Стинер не верил ей. Просто потому, что не хотел? Или потому, что это было уж слишком чудовищно? "Нет, - думал он, - этого просто не может быть". Норберт не доверял ей, ни ее инстинктам, ни ее чувству реальности.
Видимо, она подцепила какие-то слухи, искаженные истеричками до бессмыслицы. Вероятно, просто появился закон, косвенным образом задевающий какие-то аспекты содержания аномальных детей. Они - родители аномальных детей - всегда жили с камнем в душе. С каким ужасом читали они приказ об обязательной стерилизации обоих родителей и всего потомства в случаях, когда доказано "нарушение репродуктивной функции вследствие облучения гамма-радиацией в больших дозах".
- Кто автор закона? - спросил Стинер.
- Предполагают - шестеро членов Комитета по внутрипланетарному здоровью и благосостоянию, - она по бумажке прочитала фамилии. - Вот их имена… Мистер Стинер, мне бы хотелось, чтобы вы написали этим господам… а также всем, кого вы знаете…
Норберт уже едва слушал. Он торопливо расплатился, поблагодарил ее, схватил сверток и выскочил из магазина.
Черт возьми! Как он жалел, что вошел туда! Что, она получает удовольствие, рассказывая такие страсти? Неужели в мире и без того недостаточно проблем, чтобы обойтись без бабских сплетен, распространяемых дамочками не первой молодости, которые от нечего делать ставят общественные дела на первое место…
Но тихий внутренний голос говорил ему: "Она, вероятно, знает, что говорит. Ты должен твердо взглянуть правде в глаза". Вцепившись в тяжелый чемодан, он шел, расстроенный и испуганный, с трудом узнавая маленькие новые магазинчики, мимо которых проходил, торопясь в лагерь на свидание с сыном.
Когда Стинер наконец вошел в большой, со стеклянным куполом, солярий лагеря, он сразу заметил мисс Милч, молодую, рыжеволосую, в рабочем халате и сандалиях, перепачканную глиной и краской, сердито хмурящую брови. Она вскинула голову и, отбросив на спину спадавшие на лицо взъерошенные волосы, пошла ему навстречу.
- Здравствуйте, мистер Стинер. Ну и денек сегодня! Двое новеньких, а один из них - сущее наказание!
- Мисс Милч, - сказал он, - я только что разговаривал с миссис Эстергази в ее магазине…
- Она рассказала вам о предполагаемом законе? - Мисс Милч выглядела утомленной. - Да, есть такой закон. Анна добывает всевозможные секретные сведения, хотя как это у нее получается, я не понимаю… Попытайтесь быть спокойным с Манфредом - если, конечно, сможете - он сегодня выведен из равновесия вновь прибывшими.
Она собиралась отвести мистера Стинера по коридору в игровую комнату к сыну, но тот торопливо остановил ее.
- Как можно помешать выполнению этого закона? - задыхаясь от волнения, спросил Норберт. Он поставил чемодан и держал только бумажный пакет, в который миссис Эстергази положила деревянную флейту.
- Я не знаю, можно ли что-нибудь предпринять, - сказала мисс Милч.
Она медленно подошла к двери и открыла ее. Детские голоса, пронзительные и резкие, обрушились на них. -…Естественно, наши власти и правительство Израиля, как и некоторые другие страны, выступили с гневным протестом.
Вокруг закона столько секретов - все собираются произвести в полнейшей тайне, чтобы не вызвать паники… Такой деликатный вопрос… Никто даже не понимает, что существует общественное мнение по данному делу и не считает необходимым к нему прислушаться…
Ее голос, усталый и ломкий, все время прерывался, как будто она только что гналась за кем-то и теперь ей не хватало дыхания. Но затем она справилась с волнением и ободряюще похлопала его по плечу.
- Наверное, самое худшее, что может произойти - они закроют лагерь и отправят детей на Землю. Не думаю, что когда-нибудь они зайдут далеко и убьют их.
Стинер быстро проговорил:
- Они это сделают… в лагерях… там… на Земле…
- Ну, а теперь идите и пообщайтесь с Манфредом, - сказала мисс Милч, - ладно? Думаю, он знает, что сегодня день вашего прихода - ребенок все время стоял возле окна. Хотя, конечно, он часто это делает просто так.
Внезапно, к своему удивлению, Норберт выпалил сдавленным голосом:
- Вероятно, они правы… Какая польза от ребенка, который не может ни говорить, ни жить среди людей?
Мисс Милч внимательно посмотрела на него, но ничего не ответила.
- Он никогда не сможет выполнять хоть какую-то работу, - продолжал Стинер. - Он, как и теперь, всегда будет обузой для общества. Нужен ли такой ребенок?
- Больные аутизмом дети, конечно, еще продолжают ставить нас в тупик, - сказала Мисс Милч. - Но при всем том, что мы знаем о них, - об их способе жизни, тенденции мысленно эволюционировать… И вообще нет никаких видимых причин все бросить даже после стольких лет неудачных попыток.
- Думаю, я не смогу с чистой совестью бороться против этого закона, сказал Стинер. - Сначала я не подумал как следует над этим. Теперь первый шок прошел. Закон - действительно справедлив. Я чувствую: это правильное решение, - его голос неожиданно прервался.
- Да-а, - протянула мисс Милч, - хорошо, что вы не сказали этого Анне Эстергази, - она бы вас не отпустила просто так. Анна бы мучила вас своими речами до тех пор, пока бы вы не перешли на ее сторону, - она все еще держала открытой дверь в большую игровую комнату. - Манфред вон там, у углу.
Глядя на сына, Стинер подумал: "Никогда не знаешь, как относиться к нему. Большая, породистая голова, вьющиеся волосы, привлекательные черты лица… Мальчик согнулся, полностью поглощенный каким-то предметом в своей руке. По-настоящему хорошенький мальчик, с глазами иногда весело сияющими, иногда просто веселыми и возбужденными… и такая ужасная координация движений. А эта чудовищная манера непрерывно топтаться на цыпочках? Как будто он танцует под какую-то неслышную музыку, какую-то мелодию, звучащую в голове, под ритмы, которые его захватили…
"Какие мы тяжелые по сравнению с ним! - думал Стинер. - Свинцовые! Мы ползаем по земле, как улитки, в то время как он танцует и подпрыгивает, едва касаясь ее ногами. Наверно, гравитация на него совсем не действует. Может быть, он состоит из какого-нибудь нового сорта атомов?"
- Привет, Манни, - обратился мистер Стинер к сыну.
Мальчик даже не поднял головы и вообще никак не прореагировал на появление отца, оставаясь полностью поглощенным своим объектом.
"Я напишу авторам закона, - продолжал свои мысли Стинер, - и скажу им, что у меня есть ребенок в лагере, но я согласен с вами".
Собственные мысли привели его в ужас.
"Стало быть, я признаю убийство Манфреда… Моя ненависть к нему под влиянием этой новости вырвалась наружу. О! Я понимаю, почему они готовят закон в секрете. Держу пари, что множество людей питают такую же неприязнь к своим детям, не признаваясь себе в этом.
- Ты не хочешь флейту, Манни? - сказал Стинер. - Зачем же я ее тогда принес, хотелось бы знать?… Ты не доволен подарком? Нет?
Мальчик ни разу не взглянул на отца и никак не показал, что вообще кого-нибудь слышит.
- Ничего… - произнес вслух Стинер. - Пустота…
Он вздрогнул от неожиданности, когда высокий стройный доктор Глоб в белом халате с папкой в руках подошел к нему.
- В Швейцарии, - начал доктор Глоб, - появилась новая теория, раскрывающая природу аутизма. Хочется обсудить ее с вами. Пожалуй, стоит попытаться применить другой метод лечения вашего сына…
- Сомневаюсь в этом, - перебил Стинер.
Казалось, доктор не расслышал его и продолжал:
- Как предполагают, из-за нарушения чувства времени окружающий мир в восприятии больных аутизмом значительно ускоряется, и они не могут его нормально воспринимать. Мы с вами имели бы очень похожие ощущения при просмотре телевизионной передачи, ускоренной до такой степени, что предметы стали бы невидимыми, а звуковое сопровождение превратилось бы в бессмысленное, нечленораздельное бормотанье. Вы понимаете, о чем я говорю? Больной постоянно слышит некую какофонию звуков. На основании новых идей мы хотим создать комнату, в которой для ребенка, больного аутизмом, будет показываться фильм с очень замедленным изображением. Понимаете? Изображение и звук будут замедлены до такой степени, что ни вы, ни я не сможем воспринимать их как движение или человеческую речь.
- Восхитительная наука - психиатрия, - утомленно произнес Стинер. - В ней всегда что-нибудь новенькое. Не так ли, доктор?
- Да, - кивнул Глоб. - Швейцарцы разработали новые подходы в лечении больных с нарушением психики - замкнутых индивидуалистов, лишенных обычных способов коммуникации. Улавливаете мою мысль?
- Да, я понимаю, - ответил Стинер.
Доктор Глоб поклонился и отошел к другой родительнице, сидевшей с маленькой девочкой и рассматривающей вместе с ней толстую книжку с картинками.
Огорошенный градом слов, Стинер подумал: "Интересно, а знает ли доктор, что власти в любой момент могут закрыть лагерь Бен-Гуриона? Хороший врач, он по простоте душевной не ведает о грозящей беде… Работает себе, счастливый, погруженный в свои научные планы…"
Подойдя к доктору Глобу, беседовавшему с матерью маленькой девочки, Стинер дождался паузы в их разговоре и сказал:
- Доктор, мне бы хотелось несколько побольше узнать о новой теории.
- Да, да, конечно, - сказал Глоб и, извинившись перед женщиной, отвел его в сторону, где они могли спокойно поговорить. - Идея временнЫх соотношений может открыть широкий путь к умам, утомленным непосильной задачей коммуникаций с миром…
Стинер неожиданно перебил его: