Все-таки бывших нельзя чересчур поощрять. Казалось бы, все давно проговорено, названо, инвентаризировано и отправлено на покой, а вот ведь рыпается еще, шевелится, готова в любой момент и далее по тексту. Ладно, я тут не один, я с ребенком: надеюсь, того, что у нее вместо ума, все-таки хватит это заметить.
За Соловки он, разумеется, выпил. Одна из немногих оставшихся в этой стране по-настоящему хороших вещей, стоящих того, чтобы за нее пить. До состояния, когда уже все равно, за что, Ливанов был твердо намерен не допускать ни в коем случае, ибо Лилька. Вообще, с этими случайными компаниями, старыми соловецкими связями, за которыми нет ничего, кроме общих воспоминаний, тоже чисто ситуативных, замешанных на иллюзорной ностальгии, восполняющей пустоту… короче, со всем этим надо завязывать. Я приехал с ребенком, я приехал работать: тоже малоосмысленные мантры, но если повторять их достаточно часто и в любом контексте, до всех потихоньку дойдет.
На Юльку он больше не смотрел.
- Соловки - лучшее месте на Земле, - сообщил великую новость, оценивающим прищуром озирая окрестности. - Нигде не работается так, как здесь. Я тут собираюсь дописывать эпическую трилогию в стихах, слышали, может?.. "Глобальное потепление".
С умным видом покивали все, даже функционер Боря, тоже мне, соловецкий эстет; ну, в интернет-то он лазит, наверное. Еще в столице, дорвавшись до сети, Ливанов обнаружил, что фрагмент из его мифической трилогии растаскали по нескольким тысячам ссылок, вынесли в топ самых обсуждаемых тем, прониклись, восхитились, препарировали, истолковали, обстебали, возмутились, ни хрена не поняли и т. д. В этой стране так и не научились как следует контролировать виртуальное пространство, хотя казалось бы.
- Почитай! - потребовала Оля.
- Брось, - отозвался Ливанов. - Ты же знаешь, не люблю цитировать из недописанного.
На самом деле он очень даже любил, и все об этом знали, и Оля тоже, но было не время и не место. Во-первых, с помощью стихов укладывают новых женщин, а не возвращают в исходное положение старых; старые ложатся сами, к тому же это всегда не те, кого хотелось бы. Во-вторых, в собравшейся тут компании никто категорически не мог оценить стихи хотя бы чуть-чуть иначе, нежели на наличие-отсутствие рифмы - честное слово, впору затосковать за Герштейном. А в-третьих, он все же не мог вот так, сразу. При всей своей не утраченной с годами техничности, врожденной способности к импровизациям и прочим буриме, для приличной, на уровне, версификации, в первом приближении похожей на стихи, требовалось-таки посидеть и подумать, покрутить, посочинять, дать толчок - прежде чем оно начнет вертеться и литься само. Озарений, когда рождалось, выстреливало и взлетало само сразу, вертикально, без разгона по полосе, с ним давно уже не случалось.
Но вообще надо, надо, решил Ливанов. Набросать несколько заготовок на разные случаи жизни и выучить наизусть. Да и бледного юношу Виталика Мальцева пора подкормить свежей кровью.
- Глобальное потепление - штука актуальная, - заговорил Боря, а может, и не Боря, мало ли их тут таких. - Вот нам недавно спустили из Госметео раскладку по солнечным дням на следующий месяц, так вы не поверите…
- А ну расскажи, - заинтересовался Ливанов.
Боря - не Боря замялся, не стоило его так откровенно стимулировать, все-таки Госметео являлось одной из самых засекреченных государственных структур, все документы оттуда, насколько Ливанову было известно, спускались под несколькими впечатляющими грифами, и ходили слухи, будто там не изучают и не предсказывают погоду, а планируют и делают ее с помощью разнообразных технологий, положив на все международные конвенции по климату. География у нас сакральное знание, привет Герштейну, метеорология в авангарде оного, синоптики - жрецы, вполне реально вызывающие дождь или более востребованное нашей экономикой солнце. Лично Ливанов верил, почему бы и нет, в этой стране и не такое возможно, однако хотелось подробностей.
- Запланировано двадцать четыре солнечных дня, - заговорщически понизил голос таки Боря. - И семь дождливых.
- Ни фига себе! - возмутилась Оля. - А куда я детей дену?
- Говорят, они там у себя провели какое-то социологическое исследование среди отдыхающих. Оказывается, восемьдесят с чем-то процентов желают дождя, как минимум раз в неделю. Непонятка, но они реагируют.
- Чего ж тут непонятного, - Ливанов потянулся за бутылкой, мельком глянув на дальний столик: Юлька о чем-то увлеченно болтала, оживленная и победительная. - Солнышко, тебе налить? Мы слишком много говорим о глобальном потеплении, у нас все на нем держится, а это не есть хорошо. Откровенная зависимость плохо сочетается со стабильностью и процветанием. Поэтому народу хотелось бы периодически убеждаться в том, будто никакого глобального потепления и нет вовсе. Смотрите, мол, весь август на Соловках то и дело шли дожди, а вы мне будете рассказывать.
- Это что касается своих, - резонно заметил Боря.
- А подавляющему большинству иностранных гостей, знаете ли, и дома хватает солнца. Им тоже хочется думать: вот страна, которой вообще не коснулось. Это гораздо приятнее, чем признать, что нам просто чуть больше повезло, зато мы сумели выжать всю возможную пользу. Так у них получается не завидовать нам по-черному, а чисто и бескорыстно нас любить.
- Как ты все всегда здорово объясняешь, - отхлебнув, присвистнула Оля. - Димка, а можно, я встречи с тобой по этапам запланирую? На эти, ну, дождливые дни.
- Ты своего не упустишь, - кивнул он. - За это я тебя и люблю.
- Интересные мысли, - оценил кто-то еще, новый, свеженький: компании на ливановской орбите обладали свойством постоянно нарастать, изредка они проявляли компромисс ротации, но практически никогда не таяли сами по себе. - Здравствуйте, Дима.
Из типичного обращения, удивительно, что не на ты, следовало со всей очевидностью: вновь прибывший уже имел когда-то счастье с Ливановым бухать - как и половина Беломорского побережья, черт бы их побрал. Ничего, с завтрашнего дня начинаем посылать, и первой по списку будет Оля. Довольный принятым решением, Ливанов повернул голову на голос. И стало по-настоящему интересно.
- Густав Массен, - напомнил себя веснушчатый, он, оказывается, был реалистом, допускал, что его могут и не опознать на глаз. - Я был у вас в гостях в прошлом месяце. Юля, позвольте представить интереснейшего человека, известного писа…
Она смеялась.
По-индейски беззвучно, но заразительно и ярко, словно крутилось, разбрасывая искры, колесо фейерверка. Чужая, неожиданная, смешная. Ливанов улыбнулся тоже:
- Привет, Юлька.
- Вы знакомы? - удивился командировочный Массен, теперь Ливанов его вспомнил, гостя из сопредельного государства, развелось их, в смысле, гостей. Странно, а он был уверен, что они оба у нее банановые. Ну-ну. Катастрофа, а не муж. Хотя казалось бы.
- Кто ж не знает старика Ливанова?
Юлька со смехом топталась у столика, присесть она явно была не прочь, но не знала куда. Ливанов оценил диспозицию: по левую руку от него размещалась Оля, это глухо, зато по правую валялся на сидении Лилькин рюкзак, в то время как сам чертенок, вновь обретя малолетнюю подружку, синхронно с ней болтал ногами верхом на парапете; годится. Ливанов сдернул рюкзак со стула и пригласительно отодвинул спинку.
- За старика ответишь, - предупредил он. - Кстати, сколько тебе, забыл - тридцать три?
- Тридцать один, - сказала Юлька, и лицо у нее стало такое, что захотелось немедленно ее заграбастать, прижать, расцеловать, увести, уложить и обчитать наповал новыми фрагментами "Глобального потепления". Вместо всего этого Ливанов наклонился к ее ушку и спросил:
- Это который по счету?
- Чего?
- Первый или второй, спрашиваю?
Командировочный Массен тем временем притулился на свободном стуле, нашедшемся на противоположной стороне стола, и это было особенно приятно.
- Да ты что? - шепотом возмутилась Юлька, доперев, наконец. - Это так, пристал тут один.
- То есть времени ты не теряешь, - одобрил Ливанов; и вправду отлегло и стало совсем весело. - Умница. Ну и как тебе Соловки? Ты с детьми?
- Ага, - кивнула она. - Мальчишек вчера сдала в Сандормох, а Марьянка маленькая еще, таких в лагеря не берут.
Заслышав пару знакомых слов, по левую руку активизировалась Оля; вынесенная за скобки, в игнор, она давно уже ерзала на месте в поисках лазейки обратно. Подалась вперед и вклинилась между, словно забросила абордажный крюк:
- Сандормох? А какой этап? Я работаю в Сандормохе, отличный лагерь, это вон Димка никак не поймет, не видит как будто, что ребенку с ним тут скучно одному.
Насчет "с ним скучно" Ливанов бы высказался; однако Юлька сыграла на опережение, тоже нырнула вперед, локтями на стол, и он моргнуть не успел, не говоря о прожевать, как бывшая и будущая уже мило щебетали о своем и животрепещущем, его самого - Дмитрия Ливанова! - оттеснив назад, в обидное пространство игнора. Надо было что-то делать, и он не придумал ничего лучшего, чем обнять обеих за спины, ненавязчиво просовывая пальцы по бокам в проймы сарафанчика и широкой лагерной футболки. Футболка молчаливо одобрила, продолжая чирикать что-то о режиме, а вот со стороны сарафанчика Ливанов получил короткий удар локтем в знакомой стилистике. Ну это мы, пожалуй, рефлекторно.