло. Под проницательно-ироничным взглядом своей служанки ему было неуютно нежиться в кресле. Действительно, он напоминает маленького мальчика! Джемма же продолжала:
- Дело в том, что я сегодня ходила к ней.
- К кому ты ходила?! - Торрей вскочил на ноги и подбежал к ней. Но резкие слова замерли у него на губах, когда он встретился со спокойным взглядом Джем-мы. Откинув челку ото лба, он чуть дрожащим от все еще не угасшего раздражения голосом произнес: - Честное слово, иногда мне кажется, что ты не человек, а ангел-каратель, спустившийся с Небес;
Джемма ничего не ответила на его замечание, выражение ее лица осталось таким же.
- Я ходила к госпоже. Нерине. Когда я назвала ей свое имя, мне на долю секун-ды показалось, что она кинет в меня подушкой, - при последних словах в глазах Джеммы появились искорки смеха. Торрей сердито посмотрел на нее:
- Почему тебе так показалось? А, знаю… - только сейчас он вспомнил, что он Нерине назвал имя Джеммы как имя своей жены. Да, получилось глупо. Постарав-шись придать своему лицу равнодушное выражение, художник как можно более прохладным тоном поинтересовался: - Ну, и чем все закончилось? - и, не глядя на старания, в голосе Торрея зазвучала невольная надежда.
- Она сказала, что ждет Вас с картиной, - Джемма улыбалась краешками губ.
- Джемма, ты когда-нибудь убьешь меня своим поведением, - вздохнув, пока-чал головой Торрей. Поймав укоризненный взгляд служанки, он снова вздохнул и обреченным голосом приказал принести картину.
…-Госпожа Нерина ждет Вас, сеньор Торрей, - произнес прекрасно вышколен-ный слуга и, слегка поклонившись, неспешно удалился. Художник проводил его растерянным взглядом и, набрав в легкие побольше воздуха, вошел в распахнутые двери. Все вокруг утопало в розовом цвете. Кресла, цветы, и даже стены были обиты розовым шелком. В кресле у противоположной стены сидела Нерина. Локоны водо-падом ниспадали ей на плечи, платье подчеркивало высокую грудь и тонкую талию, а на пальцах блестели кольца. Она поднялась ему навстречу, но не произнесла ни слова. Он приблизился к ней на шаг, и вот они уже стоили напротив друг друга.
Художник прислонил принесенную картину к стене и, подойдя к Нерине, взял ее руки в свои. Спросив разрешение взглядом, он прикоснулся к ним губами.
…В следующее мгновение Нерина очутилась в объятиях художника…
Эпилог
Он вошел в аудиторию, медленно поднялся на трибуну, поставил на длин-ный стол рядом свою сумку и устало поднял взгляд на зал, замерший в ожидании.
Около семидесяти человек, пришедших в химико-технологический универ-ситет познавать точные и гуманитарные науки… Только вот особого стремления к знанию он в их взглядах ни разу не видел. А к предмету, который вел он сам, все от-носились и того хуже. "Да кому нужна эта ваша философия…" - отчетливо читал он в их ленивых взглядах, проводя семинары и лекции.
Откашлявшись, он натренированным спокойным голосом лектора, множест-во раз выступавшего на публике, начал:
- Меня зовут Михаил Иванович Звеньев. Я буду читать у вас лекции по фило-софии, а в некоторых группах - проводить семинары. Философию вы будете изучать в течение одного семестра, а в январе у вас будет экзамен. Итак, приступим к собст-венно философии.
Слово философия происходит от греческого "филио" - любовь и "софия" - мудрость, то есть "любовь к мудрости". Как говорил Аристотель… - тут он на мгно-вение оборвал свою речь, случайно встретившись взглядом с худенькой девушкой с короткими пышными локонами серебристо-соломенного оттенка, сидящей в треть-ем ряду и равнодушно конспектирующей его речь. В принципе, в ней не было ниче-го особенного, но как же объяснить тот факт, что в последних две ночи он видел ее в своих снах, причем не только ее?… Лектор быстрым цепким взглядом окинул зал и обнаружил еще несколько знакомых по этим же снам лиц. Странно, неужели это правда?.. Он тут же откинул эту мысль и, заметив, что студенты посматривают на него с недоумением, продолжил лекцию все тем же равнодушным голосом: - Как говорил Аристотель…
…Михаил Иванович опустился на стул и тяжело вздохнул. Начался очередной рабочий день, не предвещающий ничего хорошего.
- Это какая группа? - равнодушно спросил он, открывая папку.
- 2-Р-35, - раздалось сразу несколько голосов. Преподаватель хмыкнул:
- Р - это, надо понимать, резина… Ага, вот, - он вытащил тоненький лист, от-крыл его и, достав ручку, принялся читать: - Агафьева Оксана.