* * *
Девчонка была смешная. Нечесанная и помятая, малиновая и облезающая на солнце, независимо-колючая, не очень-то красивая, да и дурочка скорее всего, как все журналистки, - но другой тут не имелось, а Ливанов уже третий день как никого не убалтывал. Да и заняться было больше решительно нечем: начиналась сиеста. Традиционный и неотвратимый временной провис в банановой жизни, идиотский обычай, как оказалось, свято почитаемый и дайверами. Кстати, надо будет порасспросить Кольку Иванченко, как они у себя в поселке ухитряются обходиться без баб.
А пока он обернулся к девчонке:
- Давно работаешь в своих новостях? Сколько тебе вообще лет?
- Тридцать один.
- Врешь.
Она крепче обхватила собственные колени, подтянутые к подбородку. Ливанов придвинулся ближе, присмотрелся: ну ладно, допустим, не врет, хотя ничего так, прилично сохранилась. Повернула голову навстречу, отодвинулась, глянула с вызовом:
- А тебе?
Тоже на ты она перешла исключительно из принципа. Делала над собой усилие, но держалась.
- Мне - сорок два.
- Правильный ответ.
- А какой неправильный? - заинтересовался Ливанов. - Сорок три?
- Варианты неправильных: "а сколько ты мне дашь?", "разве это имеет значение?" или "увы, гораздо больше". На вопрос о возрасте нормальные люди отвечают числительным.
Ливанов рассмеялся:
- Да ладно тебе, Юлька. Нормальные люди его и не задают.
Он заглянул ей в глаза, сощуренные от солнца, ощетиненные белыми солеными ресницами - и Юлька засмеялась тоже, зацепившись за его взгляд, поймав его волну. На первой стадии убалтывания Ливанов больше всего ценил именно этот момент: когда совпадало, запарралеливалось, когда совмещались какие-то внутренние шестеренки и начинали крутиться в едином механизме, а дальнейшее становилось делом креатива, живой и действенной фантазии в заданном ключе и ритме. Если ничего подобного не происходило, убалтывать дальше просто не имело смысла. Но Ливанов редко настолько прокалывался и промахивался. Может быть, раньше, давно, еще до первой жены; но те времена он уже почти и не помнил.
- У тебя дети есть? - все женщины за тридцать не упускали случая похвастаться детьми, и он всегда успешно этим пользовался.
Смеющаяся Юлька кивнула и показала четыре пальца. Ливанов присвистнул:
- Ты меня сделала. У меня одна Лилька, мой чертенок и солнышко. Когда ты успела? Мужей было тоже четверо, надеюсь?
Помотала головой:
- Мужей двое. Только почему "было", они и сейчас есть.
- Оба сразу?
- Ну да.
Ливанов изобразил медленное и усиленное движение мысли: вообще-то он слышал, конечно, об этом дивном изгибе бананового законодательства, призванном поделать хоть что-то с их катастрофически пошатнувшейся после глобального потепления демографией. Но детали его и вправду интересовали - а главный секрет успешного убалтывания заключался именно в неподдельном интересе не только к девушке как к таковой, но и к тому, что она говорит; как правило, данный интерес все же приходилось виртуозно симулировать.
Юлька смеялась. Хорошо.
- Так значит, ты… ну, с обоими одновременно?
- Да ну тебя. По очереди, конечно.
- Это как? Расскажи. По графику, что ли?
- В общем, да, теоретически по графику. Никто его не соблюдает, конечно… Они у меня рядом живут, удобно, можно всегда подкорректировать, если какие-нибудь накладки.
- Муж должен быть рядом, - задумчиво произнес Ливанов. - Нет, Юлька, я все-таки не понимаю. Вот, к примеру, у меня жена, - упоминание жены, независимо от контекста, входило в обязательный риторический набор. - И вдруг она привела бы домой кого-то еще. Другого волосатого мужика. Слушай, но я бы его убил. Честное слово.
- А что ей делать, если она его полюбила, другого? - требовательно спросила Юлька. - Уходить из семьи? Встречаться на стороне?
Такой поворот Ливанову не приходил в голову, он отвлекся от Юльки и приятного процесса, и вправду подумав о жене. С которой они понимали друг друга настолько хорошо, что почти все вопросы в семье решались сами собой, а разногласия оставались данностью, не имеющей решения, и уже необязательно было ни спорить, ни разговаривать, ни даже регулярно видеться: как правило, они с ней находились в противофазе, не совпадая физическими и рабочими режимами. И вот сейчас он, Ливанов, уехал в Банановую и не сказал, на сколько, а она там… Надо позвонить. Нет, что за черт, какое звонить, зачем?! Если какая-то банановая девчонка…
- У нее есть я, - сказал он несколько суше и холоднее, чем предполагал убалтывательный режим. - А тебя что, первый не того как следует? Или там прошла любовь?
- Прекрати, - обиделась Юлька. - Нифига ты не понимаешь. Они разные совсем.
Все-таки она была очень смешная. Ливанов придвинулся ближе и подгреб ее к себе, обхватив широким жестом за плечи:
- А про третьего ты не думала?
Разумеется, рука была сброшена, под ребра въехал острый локоток, а девчонка отодвинулась на полметра. Ливанов всегда позволял себе нарочито преждевременные жесты с расчетом именно на подобную реакцию: на третий-четвертый раз девушка обычно не то чтобы соглашалась, но привыкала, смирялась с такими вот правилами предложенной игры. Что было само по себе приятно, но увы, существенно снижало градус. Юлька пока держалась сама и держала дистанцию, и это его подзаводило.
- Все-таки удивительная у вас страна, - заговорил, как бы меняя тему, но на самом деле все о том же. - Как вы так живете? Ни малейшего порядка, ни хрена. А все потому, что у вас рулят бабы. Вот я, хоть убей, не могу себе представить, чтобы в этой… у нас, я имею в виду, в стране народ проголосовал за женщину. А вы запросто.
- Ты что, совсем за новостями не следишь? Ей импичмент объявили.
- Да знаю, знаю… Но в принципе - выбрали же. Сегодня одну, завтра другую. А в результате полный бардак.
- Ну да, - хмыкнула Юлька. - Если полный бардак, то женщина виновата. А ничего, что все предыдущие президенты были мужики, при них и началось?
- Ты что, можешь сказать конкретно, когда оно у вас началось?
- Этого никто не может сказать. Уж точно до глобального потепления.
Родное словосочетание зацепило слух, Ливанов даже подумал было, не начать ли обчитывать ее стихами; нет, пожалуй, рановато, после стихов (ливановских ранних и действительно, он знал, неплохих) девушки обычно сразу ложились, срывая к чертям весь увлекательный процесс, - а если вдруг не ложились, становилось еще обиднее. Интересно другое: насколько он успел заметить, и отнюдь не только в этот приезд, банановые вообще напрочь не помнили о глобальном потеплении. Свою перевернутую экстремальную жизнь они принимали как данность, а вовсе не катастрофу, как это было в первые после глобального потепления годы там, в его стране. Действительно, у них все началось раньше - распад, развал, бардак - потому и не заметили, наверное, как следует, что к тому же еще и потеплело.
А она вот помнит. Даже любопытно.
- Глобальное потепление, - повторил Ливанов, ему нравилось произносить это словосочетание, нравилось, как оно звучит. Хотел свернуть на свою мифическую трилогию, но не стал: говорить о ней абстрактно было неинтересно, а до стихов, как было сказано, у нас пока не дошло. - Оно же вас тут накрыло по-настоящему. Процентов тридцать территории затопило, да? - он постучал по ржавой канистре, на которой сидел, и она отозвалась глубоким гулом.
- Тридцать три, - сказала Юлька. - Но, знаешь, дело даже не в этом. Глобальное потепление, оно ведь нам показало, наконец, какие мы есть. И весь ужас в том, что никто не захотел увидеть! Никто ничего не стал менять. Живем, как будто так и было. И я хочу…
Последние фразы Ливанов слушал с неподдельным интересом: надо же, оно, оказывается, что-то пытается соображать, сопоставлять, делать выводы. Наличие у девушек ума, разумеется, в женской лайт-версии, он всегда приветствовал. И тем более досадным показалось, когда она внезапно замолчала, затормозила с разбегу, будто передумала вдруг выдавать государственную тайну. Правильно, усмехнулся Ливанов, вспомнила, что я соловецкий гость, северный сосед. У банановых своя гордость.
- Ну и чего ты хочешь? - подбодрил он.
Вышло даже двусмысленнее, чем задумывалось. Юлька бросила короткий взгляд исподлобья и не ответила. Странно: только что все было на мази, на ускорении, на правильном пути - и вот на глазах отходили контакты, распадались разъемы, разъединялся налаженный было коннект. Ливанов ничего не понимал.
- Знаешь что? - пустил он в ход самое обкатанное, безотказное и ни к чему не обязывающее. - А давай-ка я увезу тебя отсюда. Твоим мужьям чего-нибудь соврем, да они, наверное, и не станут возникать, ты же независимая женщина из независимой страны, правда? И рванем с тобой на Соловки!
Она подняла голову и посмотрела с неожиданным любопытством и надеждой, как будто ни с того ни с сего приняла его слова всерьез. Нет, с этими банановыми определенно ничего нельзя понять, а тем более с их женщинами.
Ливанов положил руку ей на плечо, выдержал мимолетную паузу, застолбив отсутствие сопротивления, а затем привлек Юльку к себе и прижал довольно чувствительно. Она оказалась упругая и горячая, пахнущая солнцем.
Не отстранилась. И это было уже скучно.
Блок: АЛЬТЕРНАТИВНАЯ СЕМЬЯ, хронометраж 8 мин. 30 сек.
Ведущая: Приятно видеть вас снова после рекламы, вы смотрите ток-шоу "Супер-Мост", я, если кто забыл, Юля Чопик. Постоянные зрители в курсе, что героями нашей программы часто бывают не только раскрученные медийные лица, но и нормальные люди. Встречайте в нашей реальной студии Галину Гудзь, простую женщину, которая собралась замуж!
(Аплодисменты в студии.)