Странная это работа. Такая, что не кончается, когда заканчивается день. Она становится частью тебя, и ты становишься ее частью. Вот почему ты и твои коллеги считают, что это призвание, и приравнивают свою деятельность к служению вере и другим профессиям, оперирующим этикой и моралью.
Ты сидишь напротив убийц и спрашиваешь, что заставило их решиться на убийство, - так, словно это правомерный вопрос. Вопрос, который вообще можно задавать. Ты смотришь на киллеров, виновных в смерти многих, и спрашиваешь, какова ваша идеология, что делает ваши методы привлекательными в глазах других людей, - так, словно тебя интересует их ответ.
Ты думаешь: нам надо знать, - будто это знание хоть как-то поможет решить проблему. Тебе кажется, ты совершаешь правильный поступок, когда соглашаешься на эксклюзивную встречу с кем-нибудь из этих харизматических вождей - с новым Владом Третьим, новыми Гитлером или Усамой бен Ладеном - и берешь у них интервью, как у нормальных уважаемых людей. Вместо того, чтобы отобрать у охранника пистолет старого образца и пристрелить этого харизматического мерзавца к чертям собачьим.
Позднее ты ведешь дискуссии о морали, словно это имеет хоть какое-то значение.
Ты говоришь: твоя работа не позволяет тебе судить этих людей.
Ты говоришь: репортеры не могли бы брать интервью, если бы проявляли крайнюю нетерпимость.
И ты не говоришь: у меня не хватило мужества умереть за свои убеждения.
И в этом суть дела. Потому что за всеми этими разговорами о морали, работе и призвании прячется простая истина.
Ты можешь наблюдать. Можешь все видеть.
И ты не можешь сочувствовать.
Потому что если ты дашь волю чувствам, то поймешь, что твое призвание есть просто работа - зарабатывание денег грязным, часто просто отвратительным способом, и осознаешь, что в твоем прошлом имеется множество эпизодов, когда надо было не болтать, а действовать. Когда ты могла спасти одну, или десять, или даже сотню человеческих жизней, но ты сделала другой выбор.
Ты ничего не сделала - только трепала языком "ради всеобщего блага".
7:15. СЕТЕВОЕ СООБЩЕНИЕ МАРТЫ ТРУМАНТЕ.
СМЕРТНИКИ. ЧАСТЬ 3
В любом расследовании большую роль играет везение. Следствие, проведенное в Париже, не стало исключением.
Три месяца прокопавшись в руинах Лувра, специалисты все-таки обнаружили чип. Заложенная в нем информация не сильно пострадала. Выяснилось, что подобная технология была создана пять лет назад, и это потрясло следователей больше, чем что-либо другое.
Следователей, но не генерала Педерсен.
"В тот день я смотрела программы новостей, - говорит она. - Не знаю почему. Обычно я этого не делаю. Как правило, я лишь бегло проглядываю всю эту информационную жвачку. Но в тот день я посмотрела новости внимательно, и они меня потрясли. Я увидела эпизод с бомбой в музее. Я увидела мальчика, его смех, как он подпрыгивает на месте, его возбужденную улыбку. Мне показалось, что он ждал этого дня, когда… да, на самом деле он ждал смерти".
Сначала другие эксперты в области охранных систем не прислушались к словам Педерсен. В мире, где подрывники-смертники стали привычным делом, ребенок, напичканный взрывчаткой, в какой-то степени - нормальное явление, но никто не мог поверить, что в его тело еще несколько лет назад была вживлена микросхема с мощной взрывчаткой, способной разрушить целое здание.
Невозможно было поверить, что люди могут строить столь далеко идущие планы и быть такими жестокими.
Оказалось, что могут. Такова новая правда - или, может быть, давно забытая истина.
Они могут.
Женщина показывает мне документы, выданные ей в госпитале. Показывает мне диаграммы, графики и краткие пометки, которые сделал доктор на медицинской карте ее новорожденного ребенка - объясняя, где должны быть размещены чипы. "Чипы, которые помогут ей жить в современном мире" - так сказал доктор.
Она показывает мне компьютерные распечатки, отчеты банка перед ее мужем о том, какие средства переведены на имя дочери для обучения, регистрационные списки - все, требуемое для того, чтобы здорового ребенка четырех лет от роду приняли в одну из лучших частных школ Каира. Это планы, которые она и ее муж строили относительно будущего дочери, будущего сына, их будущего.
Она говорит, что власти полагают, будто муж изготовил все эти счета и документы для того, чтобы защитить ее, доказать, что жена и сын не имеют ничего общего со взрывом, осуществленным отцом и дочерью.
Но он не интересовался политикой, говорит мне женщина. Никогда не интересовался, но ей никто не верит.
Они поверили ей ровно настолько, чтобы выслать сюда, а не убить, как поступили с множеством семей. Они даже не стали мучить ее или лишать свободы. Власти просто отреклись от них, от нее и ее сына, сделав их людьми без родины, изгнанниками среди изгнанников.
Женщина могла позволить себе обустроить эту палатку на этом песчаном клочке земли. Она платит за место рядом с медицинской частью. Она надеялась, что кто-нибудь поддержит ее, что медицинский персонал - сестры и санитары - помогут ее несправедливо обвиненному сыну.
Но вместе этого они избегают ее, как и все остальные. Они избегают ее, потому что она не смогла защитить свою дочь. И потому что не смогла разделить участь мужа. Ее презирают за наивность, за то, что так называемые патриоты проигнорировали мученическую смерть ее мужа и дочери. Ее презирают за то, что она не умерла вместе со своей семьей.
Они презирают ее, потому что не могут понять.
Или потому что не хотят.
8:15. СЕТЕВОЕ СООБЩЕНИЕ МАРТЫ ТРУМАНТЕ.
СМЕРТНИКИ. ЧАСТЬ 4
Эксперты потратили уйму времени и денег, изучая новый способ осуществления терактов.
Некто Мигель Франк задался вопросом, почему три семьи решили убить своих пятилетних детей на территории всемирно известных достопримечательностей Парижа в один и тот же день. Он надеялся обнаружить связь между тремя этими взрывами, которая приведет его к гнезду террористов.
Не обнаружив этой связи, он вместе с другими учеными решил разобраться, были ли эти микросхемы с взрывчаткой запрограммированы на действие в определенный день, а также сдетонировали ли они под влиянием рентгеновских или лазерных лучей или же звуковых локаторов.
Уцелевшие чипы не дали никакой информации. Только то, что установленный детонатор должен был взорваться в определенное время и в определенный день.
Лишь после долгих исследований и продолжительных допросов выживших людей, а также благодаря неизменному счастливому случаю Мигель Франк все-таки обнаружил искомую связь между тремя терактами. Некто дал трем семьям бесплатные билеты на объекты, где произошли взрывы. То, что эти дети не умерли в одном и том же месте скопления туристов, - оборотная сторона этого везения, хотя о каком везении тут может идти речь?
Что предпочтительнее: до основания разрушить Лувр или Эйфелеву башню? Или Нотр-Дам?
Что лучше: уничтожить один исторический памятник или нанести повреждения трем сразу? Больше жизней будет спасено или, наоборот, уничтожено? И что сильнее привлечет внимание людей?
Я разговаривала со всеми родителями в этой части анклава. Со всеми выжившими - несколькими мужчинами и женщинами - из когда-то полных семей. Все они утверждают, что не имели отношения к политике, утверждают: ни они, ни их супруги не знали, что их ребенок обречен на смерть.
Я прошу доказательств. Все они дают мне одинаковые документы. Все предъявляют мне банковские счета. Но что удивляет - по крайней мере меня, - названия госпиталей разные, и врачи тоже разные.
- Это средний медицинский персонал, - говорит мне один мужчина.
- Это амбулаторная процедура, - говорит женщина.
Возможности журналистов за последние сорок лет сузились. Скандалы пятидесятилетней давности, вопли прессы об исчерпании природных ресурсов, издержках научных экспериментов или о предвзятости политиков - все это изрядно подорвало доверие к нашей профессии.
Теперь, когда тебя нанимают на работу, то непременно напоминают о прошлых скандалах и говорят, что любой репортаж должен опираться, как минимум, на три достоверных источника (которые обладают необходимыми доказательствами и у которых можно взять интервью в реальном времени, а не на видео, где ими может кто-то управлять; подлинники документов тоже не годятся). Короче, если у тебя меньше трех источников информации - репортаж не пройдет.
Любые подобные истории, появляющиеся в блогах или социальных сетях, рассматриваются как публикации в газетах или видеоновостях.
Тебе говорят, что формально вместо тебя нанят некий редактор. Поскольку за тобой будут следить. Все мы под наблюдением.
Итак, ты становишься и обозревателем, и детективом, ты лично фиксируешь то, что нарыл сам, и больше никому не доверяешь.
Тебе необходимы проверенные факты, и если ты не можешь их добыть, то рискуешь потерять работу.
Ты рискуешь скомпрометировать профессию.
Ты рискуешь потерять свое призвание - потому что можешь поверить.
В конце концов меня допускают к особе, которую я очень надеялась увидеть. Меня приводят в медицинскую палатку к шестилетней девочке.