- Хорошо, милый Тедди. Садись, солнышко… Отдохни.
Он коснулся ее плечом, почувствовав под платьем ее упругую, чувственную плоть. Не удержавшись, провел по ней руками. Она широко улыбнулась, словно потакая его тайной слабости и в то же время понимая, как и он, что она - богиня.
Богиня села к нему на колени, положила руки ему на плечи и прижалась к нему. Кончик ее языка раздвинул ему губы, и голова у него пошла кругом. Она игриво лизнула его, скользнула глубже. О боже, что с ним делали ее мягкие, влажные губы! Как они заводили его… Почувствовав его интерес, богиня заизвивалась у него на коленях, теснее прильнула к нему. Они слились в страстном поцелуе. Потом Мэрилин лизнула его в ухо и, видя, как он реагирует, поняла, что поступила правильно.
Диксон ласкал ее все настойчивее; его руки шарили по серебристому платью. Вот они нащупали грудь - нежную, но крепкую грудь молодой женщины. Потом он скользнул ниже, нашел выпуклый холмик внизу живота, под тонкой материей… Теперь он уже не сомневался в том, что под платьем у нее ничего нет. Как он всегда и думал! Она снова прильнула к нему губами и снова впилась в него страстным поцелуем. На сей раз она действовала так напористо, что у него перехватило дыхание. Он оттолкнул ее и набрал воздуха в грудь.
Зазвонил телефон. Оба замерли и невольно отдернулись друг от друга.
- Не обращай внимания, - с трудом проговорил он.
Они снова начали целоваться, но телефон не умолкал.
Диксон снова отстранился и попробовал успокоить дыхание. Немного успокоившись, нажал кнопку.
- Да! - сухо сказал он.
- Первая леди спрашивает, где вы! - сказал Мейснер, сидевший в соседней комнате. - Она приказала сотрудникам Секретной службы разыскать вас.
- Передай ей, что у меня важный разговор. Международный. Скажи, что я скоро вернусь.
- Ладно. Только уж вы, пожалуйста, не задерживайтесь.
- Кто-нибудь в курсе, что я здесь?
- Только мы, те, кто сидит в этой комнате.
- Прикройте меня. И больше не беспокойте. Если только не… - Диксон оборвал разговор, не докончив фразы, но Мейснер прекрасно его понял.
- Совсем как Джонни. Он тоже всегда бегал от Джекки. - Мэрилин заговорщически улыбнулась. - Бобби всегда покрывал Джонни. Бобби всегда знал, где он. Правда, Бобби всегда знал и то, где нахожусь я. - Она усмехнулась и снова лизнула его в ухо.
Диксон схватил ее за плечи и с усилием оторвал от себя. Потом рывком опустил ее на колени. Она невольно поморщилась от боли; ее глаза наполнились слезами. Держа ее одной рукой, другой он расстегнул брюки.
- Давай! - приказал он. - Ты знаешь, что делать.
- Я не какая-нибудь дешевая шлюха! - возмутилась она.
- Делай то, ради чего тебя позвали! - закричал он и свободной рукой влепил ей пощечину. Она дернулась, но не упала, потому что он по-прежнему крепко держал ее за плечо. - Давай! - снова приказал он.
- Джонни никогда не делал мне больно!
- Я не Джонни.
- А я не какая-нибудь дешевка Моника Левински, - промурлыкала она. - Если хочешь меня, пусть все будет как положено. Пойдем туда, куда я всегда ходила с Джонни…
- Здесь? В Овальном кабинете?
- Нет, здесь мы никогда этим не занимались. У нас было особое место.
- У меня нет времени.
- Ты ведь царь горы, так что время ты найдешь. - Ее пальцы пробежали по его разгоряченной плоти. - Успокойся, милый. Кто посмеет приказывать президенту? Всего десять минут, солнышко… За это время ты получишь все, что хочешь. Я - самая лучшая. Так было всегда. Вот почему все хотели меня… сходили по мне с ума. Я самая лучшая, лапочка. И только для тебя.
Диксон нагнулся и нажал кнопку соседней комнаты:
- Пятнадцать минут! Пусть пятнадцать минут меня никто не беспокоит.
- Есть, мистер президент, - ответил Мейснер, но разговор уже оборвался. Мейснер тут же стер их разговор. Всегда полезно на всякий случай прикрыться. Он считал, что Диксон напрашивается на неприятности. Плохо, когда начальник становится неуправляемым.
- Расскажи-ка мне о Джонни, - велел Диксон.
- Не здесь, - прошептала она, прерывисто дыша.
- Я не могу никуда уйти.
- Оглянуться не успеешь, как мы вернемся… Надо выйти отсюда и пойти по Уэст-Экзекьютив-авеню.
- Куда?
- Сейчас узнаешь.
- Надеюсь, не в старое Административное здание? - Он смутно вспомнил, что оно находится по другую сторону от Уэст-Экзекьютив.
Она хрипло, зазывно хохотнула:
- Тебя ждет сюрприз!
- Я не могу выйти отсюда. Безопасность!
- Вот почему Джонни выходил через потайную дверь. Чтобы нас не поймали.
- Ты знаешь о потайном выходе? - удивился Диксон.
- Я знаю все, мистер президент! - Не вставая с колен, она подалась вперед и ткнулась в выпуклость под его трусами. Потом застегнула ему брюки, встала, протягивая руку, маня его за собой.
- Я не могу…
- Нет, можешь. Ты можешь все, что захочешь… Всего десять минут. И ты узнаешь, что нравилось Джонни.
- Ладно. Так ты в самом деле знаешь, что отсюда есть другой выход? - недоверчиво повторил Диксон. - Хотелось бы мне увидеть физиономии агентов Секретной службы, когда они обо всем пронюхают! - Он усмехнулся.
- Он ничего от меня не скрывал.
- Ладно. Только давай по-быстрому.
- Все будет так быстро… или так долго… как ты захочешь.
На миг он нахмурился.
- Но ты ведь не… Я хочу сказать, ты не настоящая Мэрилин… Откуда ты знаешь, как оно было на самом деле?
Она рассмеялась:
- Просто знаю, и все… глупыш! Вот почему ты получаешь самое лучшее. Я знаю все!
Коттедж "Роза"
Ист-Харлинг
Норфолк
Реальное время: до контрольной точки 13 часов 21 минута
На старом телефонном аппарате, которым я пользовался из ностальгических соображений, мигала лампочка. Я сразу понял, что мне звонил кто-то из соседей. Здешние жители по-прежнему предпочитают старомодные телефоны, хотя кабельных сетей уже не осталось - их производство свернули несколько десятилетий назад. И все же мои соседи по-прежнему хранят верность старым дисковым аппаратам. Они с виду как будто прочнее, надежнее современных видеофонов. Глядя на них, и не поверишь, что уже более семидесяти лет распространена мобильная связь. Жители сельской глубинки привязаны к надежным, прочным вещам. Фермеры - они такие. Старомодные люди со старомодными взглядами.
Я включил кнопку воспроизведения на автоответчике и услышал голос Джона Мэтьюза:
- Конор! Если будешь заказывать продукты в "Сейнсбери", возьми и мне кое-что… - Мэтьюз перечислил то, что ему хотелось бы получить, и добавил: - У меня кто-нибудь целый день дома и заказ примет. Кстати, если ты сам заскочишь, можешь заодно взять свой бекон.
Я еще раз прослушал сообщение и переписал его на свой компьюфон. Мэтьюз - свиновод; он живет в двух милях от меня. Он последним из всех соседей познакомился со мной. Правда, как только он понял, что чужак-горожанин, то есть я, переселился в здешние места, потому что хочу вести такую же простую жизнь, как и он, мы с ним сразу подружились. Наша дружба крепла постепенно, в течение десяти лет; сейчас уже никто из здешних старожилов не считает меня чужаком. Мэтьюзу под восемьдесят; как и у многих жителей глубинки, у него в доме нет даже простенького компьютера, только комплект для связи с врачом, так называемый "медик-жилет". Почти все достижения технического прогресса Мэтьюз считает проклятием цивилизации.
Время от времени Мэтьюз наведывается ко мне в гости. Мы с ним коротаем вечер за картами и глинтвейном. Кроме Мэтьюза, ко мне почти никто не ездит. В карты мы всегда играем на кухне. Кухня - единственное помещение в коттедже "Роза", где достижений прогресса почти нет - точнее, они не выставлены напоказ. Играем мы не спеша, часто задумываемся и молчим, но в такие минуты никакого чувства неловкости не возникает. А иногда мы говорим обо всяких пустяках - обо всем, что приходит в голову. Наши посиделки действуют на меня очень умиротворяюще. Поневоле забываешь о конкуренции, зависти, попытках обойти других.
Мэтьюз тоже дорожит нашей дружбой, но по другой причине. Двадцать лет назад его жена умерла от рака; тогда операции по замене ДНК с использованием клонов еще не получили широкого распространения. После смерти жены Мэтьюз замкнулся в собственном горе.
Однажды он признался:
- Больше всего мне недостает мелочей. Не чего-то важного, а каких-то обыденных… происшествий. Например, я вижу, как по перилам балкона скачет дятел, собираясь стащить орешек у синицы, или крохотные утята топают за мамашей по лужайке к речке. И вдруг я понимаю, что мне некому об этом рассказать, некому прошептать - тихо, чтобы не спугнуть птиц: "Иди-ка посмотри! Скорее, а то улетит…" Вот из-за чего я больше всего чувствую себя одиноким. Из-за мелочей жизни, таких незначительных вещей, о которых почти никому и не расскажешь…
Постепенно мы все больше привыкали делиться друг с другом, и наша дружба крепла.
Мэтьюз редко расспрашивал меня о моем прошлом. Но мое одиночество чуял.
- Ты ведь никогда не любил, правда? - спросил он однажды.
Его неожиданно прямой вопрос меня удивил.
- Нет, почему же… Я любил родителей. Работу. То, чем я занимался.
- Нет, я имею в виду другого человека. Женщину, например.
- У меня были женщины… Я с ними встречался.
- Я не о том, - отмахнулся Мэтьюз. - Я толкую о любви… понимаешь, когда ревнуешь, и тебе больно, если представляешь ее с другим, и радуешься, когда ты с ней.
- Нет… еще нет.
- Одиночество - это нехорошо.