Он упал на что-то мягкое и пружинящее, теплое, шевелящееся, от удара помутилось в глазах. Он встал, превозмогая боль в боку, сделал пару шагов и почувствовал опасность, смертельную, неотвратимую, она была всюду. Маркиз с трудом унял дрожь в коленях, пошел туда, где, по его мнению, был противоположный край оврага.
Вокруг его запястья деликатно обвилось розоватое щупальце, второе уже менее деликатно охватило горло, чьи-то зубы впились в ногу – комбинезон спас. Здесь, в тумане, тоже была жизнь, тоже была Зона, но Маркиз ничего не видел сквозь этот туман. Скорее бы кончилось! – подумал он, пытаясь освободиться, но щупальца настойчиво тянули его куда-то. Туман тускнел, проявились смутные контуры деревьев и обладателя щупальцев. Сейчас он меня слопает, понял Маркиз и рванулся, но щупальце сдавило шею. Темная масса придвинулась, и Маркиз в который раз потерял сознание.
Очнулся он не в желудке у чудища и не на базе, а на своем любимом кожаном диване. Приснилось, слава богу. Нервы становятся ни к черту, практически никогда ведь кошмары не снились.
Он принял душ, вымыл голову, надел халат и потрогал щеки. Бриться надо, хоть и неохота.
Маркиз подошел к зеркалу и увидел у себя на шее красную полосу. Не сон? Не сон…
У него подогнулись колен. Присев на край ванны, он посмотрел на руки. Впрочем, запястье было защищено рукавом комбинезона, а воротник был расстегнут. Значит, Шарля заела совесть и он вытащил своего несознательного приятеля. Собственно, в глубине души Маркиз в этом и не сомневался. Только вот чем же грозит этот туман, знать бы… может, именно с него перестают быть людьми.
Маркиз потрогал полоску на шее. Больно не было. Щупальце тащило его мягко, не больно, в обморок он хлопнулся исключительно от страха. Он героем не был и никогда героя из себя не строил. И сейчас тоже было страшно. Остановись, сталкер! – сказал ему много лет назад капитан из патруля в приватной беседе. Может, стоило. Остановиться, остановить других, кого еще можно. И жить. Не связываться ни с какими пришельцами, жить себе на зарплату, как все полицейские. Взятки можно мелкие брать, например. Живут же люди без Зоны…
А сейчас надо пойти выпить.
От бутылки с коньяком его оторвал Шарль. В прямом смысле. Одной рукой держал бутылку, другой оттаскивал Маркиза. Оттащил, снял с него халат и внимательно осмотрел худое тело. Маркизу стало смешно. Сценка! Один стоит в чем мать родила, второй его разглядывает.
– Ну как? Что увидел?
– Дурака, – спокойно ответил Шарль. – Круглого. Кому и что ты доказал? Мальчишество.
– Воспитывать меня в любом случае уже поздно, – намекнул Маркиз.
– Я хотел, чтобы ты понял одно: Зона тебя не любит. Ты для нее представляешь какую-то опасность.
– Я – для нее? А не наоборот?
Шарль покачал головой и мягко сказал:
– Ты все делаешь вопреки себе. Зачем?
– Почему ты мне не помог? – в упор спросил Маркиз. Впрочем, спросил, наверное, коньяк, потому что Маркиз все-таки имел возможность его выпить. Благодаря Шарлю. Можно быть аборигеном, но не обязательно свиньей.
– Ты этого не хотел, – ответил Шарль. – Ты как маленький. Думал: вот умру, пусть им всем будет плохо.
– Их бы это не остановило, – горько улыбнулся Маркиз. – Наоборот.
Шарль кивнул.
– Да, ты все понимаешь, но делаешь. Почему? Я и правда не могу понять. Ты же очень умный человек.
– От бессилия, – проворчал Маркиз, – и ты это знаешь. Я не хочу, чтобы они были в Зоне. Никому от этого не станет лучше, понимаешь? Я это чувствую. А мое нутро меня не подводило еще никогда. Зона недовольна. Это заметил не только я. Это заметили все сталкеры. Зона любит, чтобы с ней считались, понимаешь? А эти не считаются ни с ней, ни со мной. Ты ведь тоже понимаешь, что она живая… ну как бы живая. Пойми, я не просто человек. Я – сталкер. Твои собратья никак не хотят понять, что я не одинок. Нас, конечно, меньше, чем людей на Земле, но мы живем Зоной. Это как: гуманно – лишать нас нашей жизни во имя абстрактной опасности? Сколько существует Зона, ее граница не расширялась. Да, у сталкеров не бывает нормальных детей, да, мы сами часто становимся ненормальными, но мы сами это выбрали. А они нам мешают. Может, Зона с нами играет, а они лишили ее игрушек – сталкеров, поэтому Зона стала беспощадной. Нас гибнет больше, чем раньше. Ведь не у всех такой приятель, который вытащит, как ты меня.
– Я тебя не вытаскивал, – тихо произнес Шарль.
– Роботы?
– Нет. Кларк. Только у него скафандр сверхзащиты.
– Вот спасибо… похуже ничего придумать не мог? Значит, я ему теперь еще и жизнью обязан? Подарочек, однако... я же всегда плачу долги.
– Не нервничай, скафандр ему не понадобился.
– А что? Эта зверюга блондинов не ест?
– Ты был в обмороке, но рядом с тобой никого не было.
Маркиз вспомнил огромный смутный контур, щупальца, потрогал шею и предположил:
– Может, я невкусный?
– Вряд ли. Это чудище, как ты говоришь…
– Я не говорю, – перебил Маркиз.
– Ну хорошо, так думаешь. Оно ест все живое. Даже звездных инспекторов в скафандрах. Даже блондинов.
– А ты его видел?
– Я видел и чувствовал то же, что и ты.
– Лихо тебе пришлось, – посочувствовал Маркиз. Он не издевался. Еще кому-то довелось испытать этот кошмар – какая уж тут издевка. Знать, что сейчас тебя не будет, причем неизвестно, каким именно способом, чувствовать себя устрицей, которую сейчас проглотят и сколько будут переваривать, неизвестно, глотать этот туман… Не позавидуешь.
– Извини, Шарль.
– Что ты! Не нужно.
Шарль внимательно смотрел ему в глаза, а может быть, в душу. В душе было паршиво.
– Куда же оно делось, если его не Кларк укокошил?
– Его нельзя укокошить без аннигилятора, а аннигилятора нет даже у Кларка. Он спустился в овраг и почти сразу нашел тебя. Ты был один, тогда Шарль позвал меня: он не хотел, чтобы ты его видел.
– А Кларка позвал ты?
– Я. Я не мог тебе помочь. Против этого ветра нужна сверхзащита. Кларк ушел, ты был в обмороке… от перенапряжения. Чудища не было. Было вот это.
На его ладони лежал черный не отражающий света шарик. "Черная брызга".
– Ты свернул пространство, Дени.
1990
ЗЕЛЕНЫЕ ЧЕРТИ
– Маркиз, – жалобным шепотком позвал Люси – Маркиз, тебя спрашивают.
Маркиз не повернулся:
– Кто?
– Маркиза.
Впрочем, можно было вопроса и не задавать. Разве Люси осмелился бы обеспокоить Маркиза, если бы его искал кто-то другой. Ну, разве что Шарло. Для всего остального мира, включая иные миры, его сейчас просто не существовало.
– Скажи, что я в порядке.
Люси безмолвно исчез. Для такого гиганта он двигался на удивление легко.
Человек с нежной фамилией Люси и поэтическим именем Селестен производил устрашающее впечатление. Ростом он был чуть больше двух метров, плечищи имел такие, что в иные двери проходил только боком, руки были едва ли не до колен, а ладони – с хорошую совковую лопату. Это сооружение увенчивалось непропорционально маленькой головкой с низким лбом, крохотными вдавленными глубоко под обширные брови глазками цвета жухлых листьев, перекошенным разбитым носом боксера и пастью гориллы. Вдобавок это милое личико было покрыто неэстетичного вида шрамами и обрамлялось короткой щетиной неопределенного цвета, которую Люси поминутно причесывал, и двумя лопухами, которые не смогли прижать к черепу никакие схватки на ринге.
Двадцать пять лет назад Люси был классным боксером, потом побил не того и не там раз, другой – и его дисквалифицировали. Что он делал в последующие десять лет, знали только он да Маркиз. Сейчас Люси содержал ресторанчик, где кормили недешево и вкусно. Вышибала ему не требовался, достаточно было самому только показаться на глаза дебоширу.
За дегенеративной физиономией с узким лбом олигофрена успешно скрывался расчетливый и достаточно глубокий ум. Люси не боялся никого и ничего и нежно любил только одного человека. Для этого человека он готов был сделать все. В самом прямом смысле – все. То есть абсолютно. Много лет назад Маркиз оказал ему не так чтоб уж значительную услугу: выручил из неприятной ситуации, а потом пару километров волок на себе. Когда Люси это осознал, он проникся к Маркизу глубочайшей любовью. Главным образом его потрясло то, что внешне хрупкий Маркиз с его изящными руками и тонкой шеей тащил его некомпактные сто двадцать килограммов.
Маркиз тогда, правда, чуть не надорвался: он и сам налетел на нож, потерял довольно много крови. Но услуги такого рода он не считал чем-то особенным, оказывал часто, работа у него в конце концов такая была – людям помогать. Может, именно поэтому Люси и другие считали себя по гроб жизни обязанными.
Со временем Маркиз даже привык к верноподданническому отношению Люси. Люси гордился тем, что к нему Маркиз даже обращается за помощью, ведь этой чести он удостаивал совсем немногих. И "расслаблялся" Маркиз всегда только у Люси, потому что здесь ему не мешали и никого к нему не пускали. Только Люси видел Маркиза не только крепко пьющим, но и пьяным как бревно. И никогда ни о чем не спрашивал, разве что о меню. Если уж он решался Маркиза обеспокоить, то только по особо важной причине.
Маркиз ушел сюда пять дней назад. Пил он, как ни странно, мало. У него было состояние самоубийцы, так ему было тошно, правда, вешаться он не собирался. Он ни о чем не думал, тупо смотрел в одну точку и даже забывал пить. Люси чувствовал эту ненормальность. Три раза в день проскальзывал в комнату с подносом, уставленным лучшими блюдами его ресторана, вытряхивал полные пепельницы и исчезал. И даже сочувственный вздох позволял себе только за дверью.