- Кидать отсюда? - спросил Кекс, гордясь оказанным доверием и едва не лопаясь от важности. - Или ближе подойти?
Катька, сощурясь, прикинула расстояние.
- А добросишь?
- У, - сказал Кекс. Тоже прищурился и метнул оружие мщения. И промахнулся. Не то чтобы совсем промахнулся. Просто в Ирочку не попал. Шлепанец изящно перевернулся в воздухе и рухнул на голову разгребающему песок Генаше. Физрук вздрогнул. Физрук уронил грабли и стал озираться. Девчонки взвизгнули и затаили дыхание. Красный Кекс взглянул на Катьку и отважно шагнул к физруку.
- Это я, - сказал он. - Но я не в вас, честное слово.
- А в кого? - потирая темечко, слабым голосом спросил Генаша. Ируська перестала пастись и вытянула шею.
- В нее, - ткнул пальцем Кекс. - Я больше не буду.
- Не понял…
- В вас кидаться не буду, - уточнил Кекс, сгорая от стыда. - А в нее - буду!
Генаша сел на песок и обхватил руками колени:
- А зачем?
- Мы вызываем ее на дуэль.
- Ку-да? - зловеще переспросила Ирочка.
- На дуэль, - повторил Генаша. - И я их понимаю.
Ируська прекрасно оценивала свои возможности. Если на каждого из присутствующих цыкать зубом, зубов не хватит (они у нее меняются). Запасной вариант "мамочка спасет и пожалеет" тоже вдохновлял мало. Любимая "вошадка" готовилась к бунту. В общем, все ополчились на несчастного ребенка.
- А-а, - сказала Ируська, на всякий случай выжимая слезы на глаза. Уставилась глазами на Генашу и изрекла: - А я тебе твоей тетрадки не отдам.
- Она не моя, - сказал Гена и покраснел.
Антиируськина коалиция немного обалдело следила за этим диалогом.
- Кидать? - прервал заминку Кекс.
- Кидать! - отдала приказ Катька. - За Виолку!..
- И за Даму, - пискнула Виолка.
- … по противнику…
Взревев, как боинг на взлете, Ируська спряталась Генаше за спину.
- Короче, мы тебя вызываем, - роняя шлепанец физруку на ногу, - смущенно объявил Бритый Кекс. - Имеешь право…
- И лево! - презрительно фыркнула Катька.
Генаша тяжело вздохнул:
- Имеет право выбирать оружие, приглашать секундантов и послать вместо себя заступителя.
Рот Виолки восторженно округлился. Катька склонила голову к плечу:
- Счас же. Мы будем другого лупить, а она - радоваться? Ни за что! Лучше я крысу на нее натравлю.
И, гордо взметнув хвостом, ушла с волейбольной площадки.
Виолка нагнала ее через несколько шагов и, глядя виновато, пробормотала:
- Но он благородный.
- И пожалуйста! - бросила Катька, не оборачиваясь. Виолка тоже наддала. Не сбавляя темпа, пробежали они до столовой и остановились возле скамеечки, врытой под "планом лагерных дел".
- Нет, ну я… - просопела Катька. - Да пусть меня Жвачная Корова сжует, если я когда-нибудь…
Каждое свое слово сопровождала она топаньем ноги, и в конце предложения песок у скамеечки украшала аккуратная кругленькая яма. Смысл Катькиной речи сводился к тому, что спасать любимых подруг себе дороже, а если парню нравится, чтобы на нем свеся ножки ездили, то он сам себе злобный кто-нибудь, и лично ей, Катерине, до его тонкой чувствительной души дела нет, а Виолка как себе хочет…
- А я… - жалобно сказала на это Виолка. - А ты… а я… то есть, ты просила.
Она, Виолка, между прочим, рисковала жизнью, собирая для подруги информацию, а та даже выслушать ее не хочет! А у нее, у Виолки, то есть, тоже своя гордость есть!
- Пфэ… - сказала Катька презрительно.
И не "пфэ", а Терминатор…
Вот лично ее, Катьку, Терминатор не колышет.
И даже то, что он гулял той самой ночью за пределами корпуса?! (Виолка гордо поправила очки).
Катька заметила, что той ночью вообще много кто гулял. И вообще все лагерные ночи протекают по одному сценарию: страшно стонут во сне воспитатели - им дети снятся!; ноют комары; по кустам влюбленные хрумстают; сова и летучие мышки парят; хихикают и топочут кретины, пробираясь в соседний корпус с зубной пастой. А другие кретины с аналогичной целью ломятся навстречу. В общем, обыкновенная ночная лагерная жизнь. И если Терминатору вздумалось бдить, дабы их повылавливать, это проблемы Терминатора.
- И нет, - торжествующе объявила Виолка.
В канун памятной для Катьки ночи, уложив детишек, воспитатели на веранде пили чай. К Кире Дмитрьне с Леной Тимофевной пришла Жанночка Юрьевна, и за чаем… за чаем они разговаривали, сказала Виолка обтекаемо. И тут…
… дверь распахнулась от эффектного удара ноги. И вошел он. Вернее, вышел. Из терминаторской. Ну, это неважно.
- Игорь Леонидович! - строго сказала Ленка. - Дети!
- Пусть! - он воздел над собою обе руки. - Пусть все знают.
Жанна Юрьевна подавилась чаем. А он, между прочим, был горячий. И на юбку налилось.
- Ну, знаете! - фыркнула она.
Все трое потом признались, что с трудом подавили желание чем-либо в Игорька запустить. Стаканами, к примеру. Такой вечер испортил.
- Что мы должны знать? - прищурилась Валькира.
- Я - человек.
И той же ночью Терминатор собирался это доказывать, пообещав перемазать пастой всю Змеиную Горку. Так в "Чайке" с незапамятных времен звался тот отдаленный отовсюду холмик, на котором жили посудомойки, завхоза, физрук с музруком и старшая воспитательница.
- Ну и? - поторопила Катька.
- Лег спать, чтобы потом проснуться. А они чай допили и разошлись. А он просил его разбудить, но они не добудились. Он встал в пять утра, Ленка говорила, и все-таки пошел. Вернулся весь в пасте и с банкой варенья.
Катька лыпнула очами.
- Это не все еще, - захлебывалась Виолка, - к ним с утра медсестра пришла ругаться.
- Зачем?!
- А он почему-то залез в медпункт, обмазал пастой ее и врачиху, разбил банку с йодом и варенье со стола унес.
- Так он же… он же не туда… - Катька рухнула на лавочку, захлебываясь хохотом, дрыгая руками и ногами и не задумаясь, как это воспримут проходящие.
- Перепутал, - пожала плечами Виолка. - И фингал у него под глазом.
- Да-а, - обессилено выдохнула Катька. - Во дает! Терминатор!
2.
Очередь в душ была астрономической. Дело не в том, что на обитателей лагеря вдруг напало желание помыться, а в очередной идиотской инструкции, регламентировавшей оздоровительную жизнь. Одним из пунктов проходили стаканы (которых все еще не хватало), вторым - что пища для приехавших отдыхать детей должна быть пусть и обильной, но несъедобной или, хотя бы, невкусной (чтобы добавки не просили?). Третьим пунктом проходила баня. Вернее, банные дни, которые проводились не чаще раза в неделю (а иногда и в десять дней). Тогда истопник раскочегаривал котельную, над душевыми вился пар, а детишек заводили внутрь и выводили дружным строем, как солдат срочной службы или арестантов. А в другие дни - ни-ни! Хотя Катька, например, считала, что уровень развития общества определяется не количеством высоких технологий и компьютеров на душу населения, а тем, сколько раз за день средний индивидуум принимает душ или ванну. Жаль, что идиоты, составляющие инструкции для лагерей, ее мнения не разделяли.
Чтобы не тратить зря драгоценное время и обменяться дедуктивными построениями, сыщики отошли за цистерну и уселись в расцветающие очитки. За последние дни не произошло ничего выдающегося, слежка не дала результата, к тому же всем очень хотелось спать. Даже Катька стала склоняться к мысли о сообщниках привидения или целой преступной шайке, потому что одиночке такую разнообразную жизнь не выдержать. Максим молча драл кудри и все время удалялся куда-то. Как он сказал, поразмышлять в тишине и спокойствии. Катька от нечего делать подсмотрела за ним. "Тишина и спокойствие" состояли из позеленевшей, довольно грязной тетрадки. Вроде бы они нашли ее в крапиве, когда искали Виолкину землянику. Максим читал. Катька со смехом пересказала всю сцену Данику и успокоилась.
- Я тут подумал, - сказал Максим. - Слушать будете?
Катька впилась в него глазами.
- Я тут подумал. Мы совершенно правильно установили факты, но интертрепировали неправильно.
- Чего?
- Надо было все наоборот, - перевел Максим. - Какова была посылка?
Катька повернулась к Данику:
- А можно, я его стукну? И он станет фиолетовым…
Даник пожал плечами: а чего спрашивать? Максим увернулся и затылком слегка впечатался в цистерну. Цистерна загудела и булькнула.
- Да объясняю! - взвыл Максим, заслоняясь от Катьки левой рукой (правой он держался за голову). - Мы чего думали? Что он хочет всех запугать и прогнать. А что вышло?
- Все наоборот вышло, - кивнул Даник удовлетворенно. - И никто не прогнался.
- А-а, - Катька шлепнулась на траву и стала следить за полетом капустницы.
- А он не обиделся, не рассердился и не пристукнул в сердцах кого-нибудь. И о чем это говорит?
- Лично мне… - сказала Катька.
- Лично мне это говорит, - перебил ее Максим, - что он страдает от отсутствия внимания. И таким оригинальным способом старается его привлечь. Переодеваясь в привидение. Мало того, кажется мне, что мы сами его на эту мысль навели. Ну, не одни мы, а вкупе с Кексом и Виолкой. И остальными, трепавшимися про потустороннее.
Он завершил тронную речь и еще раз ощупал голову.
- Холодненькое приложи.
Максим послушался и осторожно откинулся к стенке цистерны.
- Такой одинокий, - фальшиво посочувствовала злодею Катька, - бедненький. Хотел славы и внимания… Убью!
- Психологический портрет преступника, - подвел итог Даник. - Первое…
- Одинокий, - охотно подсказал Симрик, - стыдливый, необщительный, не пользующийся влиянием и с разбуханным самолюбием.